- Большинство судебных процессов, на которых вы выступали в качестве адвоката, имели политическую окраску. Встречались ли вы с попыткой оказать политическое давление — на вас, на суд, на прокурора?
- Не знаю, можно ли в таких случаях говорить о прямом политическом давлении. Но в моей практике часто встречалось такое явление, как нарушение логических взаимосвязей. Поясню — развитие любого процесса, в том числе судебного, имеет определенную последовательность. Если она нарушена, возникает вопрос, что является тому причиной и кому это выгодно. В поисках ответа на этот вопрос можно зайти очень далеко, вплоть до подозрений на политическое давление.
- В каких именно делах у вас возникли эти подозрения?
- В первую очередь в деле о цифровом телевидении. По всем признакам договор о внедрении в Латвии цифрового телевидения является нормальной сделкой, каковых сотни и тысячи. Но вдруг на самом высоком уровне на нее вешается ярлык уголовно наказуемого преступления со всеми вытекающими из этого последствиями.
Или другое дело, связанное со взрывом в универмаге Centrs. Моя позиция и деятельность в рамках этого дела многих не устраивала. Потому с целью отстранить меня от дела в тюрьме была осуществлена провокация — мне подложили письмо, в котором была оговорена моя роль в планируемой поставке в тюрьму наркотиков. Хорошо, хоть сами наркотики не подложили! Это произошло именно в тот момент, когда я выступил в защиту своего подзащитного Бутелиса-Громова и выразил протест против методов воздействия, с помощью которых следствие пыталось из него "выбить" признание. Правда, применительно к этому делу вряд ли можно использовать термин "политическое давление". Но с другой стороны, любая попытка незаконными методами повлиять на исход дела является давлением — политическим, экономическим, административным — какая разница?
- Что вы можете сказать о давлении в деле Арманда Стендзениекса?
- Это вообще классика! Тогда многие политические силы и экономические группировки имели заинтересованность в том или ином исходе этого процесса. По словам самого Стендзениекса, высокопоставленные сотрудники Бюро по защите Сатверсме открыто предлагали ему сотрудничество в обмен на освобождение. Похожие предложения в том или ином виде Стендзениексу были высказаны неоднократно от чиновников, представляющих самые разные политические силы. Это не секрет, об этом знали и следователи, и прокурор.
- Многие так и не поняли, чем в конце концов завершился процесс над Стендзениексом…
- Стендзениекса обвиняли в получении мошенническим путем многомиллионного кредита из банка "Балтия". В запасе было еще одно обвинение — о попытке путем мошенничества получить деньги из московского банка "ИНТЕР-ТЕК". По первому эпизоду, связанному с ББ, Стендзениекса полностью оправдали. Тогда суд прибегнул к "запасному варианту". На мой взгляд, там тоже не было ни мошенничества, ни даже попытки мошенничества. Это была нормальная сделка, а деньги московскому банку были возвращены полностью.
Однако после столь долгого пребывания Стендзениекса в заключении ни одна судебная инстанция не посмела оправдать его полностью. Подобное оправдание было бы катастрофой для судебной системы Латвии.
- Может ли человек, без приговора проведший в заключении столь долгое время, обжаловать совершенные против него противозаконные действия и претендовать на компенсацию?
- Он не только может, но и должен этого делать. Основа основ судебной системы в правовом обществе — наказание должно соответствовать нарушению. В случае же со Стендзениексом это не так. Окажись на его месте кто-то другой, он даже в случае доказанного эпизода с московским банком получил бы меньшее наказание, нежели срок, который реально провел Стендзениекс в заключении. Он уже обратился в Европейский суд по правам человека, где оспорил и сам факт своего содержания в казенном доме, и допущенные следствием процедурные нарушения.
- Насколько серьезными были эти нарушения?
- Судите сами — человека обвиняют в попытке мошенничества, но суд при этом не удосужился допросить в суде ни одного свидетеля. Создалось впечатление, что никто и не хотел видеть московских свидетелей. Суд уже имел горький опыт — обвинение по эпизоду с банком "Балтия" стало разваливаться именно после того, как нам удалось добиться приезда сюда свидетелей из Германии.
- Существует ли механизм, дающий возможность призвать к ответственности служителей Фемиды, допустивших судебный брак?
- На мой взгляд, такого механизма в латвийской юстиции нет. Любой прокурор, в том числе генеральный, может дать самый нелепый ответ, который уже не подлежит обжалованию. Я не знаю ни одного случая, чтобы суд признал ошибки и незаконность решений высших должностных лиц прокуратуры и отреагировал бы на это должным образом. Суды этим не занимаются, они рассматривают дело по существу — виноват обвиняемый или не виноват. А конкретные решения конкретных должностных лиц в конкретной стадии расследования, будь они хоть сто раз неверными, тенденциозными и незаконными, к каким-то последствиям для их авторов не приводят.
