Почем опиум для нацболов?

— Привет, а вы кто?

Р.: — Мы даугавпилсское общество национал-большевиков "Победа".

— Победа чего?

Р.: — Идей революции.

— А что это вы такие неприметные — без символики?

Р.: — Ходить по городу с символикой — это, извините, просто глупо. Мы символику "одеваем" на партийные мероприятия. Был у нас фашист, который ходил по городу в фашистской форме. Как-то повторять его подвигов нам бы не хотелось. А кожаные куртки… ну мы договаривались как-то ходить все в черном. Но сейчас очень холодно. Надеваем, что есть.

— Вас много?

Р.: — Около десятка человек постоянных членов. Но это немало. Вы интересовались структурой типичных политических партий? Там почти всегда сотни "мертвых душ", которые собрались, чтобы нахапать кусок. А тех, кто врубается в идеи, хорошо если будет двадцать человек.

Г.: — Текучесть кадров ужасная…

— А чем занимаетесь?

Р.: — Не понял, как чем?! Политической деятельностью, конечно же. В Ригу ездим постоянно на партийные мероприятия. Организуем пикеты, концерты. Газеты распространяем, если нужно.

Б.: — А в местных газетах в каждом номере есть хоть одно упоминание о нас.

— В каком ключе?

Р.: — Обычно в негативном.

Б.: — Да во всех ключах. Насколько я проанализировал эти статьи, обо всем пишут. Мы им со всех сторон интересны. Вот мы собрались, вот что-то устроили, вот кого-то из наших арестовали…

— Проводите какую-нибудь работу среди потенциальных партийных кадров?

Б.: — Не, не проводим. У нас своих дел много. Если кому-то интересно, они сами подходят. Так вот никого не вербуем, не принуждаем. Чисто добровольцы. Хотят вступить в наши ряды — пожалуйста! Нужно только участвовать в мероприятиях, ходить на партийные собрания. В общем, показать себя с лучшей стороны.

— А что вы можете дать этим ребятам?

Р.: — Мы гарантируем нескучную жизнь…

Б.: — … и красивую смерть.

— Оп-па! Объясните-ка, чем "красивая смерть" может привлечь молодежь?

Б.: — Умереть за дело, чтобы помнили о тебе, чтобы сам перед смертью подумал, что ты что-то сделал.

Р.: — "Мы хотим прожить не зря" — это строчка из партийного гимна.

— И во сколько лет вы планируете умереть?

Б.: — Я хочу дожить до старости.

— А где красивая смерть?

Б.: — Красивая смерть — это умереть в бою. И мы планируем бороться до конца.

Р.: — Да мы не призываем к смерти. Главное не жить обывательской жизнью. У всех ведь как: дом, семья, работа, опять дом. То есть люди не живут, а существуют. Закончить школу, получить престижную работу… Разве это яркая жизнь?

Вполне.

Р.: — Извините! Обывательская система делает все, чтобы люди превратились в винтики механизма. То есть то, в чем обвиняли тоталитарные системы, демократия сделала на практике. Это власть усредненного человечка, со средними потребностями и возможностями. И реклама, и искусство направлены на потребности мелкого, среднего функционера.

— А не лозунгами, своими словами можешь сказать?

Р.: — А я не лозунгами говорю. Я объясняю партийную идеологию. Просто мне искренне омерзителен весь этот мир. Телевизор этот. Тупые какие-то там фильмы, примитивное искусство. Откройте газеты, книги. Просто отвратительно!

— А в Даугавпилсе можно вести не-обывательскую жизнь, но и не быть национал-большевиком?

Р.: — Не знаю, не пробовал.

Б.: — Если в Даугавпилсе не быть национал-большевиком, станешь наркоманом или попадешь в тюрьму из-за какой-то мелочи. Вариантов нет.

Р.: — Можно, конечно, выражать себя в искусстве и прочее. Но, по-моему, искусством можно и в партии заниматься.

— А вы чем занимаетесь?

Р.: — Я на данный момент безработный поэт. Закончил учиться, думаю в следующем году поступать куда-нибудь в литературный. Еще не придумал, куда. Скорее всего в Россию уеду. У меня отец был дико талантливый поэт. Его в литературный институт отправил Зиедонис с личной рекомендацией. Вот и я занимаюсь чисто художественной деятельностью. Будулай — профессиональный революционер (Будулай в этот момент зарделся от смущения). Занимается революцией и музыкой. Певец панк-группы.

