Трудно поверить в это сейчас, когда коробки конфет Лаймы можно купить повсюду. С одной стороны, хорошо, что исчезло само понятие дефицита (если забыть, что под это определение ныне попали деньги).
С другой — жаль все-таки. Потому что когда-то тот, кто имел доступ к продаваемым лишь из-под прилавка "Прозиту" или "Серенаде", мог считать, что он держит бога за бороду…
Как это было
Жила-была девочка. В Смоленской области. Детство и девичество ее выпали на послевоенное время. А по этому куску русской земли война каталась без малого четыре года, оставив после себя прах и разорение. Короче говоря, было голодно и холодно.
А за 75 лет до нее жил такой немец Теодор Ригерт. Заводчик. Сегодня его назвали бы удачливым предпринимателем. Потому что в 1870 году он поставил в Риге фабрику сладостей. Каковая в 1925-м обрела в уже независимой Латвии исконное латышское название Лайма. Но даже в самых радужных снах владельцы промышленного акционерного общества и представить себе не могли, что их торговля шоколадом и конфетами благополучно переживет все исторические катаклизмы и обретет право считаться символом Латвии. Как, если хотите, памятник Свободы (может, не случайно знаменитые часы "Лайма" стоят неподалеку от него). Как радиоприемник "Спидола", "Черный бальзам" и миноги. Не представляла себе этого и смоленская девочка Зина Романенкова. Просто увидела в газете объявление, что рижское училище фабрично-заводского обучения при Министерстве пищевой промышленности набирает учащихся. Особенно ей понравились слова "карамельное отделение".
На дворе стоял 1947 год, и поехала она к своим карамелькам, о которых не имела ни малейшего представления — только чувствовала, что при этом слове слюна во рту выделяется. А когда в начале 90-х ушла, как принято говорить, на заслуженный отдых, в трудовой книжке у нее была одна-единственная запись: фабрика Лайма. Только должности менялись: от карамельщицы до главного контролера всего завода. То есть хранительницы того самого замечательного качества Лаймы, которое пережило и Первую республику, и советскую власть, и "песенную революцию" с перестройкой. И которое, будем надеяться, нас переживет…
Так что лучшей рассказчицы я и найти не мог. Кто интересуется формальной биографией Лаймы, может заглянуть на соответствующий сайт во всезнающем Интернете и с замиранием сердца прочитать о всех перипетиях знаменитого предприятия: и как оно сливалась и разливалось с коллегами и конкурентами, и как юбилеи праздновало с фанфарами и вручением орденов, и как планы перевыполняло, и какие знаменитые конфеты выпускало, и сколько их процентов на экспорт гнало (так, наши карамельки очень в Монголии уважали, а шоколадные конфеты "нашли своих поклонников" в Африке), и как обретало гордое имя AVE LAT — тем не менее всегда и вечно оставалось Лаймой.
Однако пусть простят меня профессиональные историки, рекламщики и пиарщики Лаймы (как всякое порядочное предприятие, она обзавелась и ими), но не эти волнующие события меня интересовали.
Сладкий труд
С детских лет не давала покоя тайна Лаймы. Что бы ни происходило на этом кусочке земли, но, да простится мне этот высокий слог, звезда Лаймы не тускнела и не меркла. Ее высокое качество в буквальном смысле слова падало автору на голову в семилетнем возрасте, когда он бегал в 61-ю школу по улице Палидзибас, на которую выходили окна одного из корпусов Лаймы (они и сейчас смотрят туда же). Стоя под ними, мы пронзительно вопили: "Тетенька, дай шоколаду!", и распаренные тетеньки в марлевых косынках, распахивая окна, плескали нам из черпаков шоколадную смесь. Она шлепалась нам на портфельчики, брызгами разлеталась по земле, откуда мы ее собирали и, слизав пыль, наслаждались этой божественной сладостью… До сих пор благодарен тебе, Лайма.
— Очень трудная была работа, — вспоминает Зинаида Алексеевна. — Карамельная масса — это сахар, патока, вода… все это уваривается, охлаждается, и тяжелая вязкая масса ползет на стол. Техника была допотопная, масса ручного труда… ведь каждую карамельку надо было аккуратно в бумажку завернуть. Даже профессия такая была — завертщица. За смену 30 килограммов карамели через нее проходило. А в килограмме больше сотни конфет, вот и считайте…
Мало того. Каждая карамелька должна быть аккуратненькой, блестящей и не слипаться (как-то из-за этого слипания Зинаида Алексеевна с коллегами чуть под суд не пошла — но об этом позже). На одном из всесоюзных совещаний конкуренты завистливо сказали: "Ну да, эти латыши — они же каждую конфету облизывают". "И облизываем!" — гордо ответила технолог Романенкова. Хотя все дело было в точнейшем следовании рецептуре, в правильном соотношении сахара и патоки (она же антикристаллизатор).
