В серии материалов о доверии портал DELFI задается вопросом, в чем плюсы и минусы доверия. Восьмая и девятая статьи посвящены двум внешне противоположным (но настолько ли?) взглядам – восприятию мира, доверия, идей на Западе и Востоке.
Президент альянса мировых лидеров «Мадридский клуб», президент Латвии (1999-2007). Родилась в Риге 1 декабря 1937 года. После утраты независимости семья Вике-Фрейберги отправилась в эмиграцию, сначала – в Германию, затем – в Марокко, позже – в Канаду. Получила степень доктора экспериментальной психологии. Работала в психиатрической больнице Торонто. С 1965 по 1998 год была профессором психологии Монреальского университета, где преподавала психофармакологию, психолингвистику, теорию наук и экспериментальные методы. Главные направления исследовательской деятельности – процессы, связанные с памятью, языком и разумом. Одновременно проводила обширные исследования семиотики, поэтики и структуры латышских народных песен, была активным деятелем латышского сообщества. В 1998 году вернулась в Латвию, через год была избрана президентом. На этой должности проработала восемь лет.
О том, как изменяется наше отношение к демократии как форме общественного управления и ценностям, которые долго объединяли большую часть мира, мы беседуем с экс-президентом Вайрой Вике-Фрейбергой. Какие ценности станут основой постдемократического общества? Первое интервью на эту тему – с одним из ведущих российских социологов Алексеем Левинсоном – доступно здесь.
Представительная демократия не может существовать без доверия. Альтернатива – один вождь, которому бросают под ноги цветы, и который говорит, что и как. Европа прошла этот путь, довольно глубоко и последовательно. Это было испробовано в 20-м веке. Вторая теоретическая возможность – все судят обо всем. Но они некомпетентны. К тому же, у них нет времени и желания этим заниматься. Непрактично. Поэтому представительная демократия нуждается в том, чтобы люди доверяли отраслевым профессионалам. Я не юрист, но если реформируется Уголовный закон, если это обеспечит более справедливый судебный процесс, даст судебной власти лучшие инструменты, то я доверяю профессионалам в области права. Когда я иду к зубному врачу, я доверяю – он знает, что делает. Общество вообще не может существовать без доверия.
Профессия, пользующаяся в мире наибольшим доверием, - пожарный. Почему?
Это профессия, в которой очень много людей погибает. На кладбище в Монреале есть большой памятник погибшим пожарным, установленный в 19-м веке. Очень опасная профессия, без которой мы и близко не чувствовали бы себя в такой безопасности.
Получается, для доверия нужен элемент риска? Если кто-то идет на риск, ему мы доверяем больше?
Я бы все-таки сказала, что мы доверяем, если этот человек действительно знает, что он делает. Если есть компетентность и профессионализм.
Что случилось с доверием? Почему оно падает из года в год, особенно в последнее время?
Существуют две основные причины. Первая – разочарование. Если кто-то выступал с обещаниями и их не выполняет, например, в политике. Хороший пример – банкир и банк. Есть выражение – «надежно, как в банке». До недавних пор бытовало такое мнение, люди доверяли банкам. В молодости я работала в банке. Надо сказать, там действительно ощущалась эта аура надежности. Доверить свои деньги – безопасно, все будет в порядке… Затем начался крах банков. Люди были разочарованы, и после кризиса банки уже не такие надежные, доверие подорвано. Вторая причина – осознанный обман. Ложные новости, открытая ложь, подкорректированная информация. Современные СМИ, которые открывают ворота для такого информационного потока, при этом не говорят, насколько та или иная информация надежна. Недавно в рамках Рижской конференции состоялась дискуссия, организованная «Мадридским клубом». Дискуссия была по вопросам целостности информации. В условиях, когда технологии позволяют свободный поток информации, кто-то должен стать информационным фильтром. И снова – людям приходится доверять тому, кто будет отделять лживые и подкорректированные новости от подлинных.