- Можете ли вы привести другие примеры незаконных решений прокуратуры?
- Сколько угодно. Например, арест на присужденную судом компенсацию бывшему руководителю Латвийского государственного центра по радио и телевидению (LVRTC) Марису Паудерсу в деле о цифровом телевидении. Прокуратура нас информировала, что эти деньги переданы на ответственное сохранение LVRTC. При более подробном изучении документов видно, что обязательства по сохранению денег подписала бухгалтер центра. Но от имени юридического лица подобные обязательства на себя может взять и такого рода документы подписать только лицо, чье право на подпись зарегистрировано в Регистре предприятий или в Коммерческом регистре. Несмотря на то, что бухгалтер центра подобных полномочий не имела, прокуратура за подписью генпрокурора Яниса Майзитиса утверждает, что все сделано согласно закону.
- Разве участие в ЕС не дает нам права обжаловать решения наших высокопоставленных чиновников в международных судах?
- Эта возможность крайне неэффективна. Путь очень долгий. Пока мы докажем неправоту наших чиновников на международном уровне, они уже выйдут на пенсию или будут занимать другую должность. Таким образом они избегут дисциплинарной ответственности, а за истечением срока давности — и уголовной. Именно подобная безнаказанность провоцирует иных чиновников правоохранительных органов принимать абсурдные и противозаконные решения.
- Как вырваться из этого порочного круга?
- Согласно принципу, что любой человек имеет право на защиту своих интересов в суде, следует расширить круг тех вопросов, по поводу которых можно обратиться в суд. Обвиняемый в рамках уголовного дела должен иметь право обжаловать любые действия органов дознания и следствия, в которых он усматривает те или иные нарушения закона. Прокуратура отрицает необходимость такой практики, мотивируя свое мнение тем, что подобные обжалования затягивают расследование дела. На самом деле ничто не мешает делать это параллельно, при осуществлении полного судебного надзора.
- Вы можете уставшему от профессиональной терминологии читателю вкратце объяснить суть дела о цифровом телевидении? - Единственной формальной причиной для государственного вмешательства в сделку двух частных компаний было заявление о якобы незаконной передаче акций LMT от LVRTC дигитальному центру Латвийского радио и телевидения (DLRTC). Других причин вмешиваться в коммерческую сделку не было. Началась цепная реакция. Сделка же с самого начала была нормальной во всех отношениях.
- Что это была за сделка?
- Между латвийской и британской компаниями был заключен договор о внедрении в Латвию цифрового телевидения. Под этот проект учредилась компания, для реализации проекта было найдено финансирование. Латвийская сторона в качестве источника финансовых средств передала DLRTC акции LMT…
- …принадлежащие государству?
- Я не могу согласиться с решением Окружного суда, что акции LMT полностью принадлежат государству и что LVRTC не имел права использовать их как гарантию в данной сделке. Центр заработал эти акции путем собственной коммерческой деятельности, они не были преподнесены государством на блюдечке с голубой каемочкой. По всей видимости, руководство центра имело хорошую деловую хватку, стратегическое мышление и способность принимать ответственные решения. Они были готовы часть имущества вложить в новый проект, заметим, с перспективой приумножения того самого имущества. Это хрестоматийный пример расширения успешного бизнеса.
- Но политики утверждали, что этот договор не выгоден для Латвийского государства…
- Тут произошла подмена понятий. И слова о невыгодности повторялись как заклинание. Причем тут государство, если сделка заключена между двумя частными компаниями? Сами чиновники, начавшие дискуссию на тему, является ли DLRTC государственным предприятием, склоняются к мысли, что это все же частное предприятие. Так в чем тут государственная выгода или невыгода? Даже если допустить, что Латвийское государство усмотрело в договоре невыгоду для латвийской компании и решило защитить ее интересы, есть множество механизмов, как оптимизировать условия этого договора. Но сам дигитальный центр и юристы, разрабатывающие договор, считают его условия вполне выполняемыми для обеих сторон. И до начала судебных разбирательств обе стороны исправно исполняли эти условия.
- Следовательно, в реализации договора были заинтересованы обе стороны?
- Именно так. И то, что Kempmayer рассчитывал в результате реализации этого проекта получить прибыль, вряд ли можно считать преступлением. Прибыль есть святая святых любого бизнеса. Свою часть прибыли, когда дигитальное телевидение начало бы работать, получил бы и дигитальный центр, что также логично и ненаказуемо. Сегодня политики и популисты занимаются подсчетами возможной прибыли Kempmayer и спорят о том, сколько DLRTC переплатил бы британцам в результате реализации проекта. Но никто не утруждал себя подсчетами, сколько дигитальный центр на сегодняшний день уже мог бы заработать, каковым был бы баланс инвестированных и заработанных денег. В бизнесе часто бывает ситуации, когда даже двукратная переплата впоследствии приносит четырехкратную прибыль. А в данном случае прибыль Kempmayer на круг могла бы быть в районе 6 процентов.