— А что надо сделать, чтобы называться "профессиональным революционером"?

Г.: — Учиться, учиться и еще раз учиться.

Б.: — Со временем все само приходит. Я занимаюсь политикой уже пару лет.

— Школу закончил?

Б.: — Нет. В школе просто сгнить можно. Это ни к чему.

Р.: — Он просто из очень бедной семьи. Там его жизнь была весьма такой интересной…

— Так сколько классов ты закончил?

Б.: — м-м-м…

Р.: — Ну давайте не будем об этом!

— Почему? Простой вопрос…

Б.: — Мало.

Г.: — Я сейчас как раз заканчиваю учиться в среднем специальном учебном заведении по специальности электрик широкого профиля. Потом собираюсь в вуз по специальности. В рижский, наверное. В Даугавпилсе по моей специальности нельзя учиться.

— Вопрос к маме. Как вам позиция вашего сына?

Мама: — Меня это, конечно, все не сильно радует. Я когда узнала, что он стал национал-большевиком, кидалась в него каштанами. Ничего другого под рукой не оказалось. Гоняла по квартире. Орала: "Фашизм не пройдет!" А потом подумала, как можно с ребенком бороться…

Р.: — Она боролась довольно-таки долго. До сих пор иногда начинает беситься. Несчастный человек… И брат у меня несчастный. Он вообще буддист. Йог вроде бы.

— Почему не ведешь борьбу с классовыми врагами в семье?

Р.: — Бесполезно.

М.: — Понимаете, наша сегодняшняя жизнь — это практически не жизнь. Вот мой Раймонд не знает латышского и поэтому не сможет учиться бесплатно. Следовательно, он вообще не сможет учиться дальше. Потому что я безработная. Отец у него умер, а пенсия крайне мала. Но он как-то принципиально не учит этот латышский язык. Не знаю, почему. Ну прямо внутреннее сопротивление у него какое-то.

Р.: — Не надо, мама…

М.: — Подожди, Раймонд. Он ведь, понимаете, неглупый человек. Но как-то не хочет учить и все.

Р.: — Мама!… Понимаете, у меня это еще с детства. Когда все стали учить латышский в школе, я встал и сказал, что не буду. У меня есть такая чисто фишка, что если я сказал, то так и будет. Я ни одного языка не знаю. Ну, русский только.

М.: — Я абсолютно не поддерживаю его политические воззрения. Но терплю как мать. И вижу, что если у него есть интересные друзья, то это хорошо. Артур ему меня заменяет, потому что он его слушает. Да, Артур, Раймонд ведь тебе много интересного рассказывает? Стишки тебе рассказывает. Тебе ведь это нравится. (Артур смущенно улыбается.)

М.: — Поймите, это ребята с огромным творческим потенциалом. Неординарные личности. Очень талантливые люди. Очень. С огромным желанием изменить этот мир. И, следовательно, я уважаю таких людей. Потому что сама я человек не творческий

Р.: — Современная система направлена на то, чтобы выветрить из нас наш потенциал. Мы видим, в какую серость превращаются люди, когда взрослеют. Ничем не интересуются. Очень мало людей по-настоящему живут.

— А кому вы подражаете, ну, кто герой?

Р.: — Лимонов, Линдерман.

Б.: — Че Гевара.

Р.: — Да у нас целый пантеон. Начиная с, прости Господи, Чингисхана и Ивана Грозного!

—… Ну, Ивана Грозного трудно назвать нацболом?

Все: — А почему нет?! Он проводил такую политику резкую…

— …Тогда и Петра Первого давайте!

Р.: — И его можно. Он тоже вполне симпатичен. Плевать, что по-европейски мыслил. И еще целая плеяда консервативных революционеров: Эрнест Никиш, Эрнест Юнгер, Миллер ван Денбрук, Иван Разумник. Местами Отто Штассер (дальше Раймонда понесло)…

— Возвращаясь к протестам. Похоже, вы просто все комплексуете страшно.

Р.: — Был такой политик Дизраэли. Политик не очень, конечно, хороший, нечто вроде Черчилля, но у него все-таки была одна удачная фраза: "Историю делают люди, которые говорят "нет". Соглашательство очень выгодно для общества. Для обывателя идеал — это чтобы не было ни войн, ни революций. Такая тихая спокойная жизнь, бесконечный телесериал, так сказать.

Б.: — Я другого смысла, кроме того, что надо бунтовать, не вижу. Мне не нравится это все. ВСЕ не нравится в этом мире. Все эти люди — это олигофрены, дебилы вокруг, которые зомбированы.

