— Мне кажется, что в эскалации напряженности не был заинтересован никто. Думаю, даже штаб не хотел каких–то провокаций. И уж тем более их не хотели родители, сами ученики, педагоги. Лично я был почти уверен, что акция "Пустые школы" тоже провалится. Штабисты не поняли, что на подобные радикальные и в то же время бессмысленные акции нет социального заказа.
— Правительство, в первую очередь, разумеется, минобразования, сделало все, чтобы процесс вступления в реформу был как можно более мягким. Было ясно, что не будет так: дети войдут в класс и… дальше все происходит исключительно на латышском. Конечно, необходим определенный переходный период, особенно если речь идет об учебных дисциплинах, в которых используется сложная терминология. Кстати, как писала и ваша газета, "тевземцы" уже предъявили претензии премьеру и министру образования за некоторое отступление от реформы. То есть за то, что учителям разрешили использовать на латышских уроках и русский язык — если дети не понимают те или иные слова. Кроме того, в последние месяцы перед реформой была проделана большая разъяснительная работа. Представляете: многие родители до недавнего времени полагали, что реформа коснется чуть ли не каждого ученика русской школы. Конечно, когда им объяснили, что реформа затронет только 10–й класс, настроения резко изменились. Поэтому, возможно, и акции протеста становились постепенно все тише.
И все–таки хочу, чтобы ваши читатели правильно меня поняли: мы не празднуем какую–то победу над штабом, над ЗаПЧЕЛ и другими организациями. Я считаю, что победителей в конфликте вокруг реформы нет, а проигравших — много. Проиграли те, кто не желал вести диалог с нацменьшинствами, проиграли и штабисты, избравшие неадекватные методы борьбы, проиграли и те, кто поддался на призывы не пускать детей в школу…
— А власти сделали какие–то выводы из этого противостояния?
— Я думаю, что да. Во всяком случае правительство Эмсиса вело активный диалог и со школами, и с учениками, и с родителями. Хочу подчеркнуть, что и после 1 сентября Эмсис не забыл о проблематике русских школ. Готовится законопроект о школах нацменьшинств.
— Вы полагаете, что этот законопроект когда–нибудь дойдет до сейма?
— Несомненно! Но учитывая огромный резонанс, который уже вызвал этот законопроект, предполагается устроить его широкое общественное обсуждение. Причем в этой дискуссии должны принять участие и латыши.
— Фактически протесты против реформы побудили русских, по крайней мере активную часть русскоязычной общины, создать новую массовую общественную организацию — ОКРОЛ. Как вы относитесь к этой идее?
— Меня тревожит, что спустя 13 лет в Латвии появляется организация с манифестом, который уж очень напоминает терминологию, идеи Интерфронта. Я даже помню фамилию одного из главных авторов интерфронтовской декларации тех времен — Смехов. Сейчас вроде фамилии другие, но идеи те же. Правда, насколько можно судить, процесс создания ОКРОЛ происходит не очень гладко. Так, на конгрессе прозвучало, что заявка на регистрацию ОКРОЛ будет подана не раньше чем через полгода. Значит, противоречия внутри очень сильны. Можно догадаться, что организаторы ОКРОЛ собираются эту общественную организацию затем превратить в партию со всеми вытекающими отсюда последствиями — участием в выборах, борьбой за власть и др. Возможно, такой расклад тоже многим не нравится.
— До 1 сентября очень много говорилось о "руке Москвы", которая якобы стоит за штабом, за организаторами акций протеста. На ваш взгляд, существует ли эта "рука Москвы"?
— Сначала нужно разобраться, что же мы понимаем под "рукой Москвы". Это Кремль? Это отдельные политические структуры в России? Если говорить о политических структурах, то, безусловно, отдельные партии были заинтересованы в развитии событий в Латвии по радикальному сценарию. Я имею в виду партию Рогозина, не случайно здесь активно работал его представитель Александр Казаков.
Что же касается Кремля, то здесь в его позиции по отношению к Латвии произошли определенные изменения. Мне кажется, что Кремль в последнее время стал более настороженно относиться к крайне радикальным русскоязычным партиям и движениям. Может быть, на это повлияли события внутри самой России — Кремль видит, к чему приводят крайне радикальные течения. Косвенный сигнал к изменению позиции — это смена посла России в Латвии. Вместо Игоря Студенникова, который явно делал акцент на политических вопросах, приезжает Виктор Калюжный — человек совершенно из другой среды, всю свою жизнь проработавший в экономике. Можно предположить, что в Москве поняли: нужно развивать экономические отношения, и тогда, может быть, будет легче найти общий язык в политических вопросах.