Конфета — такое же произведение искусства, как и те, в создании которых участвуют зрение и слух. А здесь — вкус и обоняние. С 1952 года существует сборник унифицированных рецептур — конфетные составы, выдержавшие испытание временем. В прошлом — жаль, с опозданием узнали — знаменитая "Серенада" могла бы отметить свое… шестидесятипятилетие. Выпускают ее только на Лайме, и никто из конкурентов на нее не покушается: и рецептура непростая, и орешки начинки надо мельчить, но, главное, после охлаждения начинка обретает такую крепость, что резать ее весьма непросто — на Лайме же есть свое ноу-хау, специальные ножи.
Конфета со своим лицом
До сих пор на Лайме вспоминают Елену Францевну Ордовскую, великого мастера составления шоколадных наборов, где у каждой конфеты своя начинка, свое лицо. Ордовская, обладательница кучи уникальных рецептов, привезенных из Англии, где она когда-то училась, свои наборы составляла как музыкальные произведения — ни одной ноты, то бишь конфеты, ни убавить, ни прибавить. Не случайно министр пищевой промышленности СССР Леин лично слал ей ко дню рождения поздравительные телеграммы…
Но одну лишь "Серенаду" петь все время нельзя, унифицированной рецептурой тоже можно пресытиться. Перед тем, как создавать новый сорт, мастера первым делом бегут по складам: что у нас есть? что еще надо бы достать? где? какие эссенции, наполнители, ликеры? А потом начинается кропотливая работа, к которой посторонних стараются не подпускать. Честное слово, я не собирался открывать конфетное производство, но лаборантка Анда весьма неодобрительно смотрела, как я бросал взгляды на размазанную тонким слоем на деревянном подносе коричневую массу, и как я ни намекал, попробовать так и не дала; сама же время от времени отщипывала кусочек и, осязая его, задумчиво ходила по лаборатории. Когда новое изделие появляется на свет, к делу приступают дегустаторы. Если "испытателей" чая называют "титестеры", то на Лайме особого названия у них не было. Просто мастер, технологи, контролеры, держа за щекой новое изделие, делились мнениями: кислинки не хватает, горчинки в меру.
Талантливость человеческого языка и носа никакой техникой не заменить, особенно у людей, которые, как Романенкова, не одно десятилетие дышали этими пахучими и пряными запахами.
Голая королева
Название новая конфета получает не сразу, что и понятно: крестить новое изделие — чертовски трудное дело. Но иногда новое название приходит буквально само собой. Создали этакие симпатичные шоколадные бутылочки, что-то вроде "Прозита". С двумя ликерами — молочным и абрикосовым. Торжественно собралась на пробу строгая дегустационная комиссия. После первых же конфет посмотрели друг на друга и расхохотались: у всех на лицах блуждали блаженные улыбки. Так и назвали новое изделие — "Улыбка". А как-то лаймовский коллектив поехал на пикник. Посидели на бережку, полюбовались чудными пейзажами Абавы и поняли, что лучшего названия для новой конфеты, как "Абава", и не придумать. Во время посещения делегацией Лаймы польских коллег те гордо сказали: "У нас только птичьего молока нет!" Надо ли уточнять, как на Лайме было создано знаменитое "Птичье молоко"?
Во времена всеобщего блата и дефицита Лайма была королевой рынка. Но королевой голой. Вроде сырье есть — и в то же время нет. Несмотря на все фонды и разнарядки, его приходилось не получать, а "доставать" и "выбивать". В 1981 году Лайма гордо отрапортовала, что произвела 46,1 тонны сверхплановой продукции на 55 тыс. рублей. Но и советский народ распробовал несказанную сладость Лаймы. Население московских поездов прямо на вокзале подчистую выметало все лаймовские коробки, особенно "Ассорти" и "Прозит" — тот прямо ящиками вывозили, очень уж заманчиво выглядели изящные коробочки "Прозита", открывавшие любые двери в любом учреждении. Трудно поверить, но когда однажды Лайма, выполняя кремлевский заказ, выслала в столицу СССР немалый груз коробок, скоро оттуда позвонили и попросили… повторить заказ. Он не доехал до места назначения, гостиницы "Москва" — весь разворовали по пути.
В апогее славы Лаймы на нее свалилась беда. Оптовый потребитель из России прислал грозное письмо: вы поставили некачественную карамельную продукцию, произошло массовое слипание. Технолог Романенкова не спала ночами. На завод зачастили следователи и прокуроры. Статья светила по тем временам грозная. "Выпуск некачественной продукции" — до пяти лет качественной отсидки, и директор завода Милда Фрицевна Эйзенберг грустно сказала: "Придется нам в тюрьму идти…" Допрашивали всех и вся. Но следователь Пролетарской районной прокуратуры Левитин (Зинаида Алексеевна до сих пор с благодарностью вспоминает его) был не только дотошен, но и благороден. Он-то и подсказал: поезжайте на "место преступления" и посмотрите, как там товар хранился. И выяснилось, что в Смоленске запасы карамели сгрузили в погреб, где на полу плескалась вода — а ведь карамель исключительно гигроскопична. И все обвинения с Лаймы были сняты.
