Как известно, наука — двигатель человеческого прогресса. А транспорт — двигатель нашей жизни. Благодаря ему она становится все комфортнее. С другой стороны, известно, как неприятны транспортные проблемы… Именно этими вопросами занимается известный ученый, проректор по науке и развитию Рижского института транспорта и связи (TSI) член–корреспондент Академии наук Латвии профессор Игорь Кабашкин.
– Игорь Владимирович, вы один из руководителей вуза, который готовит специалистов в области транспорта. Интересно, что вы сами подразумеваете под этим термином?

— В настоящий момент "транспорт", наверное, такое же необъятное понятие, как и, скажем, "экономика". Посудите сами: дороги, светофоры, пробки, доставка молока и кефира в магазины, экскурсии в Вентспилс или в Сигулду, наличие лекарств в вашей аптеке, распределение грузопотоков, спутниковая система навигации, моделирование движения автотранспорта в вашем районе, в городе, во всей стране…

Весь этот клубок проблем можно решить, только используя в комплексе самые различные области научных и технических знаний: экономику, электронику, программирование, моделирование, математику, статистику, логистику и даже психологию.

Простой пример (о чем недавно писали газеты): в Риге в одном месте изменили схему проезда, сделав не две полосы, а три. Идея вроде бы благая: хотели, чтобы в этом месте не было пробок. В итоге получилось замечательно: пробка пропала! Но через сто метров выросла… другая пробка, потому что пропускная способность участка не была рассчитана на такое количество машин. А значит, тысячи латов (!) налогоплательщиков были потрачены зря.

Так вот, эту сумму денег, наверное, тоже можно отнести к общему понятию "транспорт", а точнее, к расходам на него.

— Получается, что современный транспорт — это целый клубок проблем. И с каждым годом он все больше запутывается. Как же в этом можно разобраться?

— Последние годы человечество переживает процесс глобализации, а в наши дни он происходит поистине со сверхзвуковой скоростью. Включите компьютер, и через секунду–другую вы уже будете знать, что делается на другой стороне Земли, где люди по отношению к нам ходят "вверх ногами".

Современные транспортные проблемы решаются на стыке различных наук. Чтобы подготовить квалифицированного специалиста с высшим образованием, нужно пять лет учебы и… годы практической деятельности. Сейчас среди ученых–транспортников больше экономистов и логистов. Катастрофически не хватает специалистов других направлений, имеющих в то же время отношение к транспорту.

Когда я говорю своим европейским коллегам, что по образованию я электронщик, то в течение нескольких секунд порой наблюдаю немую сцену — их лица выражают крайнее удивление. А потом они говорят, как это замечательно. В самом деле, сейчас без электронных и информационных технологий, без спутников, сенсоров, баз данных и радиосвязи не решишь никаких транспортных проблем. Так что будущее здесь за интеграцией: нужно скрещивать экономику, логистику с электроникой и "настаивать" это все на решении конкретных задач. И тут я с гордостью могу отметить, что научный потенциал ученых нашего института, уровень их работ, выполняемых в рамках различных латвийских и международных проектов, позволяют TSI занимать самые первые позиции в рейтинге европейской транспортной науки.

— А лично вы "интегрировались в Европу"?

— В настоящее время я в качестве официального представителя Латвии вхожу в состав двух европейских научно–исследовательских структур. Первая — это Европейская комиссия по сотрудничеству в области научных и прикладных технических исследований. Она определяет финансирование европейских научных проектов.

— То есть вы делите денежки?

— Да, мне с коллегами из других стран Европы приходится распределять суммы (и немалые — миллионы!) на различные научные транспортные исследования. Если вы, например, хотите получить финансирование на какой–то проект, то вам необходимо найти партнеров из научных институтов, университетов, производственных компаний не менее чем из пяти стран, затем следует оформить соответствующим образом заявку и представить ее в нашу комиссию.

— А где вы заседаете?

— Комиссия находится в Брюсселе, ее заседания проходят два раза в год, там мы и будем рассматривать вашу заявку. Но перед этим каждый проект, конечно же, проходит тщательную экспертизу. Вместе с коллегами мы независимым путем изучаем представленные работы, выставляя оценки по десяткам критериев. Затем проходит общее заседание комиссии. Здесь все напоминает защиту работы студентами–дипломниками. Правда, вместо студентов перед нами выступают представители министерств транспорта разных стран и директора институтов.

— И сколько человек распределяет европейские денежки на транспортные исследования?