Р.: — Ну, "дебилы" — это слишком громко. Но мы все равно говорим им "нет". Мы вообще всему говорим тотальное "нет".

Г.: — Мы не просто кричим, мы на этом зарабатываем некий политический опыт. Встречаемся с политиками. Со многими, неважно с какими. И ломаем систему. Сделать изнутри это невозможно. Чтобы проникнуть сейчас в ее середину, мне придется стать таким же функционером, как и все. Я не хочу. Мне эта система не нравится, она меня не устраивает.

— Как думаете, насколько вы популярны среди молодежи?

Р.: — Среди неформалов очень популярны. Остальные — так. Много приходят. Осенью особенно много, не знаю, почему. Самые крепкие и решительные остаются с нами. Причем самых разных возрастов. Молодых, конечно, побольше. Но постарше тоже приходят. Из богемы. Откровенные интеллектуалы. Но вообще нужно было бы вам у молодежи спросить, знают ли они о нас.

— Спрашивали, знают. Говорят, вы — наркоманы и алкоголики…

Б.: — Да это они наркоманы и алкоголики! Внешность обманчива. Их внешность, не наша. И полный город таких.

М.: — Насколько я знаю, Раймонд не пьет и не курит. Это у него такой принцип железный.

Р.: — Да ладно, мама…

М.: — …А Артур раньше был наркоманом.

Б.: — Да, пока я не стал нацболом, не видел смысла в жизни. Я был конкретный торчок.

М. (продолжает открывать карты): — Гридас, насколько я знаю, был маленьким алкоголиком.

Г.: — Не был я маленьким алкоголиком. Я курил много.

— Так откуда у остальных такое представление о вас?

М.: — Из литературы. Мы тут недавно распечатали какой-то левый роман, почитали… как он там назывался?

Р.: — Да не роман, вообще какая-то херня. "Этюд в красно-коричневых тонах". Спасибо нашей латвийской пропаганде за такие книжки. Уверен, это они ее написали.

Г.: — Откуда у молодежи искаженные представления о нас? Они же не предпринимают никаких шагов, чтобы получить информацию от нас, руководствуются домыслами.

Р.: — Главная фишка в том, что в Национал-большевистскую партию главным образом приходят ребята из неформальной среды, богемные люди, с литературными наклонностями, панки. А там спиртное с наркотиками льются рекой. Но мы не ханжи. Если кто-то у нас пьет или еще что-то, мы не будем его лупить и прочее. Он может быть таким зачаточным партийцем, на митинги там ходить, но для нормальной политической жизни он не годится. Потому как фишка в том, что, когда видят подкуренного нашего, думают, что все такие.

— Но почему, если у вас все так "героически", большая часть молодежи вами не интересуется?

Р.: — Молодежь такая же среднеориентированная, как и все. Вы читали книгу Лимонова "Дисциплинарный санаторий"? Очень рекомендую ее прочесть. Лимонов, исследуя статистику, доказал, что в обществе существует большинство обывателей, которые его не двигают. Все революции, все бунты делает несколько процентов населения.

Г.: — Для нас необходимо не количество, а качество личного состава.

— Проблемы с полицией есть?

Р.: — Есть, конечно. Но мы уже привыкли. Если бы боялись, мы бы к вам не приходили вообще. Это одна из самых первых фишек на пути профессионального революционера — научиться ничего не бояться.

— А как поступок Алины Лебедевой расцениваете?

Р.: — Мы ею восхищаемся вообще. Она наш друг, товарищ и брат.

— В смысле — сестра?

Р.: — Извиняюсь, сестра. Мы с ней познакомились на "Тарелке", такое место тусовок. Хорошая девчонка, любит поэзию, сама пишет стихи. Понемногу стусовались. Ходила на наши мероприятия.

— А правда про романтические отношения с одним из нацболов?

Р.: — Полный бред! Вы когда-нибудь Алину видели? Она человек такой крайне хладнокровный. Трудно представить, что она может к кому-то романтически относиться.

М.: — Я бы вообще на месте принца Чарльза вынесла Алине благодарность. Даже в денежном выражении. За то, что она практически показала всему миру проколы его охраны. А если бы на ее месте был террорист? А так проверка боем получилась. А вообще я думаю, дети просто "варятся" вместе. Просто творчески развиваются.

Р.: — Мама, ну что ты несешь!!! Мама!!!