В чем же ошиблись "родители" Атмоды, почему сегодня себя чувствуют обманутыми многие из тех, кто был с ними по одну сторону баррикад в январе 1991-го? Об этом мы беседуем с человеком, чье имя неразрывно связано с новой историей Латвийского независимого государства. На вопросы обозревателя "Телеграфа" Аллы Березовской отвечает историк, политолог профессор Маврик Вульфсон.
Маврик сделал свое дело
— Ситуация тогда была очень сложная, начался кризис Советского Союза. Огромная лавина на горизонте поставила народы перед выбором — что делать дальше. В Латвии многое было предопределено разоблачением секретных протоколов Молотова—Риббентропа, повлекших насильственное включение Латвии в состав Союза. Перед нами стояли непростые вопросы: по какому пути мы пойдем, какой будет новая конституция Латвии. Было разработано несколько вариантов этой конституции. Я тоже участвовал в работе и предложил свой, назвав его "Манифест независимой Латвии". Он почти не отличался от других, но в "варианте Вульфсона" была статья под пунктом 6, в которой сказано, что все жители Латвии, имеющие постоянную прописку, получают гарантированное право выбирать свое дальнейшее гражданство.
Когда на фракции НФЛ мы обсуждали данный документ, никто не рискнул открыто выступить против. Единственное, в Сейме договорились… отложить этот вопрос. Я глубоко сожалею, что тогда не удалось убедить своих соратников. Это бы несомненно спасло нас от очень многих политических и связанных с ними экономических сложностей, которые еще долго будут давать о себе знать.
— Наверное, в НФЛ опасались, что эта статья вызовет возмущение народного гнева со стороны латышского населения?
— Уверен, что этого бы не произошло. Народ мудрее политиков, он бы все понял правильно. Это бы вызвало симпатии к властям со стороны всего русскоговорящего населения Латвии, объединило бы общество. Нас положительно оценили бы и на Западе, и в России. В Литве поступили гораздо разумнее, им удалось избежать раскола в стране…
В НФЛ все было тоже неоднозначно. Это оказалось стихийное общенациональное движение, в котором участвовали латыши, русские, поляки, евреи. Нас объединяла и вдохновляла идея о независимости Латвии. Поверьте, те люди в Атмоде в большинстве своем были чистыми и наивными романтиками. Правое националистическое крыло НФЛ проявилось не сразу. Демократы проспали опасность ростков агрессивного национализма. Недооценили их серьезность…
Не стоит раздувать старые обиды
— Вас часто обвиняют в этом?
— Да, это так. Но, к сожалению, когда говорят о сегодняшних коллизиях, не учитывают, что в те годы активно действовали и не менее агрессивные противники восстановления независимости, призывающие к насильственному сопротивлению. Интерфронт сыграл тогда немалую роль в расколе общества. Его деятельность, опять же к сожалению, вызвала недоверие и к той значительной части русскоязычного населения, которая нас поддержала.
Но латышей тоже можно и необходимо понять. Это небольшой народ, который на протяжении истории не раз выталкивался большими нациями. Да, они опасаются за свой язык, боятся непредсказуемости России, возвращения к тоталитарному режиму. Конечно, нельзя всех идентифицировать с большевиками, которые в канун войны расстреливали или высылали в Сибирь тысячи невинных людей. Но эта трагедия отпечаталась в памяти латышского народа, хотя в депортациях и "чистках" принимали участие и представители местного населения. Все же я считаю, не стоит раздувать старые обиды. А вот за новые надо бить плашмя! Опять же, нельзя подмечать только плохое! Как это делает зачастую русская печать. Очень редко в ней появляются призывы к согласию в обществе.
Русские — не патриоты?
— Всегда считалось, что печать является отражением настроения в обществе.
— В любой стране есть свои нацменьшинства, но они, как правило, являются патриотами своей страны, будь то США или Германия. Они болеют за ее благополучие. Я думаю, русским и латышским СМИ необходимо сегодня создавать новую ауру — доброжелательности, конструктивности, патриотизма.
— Почему же, по-вашему мнению, русские Латвии не стали ее патриотами?
— После восстановления независимости многие из них почувствовали, что утратили свои позиции. Одни это долго переживают и вспоминают с болью и обидой, другие блестяще справились с трудностями переходного периода и смогли занять свое достойное место в обществе… Помню, когда я был солдатом в еще довоенной Латвии, командиром нашего взвода был лейтенант Петров. Но тогда никому и в голову не могло прийти, что русский Петров не будет защищать Латвию так же, как и латыш Берзиньш! Мы были единым народом.
Сейчас самое печальное, что в нашем обществе нет чувства локтя, нет смычки между общинами, населяющими Латвию. Имели место попытки со стороны президента страны что-то сделать в этом направлении, но она не смогла довести их до конца. Пока президент только показала тот путь, по которому надо идти. Увы, ее окружение не так благожелательно настроено, не всегда она чувствует поддержку со стороны как латышской, так и русской части населения Латвии. Но поймите — другого пути у нас, живущих в этой стране, сегодня нет!
Политикам не хватает цивилизованности
— Мой лозунг: "Латвии нужна диктатура этики". Понятия, что этично, а что непорядочно, должны закладываться в людях с детства. И тогда они будут соблюдать этические нормы и в политике, и в быту. Такой человек не допустит неэтичных поступков.
