Каждый негодяй должен быть назван поименно

Главное было — начать переговоры

— Асламбек Ахмедович, с какой миссией вы ехали в Беслан?

— Я ехал туда для переговоров. Президент мне сказал: "Убедительно прошу, приложите все усилия для того, чтобы не допустить там кровопролития, надо во что бы то ни стало спасти детей и их родителей". Вот какой была моя задача. После того как мы наконец договорились, что они меня ждут, мне дали спецсамолет, и я полетел в Беслан. Ехал с четкой задачей — надо спасать людей.

— А с кем вы собирались вести переговоры?

— С террористами. Я трижды разговаривал с ними, и ни разу никто из них не назвался. Я спрашивал, как их зовут, чтобы знать, с кем мне вести диалог. Но они отвечали, что это не имеет значения.

— Вы даже не знали, с кем вам предстоит разговаривать?

— Абсолютно! Да и в то время никто не знал, кто их возглавляет. Я ехал туда не с пустыми руками — мне звонили депутаты Госдумы, и из Совета Федерации, и из правительства Российской Федерации, из республик — Чечни, Ингушетии, Дагестана. Звонили спортсмены, нынешние чемпионы Олимпийских игр, — каждый был готов пойти и остаться там вместо детей. Все хотели спасти детей.

— Что террористы хотели передать через вас Путину?

— Их требования Путину, как они мне сказали, — это вывод войск и освобождение тех, кто был арестован после бойни в Ингушетии. Это для нас было важно, потому что мы могли поторговаться с ними. Чтобы мы могли знать, сколько они отдают нам взамен — 10, 15, 20 человек. Главное было — начать переговоры. Потом мы, политики, и я первый, могли остаться там в обмен на детей.

Первыми начали ополченцы

— По вашей версии, почему начались взрывы?

— Это страшная нелепость. Я не думаю, что сами террористы в этом были заинтересованы. Но у них конфликты были между собой, и одна из версий такова: когда наши из МЧС пошли забирать трупы, один из эмчеэсовцев сказал, что кто-то из террористов держал в руках провода, где-то была неисправность. И, видимо, не то подсоединил — раздался взрыв, потом другой заряд сдетонировал и раздался второй взрыв. В стене образовался проем, в него бросились люди. Террористы начали стрелять в заложников, в детей. А вокруг стояло оцепление, народные ополченцы и милиция. Они первые увидели это. Ну, извините меня, обвинять сейчас этих ополченцев, что они спровоцировали эту перестрелку… Когда стреляют в твоих родных, в твоих детей — кто сможет удержаться, чтобы не стрелять?! Они и начали стрелять — ополченцы и милиция.

— То есть они были первыми?

— Да, тут нет никаких сомнений. Некоторые заявляли, что это был штурм. Это великая глупость. Во-первых, так не делается. Кто бы ни руководил нашими спецподразделениями, они свою задачу выполняют четко, это их работа, а они — профессионалы высочайшего класса. Появилась на каком-то этапе, с моей точки зрения, растерянность. Не готовились ни к какому штурму, а тут уже бегут… О неготовности к штурму, к силовому решению проблемы свидетельствует даже тот факт, что никогда "Вымпел" и "Альфа" не теряли столько своих бойцов. Одиннадцать человек! Семь из "Вымпела", а остальные из "Альфы". И у подавляющего большинства из них — ранения в спину. Потому что каждый из них поступил как человек, как отец: когда они увидели все это, они начали спасать детей. А им стреляли в спину.

Расследование — под гражданский контроль

— С другой стороны, возникает вопрос: а почему не готовился штурм? Разве детей не собирались спасать?

— Это абсолютно неправильная постановка вопроса — почему не готовился. Штурм в любой ситуации должен готовиться. И априори он готовился. Но для того чтобы штурмовать, надо определенно знать, где расположены двери, выходы, где заминировано, где опасно и так далее. Этих данных не было. На это нужно время. А в первый момент были растерянность, шок. Это неправда, что многие говорят: а где был министр внутренних дел, глава ФСБ? Я встречался с ними постоянно. Они только этим в Москве и занимались. А два первых заместителя директора ФСБ находились в Беслане. Два заместителя министра внутренних дел тоже находились там. Ну а зачем еще министрам туда ехать?

— А вы когда прилетели в Беслан?