В начале «арабской весны» ООН организовала в Ливане конференцию о доступности информации. Был представитель руководства телеканала Al Jazeera, который рассказывал о трансляции новостей с площади Тахрир в Каире. Он говорил – знаете, это очень большая площадь, на ней очень много людей. В некоторых частях площади люди группируются, общаются, спорят, но в объектив камеры попадает лишь маленькое «окошко» всего пространства. И это «окошко» является сиюминутной «истиной» о процессах на всей огромной площади. Это тоже отобранная информация, один угол, суженный взгляд. В поэзии это называется метонимией. Это очень широко наблюдается в наших дайнах, где один кусочек, один образ представляет нечто более широкое. Дайны вообще больше метонимичны, чем метафоричны.
Профессор Кембриджского университета Дэвид Рансимен (David Runciman) нынешние процессы называет кризисом среднего возраста у демократии. С одной стороны, ясно, что следует идти дальше, но ужасно не хочется отказываться от удобной, привычной формы общественного управления. К каким переменам нам следует готовиться?
Перемены нужны. Один из факторов влияния – уже упомянутые информационные технологии. Следует помнить, что информация не есть нечто абсолютное. При обмене информацией всегда были и будут интерпретации. Каждый из нас видит вещи по-своему, и консенсус между людьми формируется очень медленно.
Второй фактор – понимание нашей системы ценностей. Того, что такое ответственность индивида, какие у нас права и их проявления. Каждый житель не может участвовать в принятии решений, например, о строительстве шоссе, проходящем через населенные места. Кто-то должен взять ответственность на себя. Вопрос в форме. В Европе представительная демократия традиционно опирается на политические партии. Это чуть ли не божественная ценность. Но это все же временное явление. Не будем забывать, что понимание ценностей – начиная с Древней Греции и на протяжении всего развития Европы – не только всегда отличалось, но и приводило к резким, кровопролитным столкновениям.
Вся история Европы – не что иное как одна кровопролитная борьба. За имущество, землю, влияние, привилегии, но также – за идеи. Одно из фундаментальных умозаключений современной демократии заключается в принятии этих резко отличающихся друг от друга мнений и идей, в терпимости. Такого не было в Средние века, такого не было в Европе 19-го века, не было в Советском Союзе при Сталине, в Италии при Муссолини и в Германии при Гитлере. Мы живем с этим многообразием и пытаемся направлять его в какое-то разумное русло. Например, политические партии в качестве способа управления разными взглядами.
На определенном историческом этапе это была адекватная модель. Но это не вырублено в граните, это не вечная модель. Условия меняются, поэтому политические партии – в кризисной ситуации. На Западе они устали, на Востоке – по-настоящему еще не научились действовать, их век очень короток. Это как ядерный реактор, который вырабатывает свою энергию, а потом останавливается. Партии больше не способны быть тем руслом, по которому движется многообразие человеческой мысли. Это устаревшая модель, которая пока не способна найти для себя современное выражение.
Экономика двигается к так называемой модели разделения и участия (sharing economy). Возможно ли нечто подобное в общественном управлении?
Быть может, в небольшом и гомогенном обществе. Но надо учесть, что участие в обсуждении общественных вопросов фактически означало бы непрерывное голосование на разных референдумах. Какие у нас в поселке будут крыши – только красные, только черные, или каждый сможет выбирать цвет на свое усмотрение? Мы утонем в подобных вопросах. Ну не может человек ни успеть, ни быть компетентным. Поэтому надо найти способ, как распознать единомышленников и делегировать кому-либо право говорить от моего имени.
Но группы единомышленников встречаются все реже, они все меньше.
Скорее, беда в том, что очень много тех, кто вообще не думает. У них свои, как говорится, gut reactions. Как только что-то появляется в новостях, они готовы прыгать, будучи твердо убеждены, – как так можно, как так можно… Но если спросить конкретнее, что этот человек знает по данному вопросу, оказывается, что весьма мало.
Журналист и писатель Энн Эпплбаум в статье для The Atlantic предупреждает, что худшее еще впереди, так как популизм в госуправлении постепенно вытесняет принцип конкуренции. На место талантливых приходят лоялисты.
Это был бы путь к авторитаризму, где люди добровольно отказываются от своих прав на участие в управлении. Люди, которые не способны или не желают думать и участвовать, всегда будут первыми, кто с восторгом встретит кого-то, кто твердо говорит, как правильно. Это хорошо видно на перемене в школьном дворе. В младших классах дети неумышленно группируются вокруг самого массивного и быстрого. Другие же прислушиваются к нему, так как есть ощущение, что он в случае чего сумеет защитить. Люди готовы отдать свои полномочия кому-то, кто говорит – я это сделаю за тебя и к тому же – в твоих интересах. Ах, как было бы хорошо! Никакой ответственности, никакого риска.
