Если театр начинается с вывески, то Брюссель, прямо скажем, не самая привлекательная вывеска для Европейского союза. Типичное для западноевропейских городов разделение на жилую, торговую, промышленную и административную части здесь доведено до тотальности. Конечно, встретить у "мальчика Писа" дымящую котельную не хотелось бы, но, с другой стороны, оказаться поздним вечером в вымершем районе безликих офисных небоскребов послевоенной постройки — тоже приятного мало. Не говоря уже о продуктовом магазине — работающую пивную не найдешь! По сравнению с Ригой зелени — минимум.
Брюссель — город процентов на 85 франкоязычный, но вывески дублируются на двух языках. Фламандское население, впрочем, говорит на языке валлонской части не слишком охотно, и поблизости к границе с Нидерландами французская речь совсем исчезает. Бельгийское королевство, впрочем, официально не двухобщинное, а ТРЕХобщинное государство, а Брюссель — отдельная часть. Сие сообщается приезжим прямо у КПП в аэропорту.
Между тем назвать валлонов французами — значит погрешить против истины. В отличие от галльской эмоциональности и некоего раздолбайства, франкоязычные бельгийцы ведут себя весьма корректно и щепетильно. Брюссель с его кружевами и шоколадками являет собой воплощение перфектной буржуазности. Но этот национальный характер уже почти погребен под толстым–толстым слоем глобализма. Миллионы серопиджачных визитеров, говорящих на всевозможных акцентах English, — это и есть Брюссель не бельгийский, но евроатлантический.
Единогласно, с чувством глубокого удовлетворения
Первое впечатление от посещения гигантских зданий Европейского парламента и Европейской комиссии (правительства ЕС) — духота. Однако спертый воздух можно объяснить элементарно — офисная архитектура со стеклопакетами изолирует тебя наглухо от городского климата и шумов. Сидишь, ведешь беседу о расширении ЕС, а за окном на антенне сидит статичная брюссельская ворона. Наблюдает и оценивает — что твой еврокомиссар!
Гигантский комплекс зданий Евросоюза раскинулся на территории, сопоставимой с центром Риги. Каждое из них — автономный город с парковками, ресторанами, магазинами, бюро путешествий. При желании евроклерк может вообще не вылезать с рабочего места. Но, признаюсь откровенно, все эти пластико–ковролиновые пространства навевают вселенскую тоску. Стандартизация внешнего облика всех европейских офисов наверняка имеет что–то общее с семантикой законодательного процесса в Европарламенте в целом.
Ведь это, скорее, не "большой Сейм", где бушуют страсти и интриги, а "Европейский Верховный Совет" — причем брежневского времени. Что говорить — если подавляющее большинство еврозаконов принимается простым поднятием руки! Никому и в голову не приходит считать пять с лишним сотен голов. И Европейская комиссия здесь утверждается не парламентом, а делегируется правительствами стран–членов. В Европарламенте нет ни оппозиции, ни правящей коалиции, хотя арифметическим большинством обладают правые, то бишь консервативные партии. Представлены в парламенте Европы и индусы, и китайцы, и негры. Может, скоро будут и русские?
Какая боль…
В течение рабочего дня, проведенного в стенах европейских институтов власти, мы встретились с четырьмя — и достаточно высокого уровня — представителями Европарламента и Еврокомиссии, ответственными за переговоры с ЛР. И вот что удивительно: почти все они представляли нашу "старую знакомую" — Германию. Наверное, у нас постепенно обозначается "стратегический партнер", наподобие того, что представляет собой Польша для Литвы, а Финляндия — для Эстонии. Конечно, можно рвать волосы на темени, причитая по поводу "возвращения черных баронов". Да, у латышского и немецкого народов отношения, прямо скажем, непростые. Но если говорить о государстве, экономике, культуре, в конце концов просто СТИЛЕ ЖИЗНИ Латвии, то он определен немцами в гораздо большей степени, чем латышами и русскими. И то, что происходит с нами в процессе вступления в Европейский союз, означает всего лишь, увы, переход в естественное состояние, длившееся на протяжении 700 лет.
И вот что удивительно: именно немцы, бывшие одними из самых главных "обидчиков" и "обиженных" XX века, могут научить Латвию такому непростому искусству, как политкорректность. Только не в американском, а в европейском понимании. Звучало это лейтмотивом практически всех наших встреч: "Да, мы понимаем вашу боль, господа, но надо смотреть вперед!" Это — в ответ громогласных инвектив латышских делегатов об оккупации, Ялте–Потсдаме, "экономических мигрантах" и прочем нехорошем, от чего Запад обязан Латвию освободить.
"Это еще хорошо, что именно мы ведем с вами переговоры, — откровенно сказал один брюссельско–немецкий VIP. — Попробовали бы вы поговорить с моими коллегами из Британии, Португалии или Греции. Для них никаких ваших исторических проблем просто не существует".
"Очень трудно объяснить людям из таких стран, где вообще находится Латвия", — признал посол ЛР в Бельгии и при Евросоюзе Андрис Пиебалгс. В середине 90–х годов русские хорошо помнили министра образования, стоявшего на твердых национальных позициях. Сейчас же, как и все мы, он прекрасно осознает: все не только не так просто, но и просто не так…
А вообще так Евросоюз — вещь невредная. Представьте себе — разница между донорскими поступлениями в Латвию и ее собственными затратами составит 200 миллионов латов в год, и это только поначалу. Конечно, можно согласиться со вздохом кондитера с брюссельской Ратушной площади: "Это все для больших компаний". Уйти бы в лес да в скит… Но не шумят уже дубравы под Брюсселем.
Seko "Delfi" arī Instagram vai YouTube profilā – pievienojies, lai uzzinātu svarīgāko un interesantāko pirmais!
