Андриса Леонидовича Колбергса по праву можно назвать латвийским Сименоном, Конан Дойлем или Эдгаром По — на выбор. В советское время за сборниками детективов латышских авторов, в каждый из которых входили его романы, стояли бешеные очереди с "макулатурными" талонами в руках. Мастер психологического детектива 70-80-х годов продолжает работать и по сей день. И мечтает снова печататься по-русски.
Детектив как жанр, утверждает Андрис Колбергс, долго проработавший в юмористическом журнале Dadzis, имеет много общего с сатирой. И там, и там не может быть ничего лишнего, очень важна точность — главную роль играют детали. Отданное со временем предпочтение детективным романам писатель объясняет просто: "В обычном социальном романе от главного героя советское начальство много требовало: чтобы он был семьянином, партийным и т. п. В детективе все это можно было скрыть за криминальными коллизиями — сильно не придирались".

Прорвемся, опера!

– Говорят, все ваши произведения советского периода были основаны на реальных событиях.

– Да, причем иногда детально. За некоторые подробности даже долбали сверху — откуда узнал? Но рычагов давления на меня практически не было — беспартийный же, так что я никого "не сдал". С милицией я вообще общался очень тесно. Много пришлось поработать с кино: 12 фильмов художественных и столько же документальных. Часто требовалась помощь милицейских консультантов. Помогали такие люди, как Алоиз Блонскис, Кавалерис — мы до сих пор дружим. Очень сведущие в своем деле люди. Теперешних я не совсем знаю, на уровне "здравствуйте — до свидания".

– А с оперативниками по вызовам не ездили?

– Раз-два в месяц — обязательно. А как же: если вместе с операми водку не пил, одним куском хлеба не закусывал, не чувствовал, что в тебя могут выстрелить — ты ничего толком об этом не напишешь. У меня было удостоверение: "консультант министра" — с ним я проходил в любой отдел милиции в любом районе. Сам предлагал: понятой не нужен? На своей машине, денег за бензин не прошу — конечно, нужен! Ездил на рейды, на задержания. Причем с полной нагрузкой: однажды две недели охотились за автоворами — ночами не спали. Если ввязываться в такое дело, то надо идти до конца.

– Действительно рисковали жизнью?

– Ну, судите сами… По сводке в квартире на Марупес был кто-то жутко опасный и вооруженный. Окружили дом, я стоял, смотрел, чтобы в окно тот, за кем приехали, не выпрыгнул. Но оперативники его на месте повязали — все благополучно обошлось. Отношения с милицией были настолько хорошие, что иногда они и сами предлагали съездить на какую-нибудь интересную акцию. В 1989-м позвонили, говорят: впервые в Риге проводим такую операцию — делаем облаву на наркодилеров. Хочешь с нами? Хочу, конечно! А заодно попросил взять с собой и Юриса Подниекса — он давно просился. Этот материал где-то в архивах должен быть. Подниекс, как очень тонко чувствующий трагедию режиссер, все снял так, что мороз по коже продирал. То, что сейчас об ужасах наркомании по ТВ показывают, в сравнении с этим ерунда. Так мы с ним случайно стали у истоков борьбы с наркоманией.

Каменскую спасла Яковлева

– Интересуетесь, как живут ваши былые российские собратья по перу?

– Если еду в Москву или они приезжают сюда, то мы обязательно стараемся встретиться: нам-то делить нечего — мы вне политики. Живут они трудно: обычные тиражи — 5000. Я сейчас свой тираж выпускаю в 3000. С тем, что было раньше, конечно, не сравнить. Для России было нормально и миллион. Причем через две недели звонили и говорили: меняем обложку и выпускаем еще миллион. Мне повезло — я оказался между Западом и Востоком: писал о жизни в Латвии, но оставался интересным и всему Союзу. На латышском языке мой самый большой тираж был 145 000.

– Ту огромную массу авторов, чьи книги сейчас продаются с лотков, причем каждый месяц новые, стоит называть писателями?