Насколько реальна угроза возвращения авторитаризма? Сейчас ведь другие условия – мы живем более благополучно, чем в период между войнами.
Беда в том, что ни человеческая глупость, ни человеческое зло никуда не делись. Мы придумываем разные способы, как держать это под контролем, но за тектоническими изменениями в мировой политике – такими как падение железного занавеса, поражение коммунистической идеологии – следуют также изменения экономического и социального характера. Западная Европа за долгое время привыкла жить в комфортабельном коконе за железным занавесом. Можно было спокойно торговать с Востоком и не слишком беспокоиться об остальном. Теперь актуален Brexit. Если прислушаться к голосам из Великобритании, они ведь не жалуются на пакистанцев или индийцев, которых в Лондоне полным-полно. Они кричат о приезжих из Восточной Европы.
Если предыдущая модель устарела, что придет вместо нее? Как ограничить зло?
Никто не осмеливается говорить о врожденном зле и глупости человека, ведь это неполиткорректно… Но это реально.
Ханна Арендт говорила.
Ну, это было дозволено одному философу-еврейке в контексте судьбы ее народа. Если бы это делал кто-нибудь другой… думаю, последствия были бы тяжелые. Да ведь ее и обвиняют – насчет банальности зла. Будто она, понимаете ли, оправдывала зло. Вовсе нет! Она говорит, что зло не падает с неба на землю и не воплощается в одном народе. Банальность зла в том, что оно рождается в повседневности, во внешне мелких, незначительных вещах. С детства я хорошо помню, что были такие дети, которые просто врали. Даже без особой необходимости и смысла. Или, например, воровали. Просто так.
11 ноября в своей речи Эмманюэль Макрон, говоря о национализме, назвал его «предательством патриотизма». Хотя «национализм» и «патриотизм» сегодня можно понимать весьма по-разному, согласны ли вы, что Европе угрожает национализм?
Я не читала полную речь Макрона, знаю о ней только на уровне заголовков. Но я, например, оппонирую идее, будто национализм вызвал Первую мировую войну. По-моему, это был империализм. Империям это обошлось дорого. Интересно, что те нации, которые развернули империи по всей нашей планете, у себя дома могли позволить себе роскошь быть очень демократичными, терпимыми и справедливыми. По отношению к своим. Но они были брутальными в своих колониях. А те империи, которые пытались развернуться в рамках Европы, занимались вопросами расширения влияния и жизненного пространства наций. Да, расизм вытекает из империализма, из предрассудков, но это не национализм.
С чего и как нам следует начать, думая об этой новой, современной модели общественного управления?
Начать следует с маленьких детей, нужно учить их основным вещам. Например, уважению к другому человеку. Помню, в детстве я заметила на улице человека, который прихрамывал, и сказала маме – вон, калека. Мама сделала мне строгое замечание, что нельзя так говорить и показывать пальцем. Это некрасиво, сказала она мне. Но кто же скажет ребенку, что красиво, а что нет, если не мама, отец, дедушки и бабушки? И, конечно, школа. Это ценность, которая остается в ребенке. Это действительно элементарные вещи, но я не уверена, что в наших системах образования по всей Европе об этом подумали. На высшем уровне – да, там мы говорим о политкорректности и границах, но что происходит с нашими детьми и подростками?
Мы, европейцы, гордимся своим культурным наследием и вдруг – непонимание базовых вещей?
После пережитых ужасов Второй мировой войны и распада Европа пришла ко многим прогрессивным решениям, которые позволили впредь не воевать за ресурсы, а использовать их вместе. Европа изменилась, выросла. В 1954 году, когда мы уехали из Марокко, там уже появилось требование независимости. Французы говорили: как так можно, это ведь некрасиво. Ведь в 1912 году султан подписал договор о протекторате, согласно которому мы помогаем ему победить враждебные племена. На это им отвечали: договор о протекторате – это как рубашка, сшитая на ребенка. Когда ребенок вырастает, рубашка больше не подходит. Нам это больше не подходит. Мир изменился.