— Красиво. Но опять отдает наивным романтизмом, а люди хотят нормально жить уже сегодня.
— Полагаю, через несколько лет после вступления в ЕС жизнь должна все же измениться к лучшему. К власти должны прийти молодые политики, получившие всестороннее европейское образование и долю той европейской цивилизации, которой мы очень дорожим. И которой так не хватает нашим нынешним политикам. Я, конечно, этого уже не увижу. Но не важно. Ни о чем не жалею, ведь боролся не за то, чтобы самому лучше жить. По характеру и политическим установкам я — левый, хочу добра для других. Это главный признак "левости". А правые в первую очередь думают о себе и о своей клике. Поэтому мы и имеем, что имеем.
В опале вместе с Ельциным
Орденом Трех Звезд третьей степени Маврик Вульфсон был награжден только в феврале 2000 года. Его намного опередили сотни других представителей нашего государства из числа доблестных земессаргов, писателей, спортсменов, не говоря уже о королях, дипломатах и министрах зарубежных стран. За пару лет до этого комиссия рассматривала группу кандидатов на Три звезды. Из 75 человек тогда не утвердили только двоих — Бориса Ельцина и Маврика Вульфсона.
Балтийские судьбы по-немецки
Сейчас он заканчивает работу над книгой "Балтийские судьбы" на немецком языке. Это историческое исследование периода Первой мировой войны и до наших дней рассказывает, как похоже сложились на этом пятачке, вокруг Балтийского моря, судьбы пяти народов — русского, трех прибалтийских и балтийских немцев. Издание будет переведено на латышский, русский и английский языки и станет седьмой книгой, написанной Вульфсоном за последние десять лет.
День рождения с Рубиксом
Своего недавнего политического оппонента Алфреда Рубикса Маврик Вульфсон считает умным политиком и человеком, достойным уважения. Хотя и не разделяет его веры в консервативный социализм. Узнав в 1997 году, что Рубикса выпустили из тюрьмы, он сразу же ему позвонил, поздравил и пригласил к себе в гости на 80-летний юбилей. Приглашение было принято.
Телефонные террористы
В свое время Маврику пришлось натерпеться и от Интерфронта, и от общества "Память". Когда он в мае 1989 года ехал на встречу с избирателями, его машина загадочным образом угодила в речку, он чудом остался жив, но его жена была серьезно травмирована. На протяжении шести месяцев каждый день ровно в шесть часов утра ему звонили местные представители "Памяти". Обещали убить Вульфсона и всех его родных. Раньше именно в это время по радио звучал гимн Советского Союза.
Симпатии профессора
Из бывших и нынешних политических деятелей ему наиболее симпатичны Илмар Бишерс, Янис Петерс, Дайнис Иванс, Альгирдас Бразаускас, Арнольд Рюйтель. Вместе они когда-то боролись в Кремле за независимость Прибалтийских стран. Профессор с уважением относится к деятельности Яниса Страдыня, Юриса Рубениса, Яниса Юрканса, Дайниса Турлайса, Яниса Адамсонса и других своих единомышленников.
По стопам Манделы
Узнав из газет, что на девятом десятке жизни женился Нельсон Мандела, Маврик Вульфсон отправил ему искреннее поздравление, сообщив, что он тоже вторично женился и тоже на девятом десятке. В ответ получил благодарность и фотопортрет с подписью тогдашнего президента ЮАР.
Проклятый Иван Будучи в Мюнхене в конце 80-х, Маврик Вульфсон познакомился с директором отеля Эдуардом Хайнце. В разговоре выяснилось, что они в одно и то же время воевали по разные стороны фронта под Старой Руссой. Хайнце командовал эсэсовской дивизией, а Вульфсон вводил в заблуждение немецкую артиллерию, сообщая ей неверные координаты. Дважды немец отправлял своих разведчиков с заданием привести живым или мертвым этого "проклятого Ивана". Вечером ветераны продолжили воспоминания в пивном баре. На "русского" гостя пришли посмотреть и другие бывшие сослуживцы Хайнце, кое-кто из них провел по семь лет в советских лагерях для военнопленных. В рассказах старых вояк не было ненависти, была печаль…
Кто убил советскую Латвию?
Впервые секретные протоколы, подписанные Молотовым и Риббентропом, Вульфсон зачитал на пленуме 2 июня 1988 года. Его речь, по рассказам свидетелей, была подобна взрыву. В перерыве к нему подошел первый секретарь ЦК Борис Пуго. Покраснев от возмущения, он произнес: "Знаешь, что ты только что сделал? Ты убил советскую Латвию".
Аварийная посадка
В 1991 году Маврик Вульфсон возвращался на самолете из Москвы в Ригу. Самолет никак не мог выпустить шасси. Наготове уже стояли машины "скорой помощи" и пожарные. Рядом с идеологом НФЛ сидел русский военный летчик, член Интерфронта. Всю дорогу они молчали, лишь прислушивались к причитаниям женщин и разговорам пассажиров. Когда началась аварийная посадка, интерфронтовец философски заметил: "Мы с вами, Вульфсон, принадлежим к диаметрально противоположным партиям, а через несколько минут окажемся в одной и той же — в партии покойников…"