— Должно быть 25 человек — по одному представителю от страны. Но пока не все страны ЕС представлены. Например, из Литвы и Эстонии нет никого.

— Вы получаете зарплату в комиссии? Все–таки делить такие денежки — нелегкая работа…

— Нет. Нам оплачивают проездные билеты во время командировок, ночлег, суточные. Но зато я как ученый нахожусь в атмосфере самых передовых разработок и идей транспортной науки. Ведь перед нами на комиссии выступают руководители ведущих транспортных научных структур, которые поднимают самые актуальные проблемы своих стран.

Иногда даже ощущаешь себя следопытом, задача которого — узнать все самое новое, получить все самое передовое. Хочется все запомнить, чтобы потом привезти как можно больше интереснейших материалов домой, а затем обо всем рассказать и показать все своим коллегам.

И результаты налицо: сегодня наш институт имеет возможность активно участвовать во многих европейских научных проектах, сотрудничая при этом с различными партнерами как в Латвии, так и за рубежом.

Поэтому не случайно, когда в этом году европейская комиссия, выпустив сборник "Transport Research in the European Research Area" (в нем транспортной науке каждого из государств Европы выделено две страницы), в разделе, посвященном Латвии, в качестве научной организации указала только наш институт. С другой стороны, сотрудники нашего TSI, работая над научными проектами, имеют возможность за счет европейских фондов участвовать в международных конференциях, а также публиковаться в научных изданиях, находить партнеров для будущих проектов.

— Со стороны иногда кажется, что все эти международные конференции — только стремление хорошо провести время, в общем, попить кофейку и проветриться за казенный счет.

— Все зависит от уровня конференции. Я считаю, что о самых свежих научных идеях можно узнать именно на конференциях, на которых можно напрямую общаться со своими коллегами.

Ведь часто проходит до 5 лет, пока информация о новом взгляде на предмет исследований преодолевает путь от письменного стола ученого до момента издания книги. И даже в журналах этот путь зачастую ненамного короче: в любом солидном научном журнале внизу страницы можно прочитать мелким шрифтом о том, сколько статья… пролежала с момента получения редакцией, пока прошла все согласования.

– Будучи членом еврокомиссии, вы, наверное, дома бываете реже, чем в Европе?

— Да, нагрузка у меня, конечно, огромная. Кроме двух официальных сессий нашей комиссии, мне еще приходится посещать менеджмент–митинги, да и проектами, в которых задействован наш институт, надо заниматься. Месяцы порой бывают просто сумасшедшими.

Каждую неделю нужно куда–то выезжать в командировку, а то и дважды. Такие города, как Мадрид, Страсбург или Брюссель, для меня предстают в виде аэропорта и гостиницы, из которой мы зачастую даже не выходим. Там у нас проходят встречи и заседания. Это чтобы сэкономить время на разъезды. В общем, переночевал — и утром уже улетел обратно.

К тому же каждое описание проекта толщиной полтора сантиметра, то есть страниц эдак на двести. Понятное дело, на английском языке. Все это нужно очень внимательно прочитать и выставить оценку по специальной шкале. Но и здесь, как у плохих студентов, проекты на экспертизу тоже зачастую присылают в самый последний момент.

Мои коллеги уже не удивляются, когда они получают от меня электронные письма, в которых указано время отправки — два или четыре часа ночи. Сегодня самолет для меня уже стал настоящей кроватью. Я сажусь, самолет еще не взлетел, а я уже заснул. Потом при посадке "кровать" стукнулась шасси о бетон — и я уже проснулся.

— Что снится во время полета?

— Мне уже много лет ничего не снится. Да и просыпаюсь я по мобильнику (а вдруг что–то важное?), потому что обычный будильник разбудить меня уже не может. Жена иногда даже пытается этим воспользоваться, чтобы меня поднять, — звонит мне из соседней комнаты. Но каждый раз какое–то шестое чувство мне подсказывает, что это она. Сквозь сон я говорю: "Не звони! Знаю, что это ты!"

— В начале нашей беседы вы отметили, что принимаете участие в работе двух европейских научно–исследовательских структур. Про одну вы рассказали, а как же вторая?

–Второй европейской структурой, в которой я работаю как представитель Латвии, является объединенный научный центр транспортных исследований двух международных организаций OECD (Organization for Economic Cooperation and Development) и ECMT (European Commission for Ministers of Transport). Но об этом я предлагаю поговорить уже в другой раз.

— Я уже догадался — самолет не ждет!

Любуйтесь латвийской природой и следите за культурными событиями в нашем Instagram YouTube !