Мир изменился, но политики не поспевают за этими переменами. Перед вами мы брали интервью у ведущего социолога российского «Левада-Центра» Алексея Левинсона, который сказал, что новых идей просто нет. Неужели?
Европа формировала свой идейный «сундук с приданым» со времен древнегреческих философов. Содержимое этого сундука в одних исторических условиях понималось так, а в других – уже в ином контексте. Не стоит отбрасывать эти исторические идеи как бесполезные, их необходимо трансформировать в соответствии с новыми условиями и реалиями. Надо помнить, что идеи и ценности, о которых мы говорили, на протяжении тысячелетий выкупались очень дорогой ценой – борьбой и кровью. Но эти идеи умирают, если их не оживлять и не преобразовывать, если не заботиться о них, как о саженцах. Идее, как и саженцу, в общем все равно, кто и как о ней заботится. Но важно, чтобы идеями кто-то интересовался, размышлял, спорил. Это становится предельно ясно, если подумать об идеях как о биологических организмах. Когда осенью растения увядают и засыхают, нужно сеять, чтобы они выросли снова.
Хейди Маурер, доктор, лектор факультета политики и международных отношений Оксфордского университета
И действительно, свежие данные Eurobarometer подтверждают, что политическим структурам доверяет меньше людей, чем не доверяет. В 2018 году большинство не доверяло правительству своей страны (61%, доверяли 34%) или парламенту (60%, доверяли 45%), или Евросоюзу (48%, доверяли 42%). Данные по Латвии ближе к недоверию: 64% не доверяют национальному правительству (в среднем по ЕС 61%), 75% не верят национальному парламенту (в среднем по ЕС 60%), и, что важно, 89% не доверяют политическим партиям (в среднем по ЕС - 77%). Партиям доверяют всего 5% (!). Тем не менее, такие латвийские данные свидетельствуют о сложности показателей доверия: 51% доверяет региональной и местной власти (в среднем по ЕС 54%) и 48% - средствам массовой информации (в ЕС 40%).
Недоверие к политическим институтам указывает на то, что необходимы открытие дискуссии о смысле и видах представительной демократии. В то же время, нынешний климат требует и дискуссии о том, в каком союзе хотят состоять страны ЕС. Такие мировые лидеры, как Трамп или правые националисты Европы нападают на либеральные ценности (такие, как сотрудничество и компромисс), которые настолько важны для стран Европы. Их политическая риторика поддерживает достижение эгоистических интересов страны вопреки общим целям; краткосрочный расчет вопреки сотрудничеству, которое обеспечило бы прибавочную стоимость всем вместе. Они делают вид, что наше общество может функционировать по принципу "победитель получает все". Либеральный идеал европейского общества основан на достижении компромисса с как можно более широким большинством и защите прав меньшинства. Действительно ли европейцы хотят отказаться от этого?
Странам Европы, кажется, нужно не только большее доверие со стороны граждан, но и доверие к гражданам. Политические лидеры в своих оценках осторожны, поскольку боятся потерять избирателей в пользу упрощенной правой риторики. И все же, несмотря на "Брекзит", множество кризисов в Европе и призывы националистических лидеров подумать о выходе из ЕС, данные Eurobarometer показывают, что две трети жителей Европы уверены: будущее их страны в составе ЕС будет лучшим, чем вне его.
Глядя на современное положение Европы, мы не можем успокаивать себя. Нужно признать, что жизнь в условиях демократии требует постоянного труда. Евросоюз, страны-участницы ЕС и их граждане должны продолжать дискутировать о том, каким они хотят видеть будущее своего общества. Это обсуждение требует времени и сил, но оно важно, чтобы обеспечить доверие и поддержку демократии в Европе в будущем. Выборы в Европарламент - хорошая возможность начать новый этап переговоров.
Жанета Озолиня, профессор политологии Латвийского университета
Доверие к идеям может оказаться обманчивым и даже опасным. Идеи формулируют люди. они возникают в определенное время и место, и они предназначены для определенных целей и разных групп. Может оказаться, кто какая-то идея устарела и уже не отвечает ни времени, ни пространству, ни тем, кто ей внимает.