— Я приехал 3 сентября. К обеду. Но было уже поздно — началась бойня. Уже пошли жертвы. Вы понимаете, мне очень не нравится, когда у людей горе, еще не все похоронены, не все тела опознаны, а мы уже начинаем устраивать разбор полетов. Люди, которые только по телевизору все это видели или где-то сплетню слышали — они уже начинают делать анализ и давать негативную оценку деятельности профессионалов…

— Так это происходит потому, что нет внятной официальной информации. Вот и расследование опять будет закрытым, как сказал Путин. Это же только даст пищу для новых слухов и версий.

— Вообще, по закону, расследование всегда должно идти в закрытом режиме. Есть так называемая тайна следствия по принципу "не навреди". Вопрос в другом, и здесь вы абсолютно правы: когда расследование будет закончено, нужно каждого негодяя поименно назвать. Надо назвать бездельника и бездарного военачальника, по вине которого погибли люди или неправильно была спланирована операция и т.д. Нужно назвать предателей, подонков, которые там предавали интересы и спецслужб, и людей. Нужно, чтоб человечество их знало. К сожалению, во многих случаях этого не делается, что сводит на нет огромные усилия массы людей, которые занимались решением проблемы. Но вы же помните, что президент сказал: должен быть и гражданский контроль за всем этим. Вот сейчас и стоит задача: узаконить гражданский контроль.

— А кто будет осуществлять этот гражданский контроль?

— Люди из общественных организаций, пресса. На гражданском форуме, который состоялся в 1999 году в Кремле, вопрос этот обсуждался — осуществление гражданского контроля над процессами, которые вызывают волнение у людей, носят массовый характер, вызывают общественный резонанс и т.д. Это должно быть, и мы идем к этому.

Снова "белые колготки"?

— Объясните, откуда взялась цифра — 354 заложника? Ведь было ясно, что она намного занижена. А ее повторяли целые сутки, по всем каналам. Почему?

— Вы знаете, наверное, я первый озвучил, что там больше тысячи человек. Когда мне дали один из телефонов террористов и я разговаривал с ними, мне нужно было немножко узнать людей. Я спрашивал: кто вы, сколько вас, какие вы ставите перед собой задачи? А что, говорит один, если больше тысячи двухсот человек у нас в заложниках и 70% из них — дети, то нам не о чем с вами говорить? А вы, говорит, называете цифру 300-400 человек, вы даже и здесь, говорит, врете. Я пытался каждый раз говорить по-чеченски. Но каждый раз со мной говорили на русском языке. Притом в одном случае я уверен, что был кавказский акцент. Но я точно знаю, что не чеченский. А второй, как мне показалось, был представителем из Средней Азии, потому что они отличались. И они чеченский язык не понимали. Но вот эта злобность… Как так, говорят, у нас тут столько заложников, а вы сомневаетесь, можно ли с нами говорить… От них появилась эта цифра, и я ее озвучил. Потом действительно так и оказалось. Но, честно говоря, я не думаю, что занижали цифру умышленно — какая разница, хоть 300 человек, хоть 30 тысяч — там же дети! А дети — это ангелы. В любой религии ребенок до 7 лет — это ангел. Когда захватывают детские дома, детские сады и больницы, — это страшно. Притом такое огромное количество детей! Может быть, первыми это сказали местные власти — мол, не может у нас в школе быть так много детей…

— А можно сказать, кто по национальности были эти убитые боевики?

— Я не могу сказать.

— Это секрет или просто вы не знаете?

— Нет, не поэтому. Дело в том, что на теракт никогда с документами не идут. Если говорят, что нашли у террориста документы, это значит, что их подбросили. Потому что они знают: потом с его семьей люди будут разбираться. И поэтому они всегда это скрывают. А тела их были просто обезображены, у некоторых — разбиты лица. Определить национальность было невозможно.

Правда, когда меня журналисты там спросили, кто они по национальному составу, я ответил, что разное называют — есть и русские, и осетин, и ингуш, и чеченец. Говорят, и из Средней Азии есть, из Прибалтики, речь шла и о 8 арабах. Но точно никто не знал. А когда я назвал цифру — 8 арабов, рядом стоял кто-то из Al Jaseera, и это их возмутило. Они спросили: а вы сами их видели? И я честно сказал, что не видел, я просто повторил то, что мне сказали. Они мне претензии предъявили. Говорят, если бы кто-то это сказал, бог с ним. Но когда это Аслаханов говорит — его слушают, ему доверяют. И это их покоробило. Я по-человечески их понимаю. И я извинился перед ними.

— А как в таком случае происходила идентификация? Сейчас говорят, что 8 из захватчиков уже опознаны.