- Сейчас рассмотрение этого дела вынесено на международный уровень.
- Подача иска в Стокгольмский арбитражный суд было поистине удивительным решением. Ситуация абсурдна — обе стороны хотят продолжать сотрудничество — одна сторона хочет получить прибыль в процессе реализации проекта, другая сторона — зарабатывать на эксплуатации этого проекта. А вместо всего этого в арбитражном суде затевается дело, исход которого не может прогнозировать ни одна из сторон. Мой опыт работы подсказывает, что дигитальный центр, скорее всего, проиграет это дело. Хотя бы потому, что поиск аргументации начат только после подачи иска. Теперь получается, что для Латвии единственным, и то весьма сомнительным аргументом в Стокгольме может послужить обвинительный приговор в уголовном деле против руководителей LVRTC и DLRTC по фактам превышения должностных полномочий, попустительства и пособничества к мошенничеству.
- Но уголовное дело тоже выглядит крайне запутано.
- В нем, точно как и в деле в арбитражном суде, вначале были громкие заявления, и только потом последовали поиски их мотивации. Прокуратура уже потеряла счет выдвинутым версиям. Вначале Бюро по борьбе с коррупцией заявило, что незаконно все — и передача акций LMT, и создание дигитального центра. Впоследствии все же выясняется, что и центр создан согласно закону, и акции переданы в соответствии с ним же. Потом оказалось, что во всем виноваты руководители LVRTC и DLRTC Марис Паудерс и Гунтарс Спунде.
- Как же все-таки насчет выгодности или невыгодности сделки? - Подобные обвинения можно предъявить любому руководителю любого предприятия по поводу любой сделки. Нет такого договора, условия которого не могли быть более выгодными. Если прибыль компании составила, например, десять миллионов, можно упрекнуть ее руководителя в том, что эта прибыль не достигла одиннадцати миллионов. И так во всем. И если мы говорим о попустительстве должностных лиц, то первыми надо призывать к ответственности тех же прокуроров.
- Можно ли прогнозировать исход уголовного дела?
- Если с иском в арбитражном суде все более или менее понятно, то прогнозировать исход уголовного дела очень трудно. Я уже говорил о несметном количестве выдвигаемых версий. Никто не знает, какая будет следующая.
- Как избежать судебного произвола?
- Я очень надеюсь, что ситуацию изменит новый уголовный процессуальный кодекс. Там должны быть более четко обозначены сроки для досудебного расследования, более четко оговорены возможности обжалования решений следственных органов. Пока же против человека могут выдвинуть вздорное обвинение, и он годами будет пребывать в статусе обвиняемого. Потом дело передается в суд, где его рассмотрение также может затянуться на годы.
- Почему было отправлено на дополнительное расследование дело о взрыве в универмаге Centrs?
- Дело Громова является классическим примером нижайшего уровня как следствия, так и прокурорского надзора. Перед тем, как подать в Окружном суде прошение на смену меры пресечения обвиняемого, я посчитал, какие следственные действия предприняты в отношении Громова в течение года, пока он находился в заключении. Их оказалось не больше десяти, и большинство из них носили формальный характер. Прокурорский надзор над этим делом практически отсутствовал. Халатность и отсутствие компетенции — это основные причины для отправки дела на дополнительное расследование. Это очередной пример теории вероятности, когда одна судебная инстанция готова смириться с проделанным следствием объемом работ и на основании этого осудить человека на восемь лет, а другая инстанция признает, что расследование дела практически не сдвинулось с места.
- Можно ли однозначно ответить на вопрос, взрывал Громов универмаг или нет?
- После изменения меры пресечения Громову мне этот же вопрос задали и представители других СМИ. Сейчас говорить о его вине или невиновности преждевременно. Я могу судить только по тем доказательствам, которые имеются в уголовном деле. До сих пор доказательственного материала было недостаточно. Но расследование продолжается.
- Не играет ли нынешняя неразбериха в судебной системе на руку адвокатам, которые вместо того, чтобы приводить аргументы невиновности своих подзащитных, ищут изъяны в процессуальных процедурах?
- Не думаю. Ведь одно нелогичное решение прокурора может свести на нет десять аргументов адвоката. И не только по поводу несоблюдения процедуры, но также по поводу невиновности подсудимого.
Seko "Delfi" arī Instagram vai YouTube profilā – pievienojies, lai uzzinātu svarīgāko un interesantāko pirmais!