Есть по крайней мере одна универсальная идея, и это свобода. Свобода это та идея, которую есть смысл соизмерять с собой, окружающими, страной и миром. Прожив 28 лет в свободной и независимой Латвии, мы принимаем свободу как что-то очевидное, что-то такое, что подарено нам навечно. В истории Латвии был довольно длинный период, когда свои мысли приходилось излагать в том числе и на эзоповом языке. Эзопов язык тренирует творческий подход и многообразие форм выражения, но если долго не возвращаться к языку, на котором можно свободно выражать свое мнение, то пропадает доверие не только к происходящему вокруг, но и к себе.
Европе - одно из таких мест в мире, где свобода была не просто словом, но и мотивом, целью и действием, которые с XVII века двигали страны к созданию такого общества, которое поощряло бы проявления индивидуальной свободы. Каждый, кто полагал, что свобода это анархия, вседозволенность и утверждение своего превосходства, становился жертвой собственных заблуждений. Свобода - это, в первую очередь, ответственность. Ответственность за тот выбор, который делается сегодня и в будущем. Во-вторых, свобода это уважение выбора, который сделали другие. Своя свобода так же ценна, как свобода других людей. В-третьих, свободу как ценность ставят под сомнение, критикуют и даже отрицают разные авантюристы внутри, а также враждебно настроенные люди и государства в мире. Поэтому свободу нужно защищать.
Можно доверять идеям, но лучше доверять себе и близким. Тем, вместе с которыми создана независимая и свободная Латвия, и вместе с которыми она будет развиваться в будущем.
Айва Розенберга, директор Института Латвии
Доверять кому-то значит быть уверенным в том, что можешь отдать себя под чье-то покровительство. Ты чувствуешь, как будто укрылся в безопасном месте, в таком теплом, спокойном доме, где тебя принимают таким, какой ты есть. И где верят во все хорошее, что в тебе есть. Испокон веков человек стремился доверять семье, руководителям, идеям, символам и божественному началу. Но можем ли мы доверять сами себе?
Когда было основано Латвийское государство, моей бабушке было семь лет. Она успела принять участие в демократических выборах в Сейм, прежде чем к власти пришел авторитарный режим Карлиса Улманиса. При советской власти мне было лет десять, и бабушка рассказывала мне о жизни до оккупации. Хотя я и была ребенком, хорошо помню, как однажды она рассказывала о многопартийной системе, о разных политиках демократической Латвии, о партиях и политиках, за которых голосовала их семья.
Эта история бабушки – наше генетическое наследство, или, как говорят в народе – культурный код. Было бы замечательно, если бы каждый из нас для себя понял, что мы хотим передать дальше. Чтобы наше наследие сохранилось и стало еще более полным.
Для того, чтобы страна могла быть демократической, большинство граждан изо дня в день должно проходить через лабиринты соблазнов. Проходить тест на свой личный рост: какой вклад я сегодня сделал в наследие своей нации? Узнал ли я какую-то новую идею, освоил ли новый навык, смог ли услышать, что другие мне говорят? Или только сделал вид? Допускаю, что часть политических проблем возникает из самоуверенности. Из высокомерного представления, что я умнее и лучше. Популизм – зеркало внутреннего протеста человека. У него есть вторая сторона: ловкие люди, которые ради денег, славы или власти используют критическую массу этого протеста, чтобы направить его на достижение своих личных интересов. Кажется, звучит просто. Можем ли мы так же просто что-то сделать на пользу дела? Да, каждый из нас может "тренироваться" – постоянно работать над собой. Быть разумно самокритичным, открытым миру, черпать в нем вдохновение. Для этого нужно хотя бы на мгновение остановиться и прислушаться.
Я хочу, чтобы мы слышали, видели, вдыхали и ощущали разные течения и идеи, не впадая в рутину и стагнацию. Уважали корни и стремились к лучшему из достижимого.
"Армия" культуры в Европе и по всему миру уже много лет выдвигает на передний план вопросы экологии и социального диалога. И они формируют новое понятие – совместное создание благ (co-creation). Изменения климата, потоки миграции, дуэль демократии и авторитаризма, экономия ресурсов и оздоровление окружающей среды, новые экономические модели, уменьшение социального расслоения и изменение привычек людей – все эти темы изучает культура.