— Очевидно, они где-то наследили. И были их отпечатки пальцев. Или их определили с помощью задержанного террориста, который показывал и называл некоторых из них и их национальности. Вот этот, говорит, Магас, он — ингуш. А другой, Полковник, который считался руководителем, — он русский или чеченец, я не помню. Еще один, по кличке Фантомас, — чеченец. Когда один из террористов сказал, что их обманули, что они не должны были захватывать школу и детей, тогда его публично, на глазах у всех, убили. Сейчас следствие это выявляет. А женщин-террористок, которые тоже отказались, он взорвал. Тоже на глазах у всех, очевидно, для устрашения. То есть у них тоже не все там было гладко, это не значит, что все они шли на смерть, хотели умирать. Часть из них были обмануты, а часть — отморозки, которые еще встречаются среди людей.

Как остудить горячие головы?

— Как вы думаете, может Беслан, не дай бог, спровоцировать новые кавказские конфликты?

— Нет. Категорически — нет.

— В том числе и осетино-ингушский?

— Я скажу "нет". Конечно, осетины — горцы, кавказцы. Они — горячие головы. И я беседовал с некоторыми такими горячими головами. Они говорят, мол, похороним своих родных, а потом пойдем в Ингушетию и будем рассчитываться. Когда ко мне эта информация пришла, я попросил хоть кого-то из них собрать. Наши известные олимпийские чемпионы, борцы, помогли и организовали встречу с двумя группами по сто с лишним человек, которые собирались идти. Я с ними разговаривал. Давайте, говорю, поговорим, как мужчины. Вы же пойдете туда, где такие же горцы, как вы, которые умеют воевать, но и умирать умеют. Вы — мужественные люди, но и там живут не трусы. Вы сколько друг другу крови прольете… А скажите, в чем ингуши-то виноваты, что негодяи, не имеющие ни национальности, ни религии, ни облика человеческого, пришли к вам и нашли с кем сражаться — с детьми. Я говорю, разве не ингушские старики сказали, мол, мы хотим пойти туда — и пусть стреляют. И как же вы теперь пойдете к ингушам, чтобы воевать с ними? Попросите у Всевышнего — не допускайте этого. Если вы пойдете на это — это будет страшная трагедия именно для осетинского народа, вы опозорите свой народ.

— Вы думаете, что вы их убедили?

— Думаю, убедил. Более того, когда президент Путин приехал туда, он сказал, что именно такие действия — это то, что нужно террористам. Они на это рассчитывают, что пойдут осетины на ингушей, поднимутся Чечня и Дагестан, им нужно разжечь пожар на Северном Кавказе. И я, говорит, буду расценивать это как потворство террористам. Буду считать их сообщниками террористов. И это абсолютно правильно, потому что Беслан и затевался для того, чтобы, используя человеческое горе, добиться, чтобы заполыхал Кавказ.

Мертвые требуют

— Сейчас все ждут, какие меры примет Россия, чтобы предотвратить возможные теракты в будущем. Что могут предпринять президент, правительство?

— Вы знаете, я должен с огромной горечью сказать: вот эти дети, которые погибли, раненые лежат в больницах, их родители и родственники ценой своей жизни показали всему миру, какая страшная беда идет на всех. Ценой своей жизни, своих увечий они показали — вот оно, подлинное лицо терроризма, который на нас наступает. И весь мир осудил это, все конфессии.

И весь мир понял, что пора браться за руки. Все умершие просят нас, они требуют: объединяйтесь всем миром.

Нужно, чтобы во всех государствах мира было одинаковое наказание — смертная казнь или пожизненное заключение — за теракты, за создание условий для них, за финансирование и так далее. Должны быть заключены договоры о выдаче преступников со всеми странами. Нужно начинать серьезную профилактическую работу с детьми, разъясняя им, что такое терроризм. Чтобы у детей всегда, даже если они будут умирать с голоду, было отторжение к насилию.

Нужно оснащать подобающим образом всю систему спецслужб и правоохранительных органов. Чтобы они имели самую современную аппаратуру, самое современное оружие, самый современный транспорт. И хорошее материальное обеспечение. А самое главное — социальную защиту. Убили работника спецслужб — чтобы его семью не бросили, как это у нас бывает, а чтобы дали жилье, детей обеспечили и т.д.

И еще мы все должны быть бдительны. Это не значит, что должна быть тотальная слежка, но мы должны уметь защищать себя сами. И не надо кивать на спецслужбы, мол, мы — налогоплательщики, и пусть они нас защищают. Это невозможно! Тогда население должно на 50% состоять из спецслужб, а остальные 50% — быть их агентами. Вот тогда со спецслужб можно спрашивать, почему они такое допустили. А сейчас им должны помогать все. Это в наших общих интересах.