Foto: LETA
Как и весь доверчивый народ Латвии, я с прошлого четверга усиленно следил за свежими сообщениями новостных агентств, порталов и телевидения о нападении на Леонида Якобсона.

Полностью абстрагируюсь от пересказа каких-либо версий и мнений о том, как называется род деятельности господина Якобсона, и почему с ним случилось то, что случилось. Если уж случилось, так тому и быть.

Но за эти дни у меня накопился целый ряд вопросов, которые, возможно, профессиональному криминалисту (по одну или другую сторону "баррикад") или страстному любителю детективов покажутся наивными.

И все-таки, они у меня накопились. И допускаю, что не только у меня. С точки зрения информированности общества (а значит, доверия к своей полиции, СМИ и политикам), было бы неплохо, если бы кто-то попытался на них ответить.

Прежде всего, я многого не понимаю в связи с самим нападением. Кроме того, что, очевидно, господин Якобсон имел дело с самыми дерзкими и одновременно эксцентричными громилами на всем Западном полушарии.

Можете ли вы представить себе злоумышленников, которые, чтобы настучать человеку по голове, выбирают: 1) дом, расположенный чуть ли не на самой оживленной улице столицы, 2) многоквартирный дом в центре, 3) с частично не запираемым подъездом, 4) после завершения рабочего дня, когда в квартирах могут находиться не только дети и старики? Судя по всему, на господина Якобсона напали именно такие преступники.

Далее. Злоумышленникам показалось недостаточно того, чтобы напасть в то время и в том месте, где провал наиболее вероятен. Вопросы вызывает выбранное ими средство воздействия.

Если бы вы решили кого-то быстро и больно проучить или запугать в полупубличном месте, неужели вы положились бы не на пару палок или бейсбольных бит, а на… газовый баллончик, какое-то шумное огнестрельное оружие, звук которого услышал сосед, собственные руки, ноги, а также на какое-то экзотическое режущее средство, о котором врач сказала господину Якобсону, что это не мог быть нож? Но эти эксцентричные люди сделали именно такой выбор.

А теперь представьте себя в противоположной роли и снова задайте вопрос: сколько людей, переживших зверские нападения и, по их собственным словам, едва оставшихся в живых, тут же бросится оповещать дружественные СМИ, чтобы они успели сделать исторические кадры? А ведь это люди, которые утверждают: "Я встал, прикрыл лицо — щека висела куском мяса, вывернутая вниз, оттуда хлестала кровь, и побежал на улицу искать ребенка"…

Далее — как объяснить всю эту ужасную путаницу в связи с самим избиением? Если сложить вместе все предметы, которые в своих рассказах упоминали пострадавший и разные полицейские начальники, получится целый арсенал — газовый пистолет, травматический пистолет, газовый баллончик, экзотическое режущее средство… Скажите на милость, как успеть все это использовать?

То же самое с полученными травмами. Сначала речь шла о стреляной ране. Сам господин Якобсон о стрельбе не говорил, но рассказывал о ране длиной восемь сантиметров. Затем он же заговорил о вырезанном на лице "большом четырехугольном куске". Но на публично доступном снимке с зашитым лицом ничто не свидетельствует о таком вырезанном куске… Я не медик, но… неужели из щеки человека действительно может вытечь такое количество артериальной (судя по цвету) крови, которую мы видим на фотографиях?

Версии о последовательности событий тоже, мягко говоря, противоречат друг другу. "Они на меня побежали и пшикнули в глаза баллончиком" — все случилось быстро и резко. Но нет, все-таки нет — "до этого я услышал, что они говорят по-русски"… Когда же они говорили по-русски, если, как только их заметили, они сразу же набросились, пшикнули, били и резали? Во время избиения они якобы не говорили… Лиц пострадавший вообще не заметил. Но нет, — нападавшие были "в черных очках".

И что это за сомнительные шутки насчет "ребенка под ударом"? Читаем новостную ленту: "Якобсон выразил агентству LETA возмущение в связи с действиями полиции, которая рассказала, что ребенок был свидетелем преступления. По его мнению, таким образом ребенок подвергается риску. Сына сейчас не пускают в школу, жена вместе с ним прячется".

Но вот, что Якобсон говорит порталу imhoclub.lv: "Мы поднимались с сыном по лестнице, я шел немного впереди — мы играли. Я шел широким шагом — убегал, а ребенок меня догонял. Когда я проходил между первым и вторым этажом, я увидел, что сверху спускаются люди в капюшонах и черных очках. По их виду я понял — это "за мной" и закричал ребенку "беги!".

Так кто же был тем злодеем, который всему миру рассказал о присутствии сына на месте нападения? И по какой причине?

Еще: что это за люди, которым все ясно — их избили, чтобы запугать, их семье грозит опасность и т.д. и т.п., но при этом они заявляют, что не будут сотрудничать с правоохранительными органами? Не будет ли рассуждать жертва нападения так: пусть полицейские издеваются надо мной с утра до вечера, пусть смотрят хоть фильмы Лени Рифеншталь, пусть хвалят не только Ушакова, но и всех трех олигархов, лишь бы они были рядом в максимальном количестве? Тогда как объяснить отношение пострадавшего?

Я еще понимаю пострадавшего — стресс, шок… Но полиция — неужели господину Кюзису и Ко так трудно вместо того, чтобы болтать о попытках и стараниях, четко и ясно сказать то, что сами нападавшие отлично знают: так и так, раны свидетельствуют о том-то, очевидно, произошло то и то? И еще — господина Якобсона отпустили на все четыре стороны потому-то. Ведь понятно, что никакой тайны следствия в этом нет…

Да, и еще пара уже не уголовных, но не менее наивных вопросов. Во-первых: не стоило бы публичному политику, каким себя наверное считает Нил Ушаков, просто взять себя в руки ради элементарной порядочности и публично извиниться — если не перед обидчиком Якобсоном, то теперь всеми избирателями, которых могло удивить, что для их избранника порезанное человеческое лицо является объектом ухмылочек? Во-вторых — что касается громких заявлений сразу после события в прошлый четверг. Одно дело — разные Сандры Калниете, которые сначала истерически вопят о задушенной свободе слова, а лишь потом начинают думать, о чем, собственно, кричат. У них работа такая. Но вот, я читаю заявление Латвийской Ассоциации журналистов — да-да, той самой, в которой собрался весь цвет нашей латвийской журналистики. И я не могу не задавать наивные вопросы.

Если уж в этическом кодексе этой организации записаны разные красивые вещи про объективность, выяснение фактов, недопустимость введения в заблуждение и так далее, если уж в ассоциации собрались такие умные, аналитические, озабоченные информированием общества люди, как же получается, что в данной ситуации они без какого-либо выяснения фактов, не сосчитав до десяти, начинают орать о нарушении хрупких границ? Как же получается, что им сразу же все ясно — без малейших сомнений и критической оценки?

Не получается, ли, что ситуация "наших бьют, какими бы они ни были" для них достаточна, чтобы начхать на все прекрасные принципы? И если уж на то пошло, как я, будучи читателем или зрителем, могу знать, в каких еще ситуациях эти люди посчитают уместным на время забыть о декларируемых принципах?..

Да уж. Кто знает, сможет и, главное, захочет ли кто-нибудь отвечать на все эти наивные вопросы.

Перевод DELFI. Оригинал здесь

Seko "Delfi" arī Instagram vai YouTube profilā – pievienojies, lai uzzinātu svarīgāko un interesantāko pirmais!