Наша нация в наивысшей степени принимает многоголосие. Множество голосов, которое создают просветление, духовное переживание, в котором мы растем и чувствуем себя достаточно сильными, чтобы доверять своему голосу и каждый день создавать уникальное наследие своей нации.
Мария Снеговая, исследователь Центра анализа европейской политики (CEPA)
Рост популизма в Европе сейчас одна из самых горячих тем для обсуждения в политологии. Достаточно много ученых полагает, что популистские тенденции определяет неспособность ведущих политических партий представлять основные группы общества в то время, когда эти группы страдают от глобализации и влияния либерализации экономических процессов. Лидеры популистов используют риторику, которая изображает разделенное на две однородные и противоположные части общество: "простые люди" против "коррумпированной элиты", которая не способна этих людей представлять.
Последствия глобализации в посткоммунистической Европе были усилены неудачной трансформацией индустриального наследия. Поскольку в большей части посткоммунистических стран правящие партии проводили политику глобализации и интеграции в ЕС, в людях, которые пострадали в результате такой политики, укрепилась неприязнь к этой элите. Неспособность правящих партий защитить эти группы привело и к уменьшению доверия к политическим институтам как таковым. Похожие тенденции в Латинской Америке в середине 2000-х годов вызвали кризис представительной демократии.
В своей диссертации я изучала расцвет популистов и крайне правых партий в странах Вышеградской четверки и пришла к выводу, что правые партии особенно успешны в ситуации, когда левые реализуют политику подстраивания под рынок. Особенно это заметно в странах, где левые партии ввели режим экономии (Венгрия, Польша) и отказались от протекционистской политики. В результате традиционно право настроенные избиратели (главным образом, "синие воротнички") почувствовали себя брошенными и в конце концов решили поддержать партии правой направленности. Правые партии в этих странах ввели популистскую, направленную против реформ повестку дня, чтобы бросить вызов направленным на реформы политическим силам.
Популистские партии часто представляют угрозу для демократических институтов, и их распространение стоило бы уменьшить. С чего начать? Один из способов, как уменьшить крайне правый популизм - разделить протестные группы, направленные против глобализации, между правыми и левыми партиями. Если бы лево-центристкое крыло европейских партий вернулось бы изначальной политике протекционизма в экономической политике, они могли бы вернуть часть поддержки. Такой тактики придерживалась Демократическая партия США, чтобы противостоять правому популисту Дональду Трампу. Еще один урок, который стоит усвоить европейским политикам - после реформы нужно компенсировать хотя бы часть ущерба, который из-за нее возник у людей. Если эти группы не будут представлены, они будут голосовать за альтернативное предложение, чтобы обеспечить себе политическое представительство.
Гатис Круминьш, ректор Видземской высшей школы, ассоциированный профессор
Мы верим тому, во что хотим верить. Тому, что соответствует нашим представлениям о добре и зле, нашей интерпретации событий прошлого. Мы доверяем таким идеям, которые совпадают с нашими ценностями, и скорее готовы принять мистические, не соответствующие реальности вещи, чем основанную на фактах информацию, которая переворачивает наши представления о порядке вещей в прошлом или настоящем. Так уж мы, выжившие в процессе эволюции, устроены. Те 20 тысяч поколений homo sapiens, которые были до нас, сформировали нас. Нашу осторожность, нашу готовность полагаться на авторитет и нашу веру то, во что мы хотим верить.
Мы способны доверять только таким идеям, которые созвучны нашим ценностям, или таким, в которых мы видим явную необходимость - можем назвать это и выгодой. Но в истории бывали и феномены, когда явная необходимость трансформировалась в ценности. Яркий пример - первые шаги в создании Евросоюза. В течение 30 лет Европа была опустошена дважды в ходе двух мировых войн, и в эпицентре этих событий были Германия и Франция. Идея более тесного сотрудничества между странами Европы получили поддержку не только в контексте экономики, но и благодаря желанию исключить повторение еще одной войны - по крайней мере, между Германией и Францией.