– Анатолий Приставкин, один их моих хороших друзей, рассказывал, что это учащиеся литинститутов так халтурят. В смысле, пишут для тех, чьи фамилии стоят на обложках. Такое бывало и в советское время — кто кому свой роман продал, мне было известно, но тогда это было один-два случая на весь Союз. Все знали: сидит секретарь в литературной организации, стукач, приставлен от КГБ. И вдруг у него выходит роман — откуда? Оттуда… Но все равно — раньше столько мусора не было. Хотя литература меняется вместе с поколениями. Ругать ее нет смысла. Еще Сократ ворчал, что молодежь ничего не умеет, ничего не знает и т. д. и т. п. Я отношусь к этому проще: не нравится — поставь книгу на полку.

– Читаете современную российскую литературу?

– За детективами слежу, но не пристально. Я профессионал: мне достаточно прочитать пять страниц вначале, пять в середине и пять в конце, чтобы понять, писатель ли это. Марининой, например, я две книги прочитал и больше не буду.

– Не понравилось? А вот сериал по ее детективам пользуется успехом.

– Кино — другое дело. В "Каменскую" очень хорошую актрису на главную роль пригласили. А если герой тебе симпатичен, то фильм можно сделать и из телефонной книги.

Три проститутки для детского утренника

– Правда ли, что при наличии связей на Рижской киностудии можно было пристроить даже самый плохой сценарий? Я слышал, режиссерам буквально приказывали, что снимать.

– Нет, не сказал бы. Наличие фильмов с плохими сценариями объясняется другим. План у Рижской киностудии был 10 фильмов в год. Написано десять нормальных сценариев и, как обычно, где-нибудь в запасе лежат два-три паршивых, которые ни читать, ни снять невозможно. Ну, лежат и лежат. И тут один из "хороших" закрывают, а закрывали, отмечу, только хорошие — только они могли кого-то задеть, вызвать споры. Вот тогда план и добивался всякой чушью. Киностудия — это же фабрика, 100 человек без работы не оставишь. А вообще, конечно, жалко ее — упустили. Средний персонал Рижской киностудии был очень хорош, можно было бы сейчас классные фильмы делать.

– Для театральной сцены что-нибудь писали?

– Один раз (смеется). Эту пьесу так никто в театре и не поставил. Мне и Петерису Зирнитису, двум обормотам, позвонили из Дома творчества в Дубулты: мол, Министерство культуры объявило конкурс на пьесы. Приезжайте: бог с ней, с пьесой, вы хоть заявку напишите. Заявку написали. Через какое-то время снова звонят: будьте добры, получите пятьсот рублей. Удивились, получили. Потом уже сам Зирнитис мне звонит: ты заявку внимательно читал? Оказывается, если пьесы не будет, то эти пятьсот рублей придется вернуть. Сели писать, написали. Снова звонок: пьеса понравилась, примите участие в семинаре в Ялте. Уже практически собрались и тут, спустя две недели, выяснилось: в Ялте конкурс детских пьес! И наша самая детская: шесть немецких офицеров, три проститутки и шпион-разведчик! Но все равно Министерство культуры у нас ее купило, сказали — хорошая. Правда, ставить на сцене ее никто не захотел — каждый режиссер мечтает о "Гамлете", "Ромео и Джульетте". Да и Шекспиру-то авторские платить не надо. С пьесами так всегда было — их трудно пробить.

– Русских читателей в ближайшее время чем-нибудь порадуете?

– Детективы остались позади, сейчас я занимаюсь совершенно другим. Пишу историческую, документальную книгу про 1919-й год — "10 экскурсий по Риге". Сейчас она переводится на английский язык. С переводом на русский пока не все ясно. Посмотрим, хватит ли средств. Издаю я давно себя сам: ходить по редакциям кланяться и клянчить — не хочу. На русском должна быть такая книга. Все наши беды оттого, что мы мало друг друга знаем.

Seko "Delfi" arī Instagram vai YouTube profilā – pievienojies, lai uzzinātu svarīgāko un interesantāko pirmais!