Foto: F64
Во второй половине девяностых мой одноклассник по имантской средней школе попал на российский Северный флот. После развала Союза его родители выбрали Россию, а новая родина потребовала отдать ей долг. Рассказы о двух годах в Североморске изрядно расширили мои знания о мире. Я узнал, например, что "карась" — это не только рыба, но и матрос первого года службы. Что главное занятие "карася" — вовсе не плавать, пусть даже и на боевом корабле, а "летать" — то есть претерпевать всевозможные унижения от "годка" (матроса-старослужащего). Что "баночка" — это не только маленький сосуд, но и большая табуретка, которой "годок" с размаху лупит по заду провинившегося "карася". Ни о патриотизме, ни об истинном мужчинстве (в духе "армия из пацана мужика делает") демобилизовавшийся приятель не заикался — как и вообще почти ни о чем, кроме голода, избиений, тупости и бессмыслицы всеобщей воинской повинности.

Моя родина не доверила мне ни гражданства (натурализовался я много позже, после изменения законодательства), ни автомата. Но и я на своей университетской скамье, и мой приятель в североморской казарме, и многие наши сверстники в казармах латвийских тогда, в преддверии нового тысячелетия, воспринимали обязательную военную службу как анахронизм. Как пережиток Совка. Еще свежие воспоминания о советской дедовщине накладывались на телевизионные кадры перепуганных российских срочников в чеченском плену. Зато в США, знали все, служба добровольная. Призывная армия ассоциировалась с отсталостью и прошлым, профессиональная — с прогрессом и будущим. Ассоциировалась не только в бывшем соцлагере — как раз в девяностых и нулевых от призыва отказалось и большинство западноевропейских стран. Но бывшие строители социализма, порвавшие с этим вынужденным занятием, — и уж Латвия-то точно, — четко видели собственное будущее. Знали, чего хотят.

Мы хотели стать настоящей Европой, полноценным Западом. Желанное членство в западных оборонных и экономических союзах, с одной стороны, означало символическое приобщение к продвинутой части человечества, с другой — предполагало практический результат в виде богатства и безопасности. Пятая статья Североатлантического договора вроде бы избавляла от необходимости иметь большую армию (тогда как нейтральные до последнего времени Финляндия со Швецией и Австрия от призыва либо не отказывались, либо отказывались лишь ненадолго), а высокий уровень цивилизации означал, что обороной должны заниматься профессионалы. Мы были уверены, что богатство, продвинутость и безопасность входят в один комплект — на упаковке которого стояли логотипы НАТО и ЕС.

Так мы желаемое и получили — почти одновременно.

Lai turpinātu lasīt, iegādājies abonementu.

Lūdzu, uzgaidi!

Pielāgojam Tev piemērotāko abonēšanas piedāvājumu...

Loading...

Abonēšanas piedāvājums nav redzams? Lūdzu, izslēdz reklāmu bloķētāju vai pārlādē lapu.
Jautājumu gadījumā raksti konts@delfi.lv

Seko "Delfi" arī Instagram vai YouTube profilā – pievienojies, lai uzzinātu svarīgāko un interesantāko pirmais!