Новое поколение выбирает "Микс"
Но любая слава, даже честно обретенная, тускнеет, если не подпитывается новыми свершениями. Наряду со знаменитыми "вечными" изделиями Лаймы — "Серенадой", "Балтикой", "Красным маком", "Белочкой", известнейшими "Трюфелями" и другими — на рынок вышли и новые. У детей и молодежи популярны "Микс", "Трикс", "Лайкс", "Циркс", с индийскими орешками и арахисом, миндалем и сухофруктами. Отлично идут "Сливочные" и "Венское кофе" — черный натуральный шоколад и мягкий кофейный крем. Воровали ли на Лайме? Или, выражаясь изящнее, случались ли хищения? Чтобы это было явлением, практически нет. Во-первых, в цехе на рабочем месте конфеты можно было есть за обе щеки, но через несколько дней на них уже и смотреть не хотелось. Все знали, что за выносом коробок из цеха посматривают глаза "доверенных лиц", и рисковать никто не хотел — люди на Лайме работали десятилетиями. Правда, была одна ушлая дама, которая попыталась организовать вывоз целой легковой машины разных коробок — в распахнутых воротах машину взяли, вместе с дамой и подкупленными охранниками…
"Тайна" же Лаймы очень проста — скрупулезнейшее и точнейшее соблюдение рецептуры и технологии; с давних пор на фабрике существовало правило: малейшее отступление от ГОСТ'а — и изделие снимается с производства. Если же найдется такой дотошный любитель, который, вместо того чтобы чувствовать, как тают во рту "Трюфели", попробует вычленить хоть одну крупинку его растертой шоколадной массы, то он под микроскопом убедится, что ее диаметр исчисляется микронами. Из года в год, пока живут "Трюфели" — все те же микроны… В них и есть их тайна.
…Порядка для стоит привести данные из официального пресс-релиза. Они по-своему интересны и полезны, но к славе Лаймы ведь по-прежнему ничего ни убавить, ни прибавить. Итак…
"В 90-х годах на международных выставках сладкую продукцию с торговыми марками Лаймы и Узвары можно было заметить рядом с такими фирменными знаками, как Маrs, Ferrero, Kraft Jakobs и Fazer. Оптовые потребители проявляли интерес к латвийской продукции, старались расширить сотрудничество".
Среди конкурентов
"На латвийском рынке Лайме приходится работать в условиях острой конкуренции — на него вышли такие всемирно известные компании, как Nestle, Fazer, Chupa Chups, Cudbarry, появилась дешевая продукция из Польши. Тем не менее покупатели, видя, что ассортимент изделий Лаймы постоянно расширяется, появляются новинки и действует демократическая ценовая политика, хранят верность латвийским производителям сладостей. Большая заслуга Лаймы в том, что благодаря стараниям ее работников качество изделий неизменно держится на высоте, что, используя естественное сырье, она сохранила верность своим местным поставщикам, покупая молоко и сахар тут же в Латвии".
О возможностях натурального сырья (правда, не местного) напомнила работница Лаймы Аусма Чакаре. Мне довелось попасть на ее выставку, которая несколько лет назад состоялась в Доме художника, и я долго не мог избавиться от чувства изумления. Из шоколада, белого и черного, Аусма Чакаре вылепила (вырезала? отлила?) десятки изделий и скульптур, от человеческих торсов до чайного сервиза. Они были настолько трогательны в своей простоте и наивности, что покушаться на них было бы просто кощунством.
— Зинаида Алексеевна, — спросил я, когда наш разговор уже подходил к концу, — какие же конфеты были у вас самыми любимыми?
— Очень мне нравилась "Лайма", — подумав, сказала она. — И еще "Регина". С вафельками и "жареным" молоком. Но больше всего, — мечтательно произнесла Зинаида Алексеевна, — мне нравились "Банановые". До сих пор по ночам снятся…
Может, потому, что девочке с разоренной войной Смоленщины они никогда не могли присниться. Она даже не знала такого слова "банан".
…И в заключение несколько слов от автора — о Лайме уже все сказано, и их можно даже не читать. Я не большой любитель сладостей. Но на столе всегда стоит вазочка с лаймовскими конфетами. В день получки она пополняется "Трюфелями". Теперь обязательно попробую "Банановые"…
Seko "Delfi" arī Instagram vai YouTube profilā – pievienojies, lai uzzinātu svarīgāko un interesantāko pirmais!