Сегодня ЕС стал важным фактором, когда мы на разных уровнях обсуждаем ценности. Сам по себе союз стал ценностью и в то же время целью для многих, кто по разным причинам не принимает или не понимает эту ценность. Ситуация довольно серьезна, и иллюзия стабильности, в которой пребывает большая часть нашей (европейской) интеллектуальной и политической элиты, напоминает десятилетие перед Первой мировой войной.
Идеи, основанные на ценностях, должны стать движущей силой развития. Это не просто банальная фраза, это наша реальность. Это наша большая возможность. Договориться не только потому, что произошли большие неприятности, но и потому, что это наилучшее для нас решение.
Рената Меньковска, ассоциированный профессор Варшавского университета
Это тесно связано с теорией спроса и предложения, которая, по-моему, подходит для того, чтобы объяснить взгляды граждан на ЕС. Та часть теории, что связана с предложением, предполагает, что жители могут принимать решения по ЕС на основании рациональных аргументов о прибыли, которую они могут получить (фонды, свобода передвижения, единая валюта). Часть, связанная со спросом, основана на уверенности, что система ценностей ЕС должна быть согласована с ценностями его жителей - чтобы обеспечить доверие и поддержку. Поэтому структурам ЕС нужно укреплять коммуникацию и связывать ценности ЕС с теми благами, которые получают европейцы.
Похоже, что солидарность - это одна из тех ценностей, которые граждане могут понять и оценить. По-моему, включение понятия солидарности в систему ценностей всех жителей ЕС обеспечит будущее Евросоюза. Способствовать этому должны, скорее, общеевропейские структуры, а не самые крупные страны (например, Германия или Франция).
Мартыньш Хиршс, политолог
Раздробленность может показаться многим пугающей и небезопасной, однако именно такой плюрализм - основа демократии в Латвии и в мире. У латвийского общества, так же, как у других демократий, нет единой идеи по поводу будущего или ценностей, и для демократического общества это совершенно нормально. К тому же, такие столкновения между разными идеями в Латвии и мире не являются чем-то фундаментально новым. Например, те самые эмоциональные, раскалывающие общество лозунги - "новые" против "старых", "чистые" против "коррумпированных", "популистские" продавцы мечты против "опытных" - использовались в латвийской политике снова и снова. Для того, чтобы прийти в политику, ими пользовались и Народная партия, и "Новое время", и Партия реформ Затлерса.
После выборов, находясь в информационных пузырях все большего размера, нельзя забывать, что демократический процесс - это не упрощенная борьба между добром и злом в политике и обществе. Демократия выступает за способность к сотрудничеству между людьми с разными взглядами и ценностями, за способность прийти к компромиссу и найти то, что объединяет. Вера в единственно верные, правильные идеи, и демонизация сторонников иных идей - очень хороший способ, как стремительными шагами продвинуться в направлении тоталитаризма. Кое-где на западе это, к сожалению, уже произошло.
Томс Ростокс, ведущий исследователь Центра стратегических исследований и безопасности, ассоциированный профессор ЛУ
В какой мере доверие Латвии к политике сдерживания НАТО оправдано? По-моему, в достаточной. И в ближайшем будущем сдерживание будет только укрепляться. Страны Балтии увеличили расходы на оборону, и они выросли в альянсе в целом. Военное присутствие НАТО в Балтии выросло, улучшились возможности других стран альянса оказывать помощь балтийским странам.
Как это связано с доверием? Очень просто: у доверия больше оснований, если есть уверенность в том, что другие страны будут выполнять свои обещания. Доверять проще, если готовы практические решения, которые в случае кризиса позволят оказать помощь. Доверять становится сложнее, если таких практических решений у страны нет. Поэтому и Латвия, и страны НАТО должны работать, чтобы альянс был готов отразить внешнюю угрозу. Тогда и взаимное доверие в пределах НАТО увеличится. Где уже есть, там и рождается
Кто пользуется доверием жителей Латвии в сфере генерирования идей и формировании общественного мнения? Мы опросили 25 представителей творческих профессий, которые занимают высокие посты и в повседневной жизни общаются с лидерами мнений.
Список был длинным, и в него вошли представители разных отраслей. Чаще всего упоминались следующие имена:
бывший президент Латвии
политолог, эксперт по международному праву и дипломатии
публицист и политолог
журналист
духовный учитель, теолог, писатель
В статье использованы фотографии агентства LETA