— Вы говорите о сигналах из Кремля. А какие позитивные сигналы исходят от Дома правительства Латвии? Многие обратили внимание на слишком медленную реакцию латвийских властей на трагедию в Беслане. Лишь на четвертый день, когда произошла кровавая развязка драмы, правительство Латвии направило скупое соболезнование.
— Я бы не согласился с такой резкой оценкой… Да, может быть, реакция не была столь быстрой, но, поверьте, это не из–за каких–то политических соображений. Это связано только с особенностями нашего менталитета — мы медлительный народ. Я знаю, что премьер с болью воспринял произошедшее в Беслане. Уже в понедельник, в первый рабочий день после трагедии, он приехал в посольство РФ и сделал запись в траурной книге. Как известно, правительство приняло решение пригласить в реабилитационный центр "Вайвари" на лечение бывших заложников, будут выделены необходимые средства. В эту пятницу пусть и с опозданием, но в Латвии пройдет благотворительный концерт, все сборы от которого будут направлены бывшим заложникам.
— Андрей, вопрос на другую тему. Сейчас, после решения стокгольмского суда, вновь заговорили об ответственности Банка Латвии за крах банка "Балтия". Вы были депутатом сейма и в то время, когда случился этот кризис. Как вы считаете, неужели отвечать за крах ББ должны только его бывшие руководители?
— Читая в агентстве LETA свою биографию, я обнаружил, что, оказывается, 9 лет назад голосовал против утверждения в должности вице–президента Банка Латвии. Столько лет прошло с тех пор, столько событий было, что я и сам забыл о том голосовании. Видимо, и тогда, равно как и сейчас, я считал, что руководство Банка Латвии должно нести хотя бы политическую ответственность за банковский кризис. Разумеется, это относится и к г–ну Репше. Вообще с г–ном Репше происходит какая–то мистика. Вокруг него создан ореол совершенно превосходного руководителя Банка Латвии, этакий образ вечного удачника в политике.
— Если мы уже заговорили о Репше, то хочу узнать ваш прогноз: что будет в этот четверг? Репше, например, уже заявил, что его партия поддержит инициативу ПНС об отставке правительства.
— Скорее всего, голосов для выражения недоверия все–таки не хватит, и правительство продолжит работу. А вообще судьба кабинета Эмсиса зависит от Народной партии. Мне лично не известен план дальнейших действий "народников". Ясно одно: между "Новым временем" и Народной партией существуют глубинные противоречия, поэтому они и не в состоянии договориться о создании новой правящей коалиции.
— Вы как советник по нацбезопасности и внутренним делам наверняка знаете, ведется ли в стране борьба с коррупцией…
— Скажу резко и прямо: качественная борьба с коррупцией пока не ведется. Но, кстати, не велась она и во времена Юты Стрике. Основная причина даже не в отсутствии желания, а в недостатке опыта и профессионализма. Кого сейчас задерживают за коррупцию? Только тех, кто или сам реально брал или давал взятку "кэшем", или работал "почтальоном" — то есть был посредником между взяткодателем и мздоимцем. Серьезные крупные коррупционеры так не действуют, они даже по телефону не обсуждают вопрос взятки, прекрасно понимая, что их могут прослушивать. Считаю, что в будущем схемой "потребовал взятку — кто–то настучал — взяточника повязали с поличным" должна заниматься полиция. Антикоррупционное бюро должно работать над распутыванием более сложных коррупционных схем, заниматься аналитикой.
— Возвращаясь к главной теме нашего разговора: как долго, на ваш взгляд, будет такая ситуация, при которой существуют только латышские национальные партии и русскоязычные национальные партии?
— Мне кажется, что именно после всех этих событий 1 сентября ситуация должна измениться. Многие партии станут общенациональными и будут делиться, как в большинстве демократических стран, по социальному, экономическому спектру, а не по этническому признаку. Мне вообще представляется, что протесты против реформы были последними в "этом направлении". И больше в Латвии не будет противостояния на этнической почве. Мы уже переросли этот процесс. Нам всем пора сделать выводы после этого "этнообострения". Латышам пора понять, что в колесницу под названием Латвия впряжены не только одни латыши, что рядом с ними по этой жизни несутся и жители других национальностей. Русским, в свою очередь, тоже нужно осознать, что они не живут в каком–то параллельном мире, что они не могут принимать какие–то решения или выдвигать какие–то требования без учета мнения латышей.
— Ваши слова больше подошли бы для художественной литературы. Кстати, а вы не собираетесь написать политические мемуары — все–таки уже почти 15 лет в политике…
— Как вы знаете, я уже написал одно художественное произведение, что же касается документального рассказа, то, во–первых, сейчас просто нет времени, а во–вторых — тогда нужно уходить из политики. Иначе получится не документальная повесть, не мемуары, а политический памфлет.