Вкус жизни Гоя  (1)

— Кто такой Владимир Гой?

— Этот человек просто очень хорошо замаскировался, а поскольку раньше он писал произведения в другом, нежели теперь, жанре (какие, говорить не станем), то взял псевдоним. Хотя Гой, вернее, человек, скрывающийся под этим именем, пишет рассказы очень давно. Его многие знают по книгам для другой аудитории, другого возраста. Но дабы создать что–то совершенно иное, пришлось выступать под иной фамилией. Это честно и интересно.

— У вас довольно говорящий псевдоним. Вы изгой?

— Я люблю иногда перечитывать Библию. В Ветхом Завете есть фраза, помните, после того, как Адам и Ева согрешили и были изгнаны из Рая: "Он одел их в одежды кожаные и отправил на Землю". Прочел это и лег спать, но среди ночи вскочил с постели. Мне приснилось то, КАК люди были изгнаны из Рая. Понял — мы все изгои! Ощутил, как мы одеты в эти кожаные скафандры! Той же ночью, лет четырнадцать назад, на печатной машинке я написал рассказ "Изгои". Это самый старый рассказ в новой книге, где остальные произведения создавались в последние два года. Поэтому когда должен был выбрать псевдоним, то не задумываясь назвался Гоем. В иврите слово "гой" означает "не-еврей", изгнанный. А в русском языке это слово приобрело иной смысл. Так раньше к уважаемым людям обращались, например, "Ой ты гой еси, царь наш Иван Васильевич!".

— Почему вы так долго не публиковали рассказы "для другой аудитории"? Ведь, судя по сборнику "Вкус жизни", они написаны талантливым человеком, и стесняться чего–то автору ни в коем случае не приходится.

— Я писал другое, это издавалось, и у меня уже сформировался свой круг читателей. Теперь с появлением "Вкуса жизни" круг, надеюсь, расширится. Но за все годы накопилось много разных произведений, которые к лету будут изданы в книге "Я бы мог быть праведником".

— В ваших новеллах все узнаваемо, а порой даже названо своими именами. Вот они — рижские улочки, столичные байки, клубы, женщины, мужчины, друзья, знакомые, любовницы, редкостные сволочи.

— Книга не о моих знакомых, я лишь списывал какие–то качества, лица. Хотя и совпадения не случайны. Переверните книгу, и на обороте вы прочтете: "Мы все в этом мире похожи друг на друга в любви, подлости, жадности и многом другом. Будь ты возвышенный идеалист или конченый пройдоха, я обещаю, что несколько строк здесь будет посвящено тебе". А поскольку в большинстве рассказов я пишу от первого лица, то… Вот вы видите на страницах конченого козла, значит, это тоже я, подлец — я, влюбленный — я, гений — я, случайный романтик — вновь я. Очень многое из того, что написано, со мной лично происходило.

— В рассказе "Жажда крови" вы тот человек, который выходил олененка, или же тот, который его убил ради трофея над своим столом?

— Люди, которые меня уважают, при мне вообще не говорят об охоте. Я ее ненавижу. По сути, охотники, которые стреляют не ради пропитания, но ради кайфа, — это трусливые убийцы, поскольку животное им не может ответить выстрелом. Одно дело, когда берешь в руки ружье и идешь в лес ради пропитания, но когда просто так — это бесчеловечно. В "Жажде крови" олененок Подкидыш видит фары, думает, что это солнце, и бежит ему навстречу. Но вдруг из солнца полетели пули. В рассказе описана психология охотников. Им на хрен не надо это мясо, но трофеи на стене и байки: мол, вот я крутой, в лесу смог стольких завалить. Я был в Хабаровске, видел настоящих мужиков, для которых охота — это способ добывать пищу. Хотел бы я отправить туда, в Сибирь, латвийских "крутых". И пускай попробуют убить не беззащитного олененка, а атакующего уссурийского тигра, который сам решит поохотиться и сожрет их вместе с ружьями.

— Помните историю, когда мэр Риги Боярс кичился, что завалил на охоте десятки животных?..

