— У вас в вагоне есть жиды?
Мое сердце замирает от страха, кровь ударяет в голову — сейчас ворвутся и меня схватят. Но тотчас впереди у окна раздается громко в ответ:
— У нас в вагоне жидов нет.
Пассажир, столь подозрительно сверливший меня злым взглядом, тоже повторяет эти слова".
В родной Риге Фрида Фрид потрясена случившимся в первые дни июля: "Людей хватали на улицах, на работе, но преимущественно ночью, вытаскивая их из постелей, без одежды, еды, в одном белье, как застигали. В те дни были уничтожены многие видные представители еврейской интеллигенции: инженеры, юристы, врачи, руководители промышленных и торговых предприятий. На глазах у всех их выводили из рядов задержанных и тут же, неподалеку, расстреливали. Бывшие их коллеги–латыши в большинстве своем выражали свое удовлетворение таким оборотом дела… Проходя по городу, направляясь к местам принудительных работ или к ямам, где их расстреливали, еврейские колонны подвергались диким издевательствам не только со стороны сопровождавших их шуцманов, так называемых "повязочников", но и со стороны прохожих, гражданской публики".
Портниха Фрида тоже задержана и под конвоем отправлена на сельхозработы под Елгавой. Наконец ей удается добраться до своей квартиры — со звездой Давида на платье… "Открылась дверь, и на пороге появилась моложавая латышка лет тридцати, одетая в мой черный костюм… Каким ненавидящим завистливым взглядом они пожирали друг друга перед натасканными грудами чужого еврейского добра. Выясняется, что где–то в другом доме управляющая сделала настоящий склад награбленных вещей из еврейских квартир нашего дома".
В гетто Московского форштадта
Оставшееся в Риге еврейское население заключено в гетто — от Лачплеша вдоль Лудзас до Старого еврейского кладбища. Фриде удается найти место прислуги у "арийцев" в центре. "Однажды я возвращалась с работы домой. Навстречу шел мальчуган в школьной форме. Поравнявшись со мной, он неожиданно подскочил ко мне и в ярости со всей силы ударил меня ногой в живот так, что я свалилась на землю, распластавшись на мостовой". Стоявший рядом полицейский поясняет Фриде: "Он мог с тобой сделать что угодно — плюнуть в лицо, задушить, все, что ему вздумается, это его право. Он здесь хозяин".
Первая "акция" по уничтожению узников гетто прошла 29 ноября 1941 года. "Во всех домах царила суета и лихорадка. Некоторые метались, не зная, как поступить с драгоценностями — взять их с собой или спрятать. Одни зашивали золотые безделушки в детские одежды, другие, напротив, высматривали места в стенах, под полом, копошились во дворах, огородах… создавая таким образом сотни никому более не принадлежащих кладов. Приближается вечер. Атмосфера все накаляется. Марширующие колонны вооруженных латышей–шуцманов одна за другой наводняют гетто. Пьяные, с искаженными физиономиями, убийцы брезгливо смотрят на случайных прохожих, не в состоянии дождаться сигнала к резне".
В тот вечер и ночь только в самом гетто было убито 800 человек — а тысячи людей увели в Румбулу. "Только около полудня прекратилось, наконец, это траурное шествие, и тут открылся весь ужас происшедшего: бесчисленные окровавленные трупы, в основном пожилых людей, лежали вдоль улицы, меж ними растекались широкими потоками кровавые ручьи".
Гибель и избавление
7 декабря Фрида Фрид попадает во вторую колонну обреченных. Раньше, чем другие, еще надеявшиеся, она осознала близость смерти. "Приближаясь к лесу, мы ясно услышали стрельбу. Это был страшный предвестник нашего будущего. Что делать?! Шуцман кричит: снять все до нижнего белья! Он набрасывается на меня с бранью, почему я еще не раздета. Но в этот самый момент из колонны… полуголых людей к нему подбегает заплаканная женщина и обращается со словами:
— Мой муж латыш, смотрите, вот этот шуцман хорошо знает его, — и показывает рукой на какого–то охранника. — Почему я должна умирать?! Воспользовавшись моментом, когда внимание шуцмана отвлечено разговором с женщиной, я бросилась на землю лицом в снег и замерла неподвижно. Немного спустя слышу, как надо мной говорят по–латышски:
— Кто здесь лежит?
— Наверное, мертвая, — отвечает второй голос".
Вскоре Фриду заваливают обувью расстрелянных. Рядом плачут старики, женщины, дети — все звуки обрывают выстрелы. Чудом уцелевшая, собрав остатки рассудка, приговоренная к смерти выбирается из покрытого обледенелой кровью Румбульского леса.
Три года скитаний
"Ради Бога, только на одну ночь в хлеву" — такими словами обращалась Фрида Фрид к знакомым и незнакомым людям почти ТРИ ГОДА. Каждый день с зимы 1941 до осени 1944–го мог оказаться для нее последним. Многократно ее задерживали — спасало драное одеяние и отличное владение латышским языком, еврейка "вне закона" притворялась старухой, деревенской дурочкой.
Ее спасителями были Межулисы, Берзиньши, Вилюмсонс, Шустерманс, сектантка Песла, а дольше всех — на хуторе в Катлакалнсе семья Вилюмсонов, балтийские немцы–адвентисты. Парадоксально, но факт — представители народа, чей фюрер приговорил евреев к уничтожению, спасли Фриду Фрид от тех, с кем она прожила бок о бок более тридцати лет. Вернуть им долг она смогла в первый же день освобождения:
"У дома появляется группа советских солдат. Я выбегаю навстречу благодарить их, расцеловать, но они злы. Они явились сюда арестовать старика Вилюмсона за убийство солдата. Из объяснений с солдатами я поняла, что Вилюмсонов оклеветали соседи: мол, они немцы и потому специально остались, чтобы вредить. Бедный Фердинанд Вилюмсон, с трудом передвигаясь, опираясь на свою палку, тоже вышел. Один солдат пытается увести его под конвоем.
— Не смейте трогать этих людей! — закричала я в ответ, срывая свою долголетнюю маску, сбрасывая деревенские платки. — Теперь вы видите, кто я? Я — еврейка и только благодаря этим людям спаслась и вот стою перед вами живая". "Подошел воин–еврей и под общее сосредоточенное внимание десятков глаз в напряженной тишине мы заговорили с ним на идише — языке наших расстрелянных матерей".
А в 1979 году, уже будучи гражданкой Израиля, Фрида Михельсон выступила на судебном процессе в американском Балтиморе. Она опознала одного из убийц Румбулы — Карлиса Детлавса, бывшего участника союза Pērkoņkrusts, после эмиграции в США занявшего пост руководителя отделения организации Daugavas vanagi. Но все, что его ждало, это депортация из Америки…
Книга "Я пережила Румбулу" — лаконичный, но потрясающий человеческий документ. И не мешало бы прочесть его тем, кто считает "антилатышской пропагандой" раскрытие и обличение самой позорной страницы национальной истории — нацизма по–прибалтийски.
Seko "Delfi" arī Instagram vai YouTube profilā – pievienojies, lai uzzinātu svarīgāko un interesantāko pirmais!