— Вот его надо было посадить за стол и заставить сожрать все мясо. Ел, ел, ел, пока бы… не стал вегетарианцем! Или хотя бы отвез мясо и раздал тем людям, которым есть нечего. Это могло бы хоть как–то оправдать его пристрастие к охоте.

— Дальше перелистываем страницы книги. Вот! Рассказ "Иероглиф". Вы, точно его герой, женились из расчета на дочери богатого профессора?

— Нет, конечно. У меня вообще нет знакомых, выбравших себе жен именно по такому "выгодному" принципу. Однако — наоборот. Я лично знаю женщин–акул, вроде той, что описана в рассказе "Акулы". Противно, когда женщины не замечают души мужчины, но смотрят на него как на кошелек, что в наше время встречается сплошь и рядом. В советское время, когда все теоретически были равны, женились чаще по любви. Хотя "морковок" разных и тогда хватало.

Мне ближе люди, описанные в повести "Фарбус", которую я создавал три года. Там рассказывается о светлом чувстве, когда человека любят за то, что он просто есть.

— Значительная часть книги — это рассказы о Непале. Любите путешествовать?

— Еще как! Вообще–то я всю жизнь мечтал побывать в Тибете, пообщаться с далай–ламой. А однажды прочел, что родина Будды — Непал, Северная Индия. Туда и отправился, где с другом в течение месяца лазил по горам. Доползли мы до высоты пять с половиной тысяч метров. Словом, приключений хватало. Но во "Вкусе жизни" непальских историй совсем чуть–чуть.

Про Непал я хочу написать отдельную книгу, которая называлась бы "Тропы". Помимо Непала, там будут и другие мои приключения, например, на Камчатке, где я побывал лет восемь назад и на вертолете пролетел очень большие расстояния. Высаживался около гейзеров, в медвежьем заповеднике, наконец, просто пил спирт с настоящими русскими мужиками, где те зимовали. Там же настоящие русские мужики — честные, чистые, открытые, добрые. Только представьте себе: они уходят на охоту, по многу месяцев зимуют в непролазных местах и вообще не видят людей. После общения с ними ты понимаешь, каким должен быть!

В прошлом году я был в Крыму, лазил там по горам, окунулся в совершенно замечательную атмосферу на пляже. А мои друзья тогда ездили в Южную Америку, поднимались на Анды, но, увы, компанию им составить не смог — лечил травму ноги и выбрал более простое, но все равно замечательное путешествие. В ноябре я собираюсь в Полинезию. Вообще мой любимый герой — Тур Хейердал, поэтому мечтаю когда–нибудь, как и он, проплыть на плоту через океан, вкусить ТАКОЙ жизни. Но в Полинезии пока в первую очередь я хочу побывать, где похоронен Гоген, да и просто посмотреть изумительные места. Кстати, последняя страна, куда бы я хотел попасть, это США. Разве что на Аляску тянет. Пройтись бы по местам Джека Лондона!

— Но вернемся на Восток. С далай–ламой вы все же встретились?

— Да, но только не в горах Тибета, а в родном городе. Как–то в Риге я узнал, что к нам в страну собирается далай–лама. Заранее договорился о встрече с его премьер–министром (если патриарх отвечает за духовные вопросы, то премьер — за политические. — И. М.). Тот приехал ко мне, мы разговорились о Непале. А я почему–то не стал ничего говорить ни о буддизме, ни о красоте страны, ни о какой–то романтике, а о "Рокси", очень крепкой тамошней самогонке. Так контакт был найден. Спустя некоторое время получил ответ: далай–лама согласен остановиться у меня в доме. До последнего момента я не верил, что великий учитель будет в гостях! И вдруг подъезжает машина, выходит далай–лама, здоровается со мной! Моя жена вешает на него венок из васильков и ромашек (что, в общем–то, никому не разрешается!), и гость отправляется со своей свитой в комнаты. Потом я каждый день общался с далай–ламой, причем он меня все время называл Вовкой, а по утрам приветствовал по–русски: "Привет, Вовка!"

Однажды я показал ему свои рассказы. Далай–ламе их перевели, и он согласился написать предисловие к книге, даже позвал в гости. Поэтому, когда я окажусь в Тибете, в его доме в Драмасале, то обязательно передам рукопись.

— Значит, продолжение следует.

— Обязательно!