У двух общин разные интересы. У той части, которая у власти, политика пока управляет экономикой. Хорошее правительство и хорошие советники, работавшие в банках. Кормушка у власти и социальные гранты формируют электорат: доля населения, подверженного риску бедности с учетом выплаты социальных трансфертов, в Латвии в 2010 году была самой высокой в Евросоюзе – 21,3%.
В психологии есть понятия «привязка» и «суперпривязка». Первое отражает интересы, а второе – лозунг, который позволяет облечь интересы в пристойные рамки. В книге Дэна Ариели «Предсказуемая иррациональность» разбирается пример: человек легко может унести с работы карандаш стоимостью 10 центов, но вряд ли возьмет из кассы десятицентовую монету. Взять деньги – это в представлении человека воровство, а как только появляется их заменитель, моральная грань отодвигается очень сильно. Украсть тысячу из кассы - плохо, а сотни миллионов накоплений бабушек – простительно.
Люди не мошенники априори, но они становятся мошенниками, когда переступают порог: наличные деньги, опасность быть пойманным (никто не узнает о преступлении), морально-этические нормы (обмануть белого в Китае – не грех). Как только исключаются деньги и появляется заменитель (фьючерсы, акции на бирже), количество мошенничеств возрастает. Почему нужно давить русских? «Нас ущемляли и мы имеем право». Повесил ярлык – и все легче сделать. Русские плохие, поэтому повесивший ярлык тут же наделяет себя правом перейти моральную грань.
В Сатверсме не сказано, что у латышей последнее слово. А потом пошли отступления – восстановление общности граждан до1940 года и поражение в правах сотен тысяч людей. На самом деле вопрос интеграции – политический, а затрагивает он экономические интересы. Латыши говорят: мы же не взяли у вас деньги! Но если финансовым эквивалентом выразить, сколько получили латыши и недополучили нелатыши за десятилетия, отделяющие нас от призыва «За нашу и вашу свободу!», получится, что деньги взяли.
Есть прибыль – получаем, а за убытки не отвечаем. И наказание за воровство отсутствует. Когда одна часть общества скушала права другой, появилось большое количество самооправданий. Отказаться от присвоенных привилегий очень тяжело.
Выросло поколение, которое никогда не жило при Советском Союзе. Оно уже ненавидит русских, не зная за что. Потому что папа 20 лет в качестве самооправдания говорил сыну гадости про соседа, стараясь в том числе и для самого себя прикрыть свои нечестные поступки по отношению к тем, с кем жил дружно в течение 50 лет. Папа придумывает небылицы, ведь невозможно объяснить, почему у одних есть права, а у других нет. Ему выгодно этого не замечать, ибо он находится на чужой экономической территории, он едет на чужом автомобиле. Он их получил благодаря тому, что навесил ярлык на того, кого обобрал.
Интеграция – это суперпривязка в мнении о том, что русские не хотят интегрироваться. На самом деле латыши боятся: если дать русским права, они их потеснят экономически. Публично озвучивается другое: мы не отдадим права русским, потому что они требуют русский язык.
Мне безразличен языковой и национальный вопрос. Есть люди, которые находятся в зоне моего внимания и есть те, кто не находится - зачем мне думать, хорошие они или плохие?
Для русских референдум – дубина ради того, чтобы получить одинаковую мораль для всех. Создание материальных активов, или нематериальных - для последующего обмена на деньги. В Латвии появился нематериальный актив под названием «русский язык».
В переговорах важно отдать то, что тебе не столь важно и отстоять то, что важно. И получить от противной стороны то же. Нужно поставить мерило ценностей, одинаковых во всех условиях и для всех людей.
Важно ли русским, чтобы язык был вторым государственным? Нет. Но тогда компромисс должен быть на другой оси – мы отдаем вам русский язык, но получаем нулевой вариант гражданства. Тогда все начнут работать на экономику.
Интеграция – это затраты. А деньги где? Как мы будем их делать? Об этом нигде не говорят. В России хорошо или плохо говорят про нанотехнологии, про ВПК, про нефть и газ. В Латвии слово «экономика» не употребляется. Есть интересы банков, которые просто необходимо удержать.
Деньги не у латышей, не у русских, а у банков. Все риски банков перевешаны на простых людей, латыши лишились земли. Нужна интеграция между населением Латвии и шведскими банками! Они всех одинаково обули. Ввели в грех соблазна. Это же они говорили, что у нас все будет расти, а если будет регресс, оценочная компания должна выкупить за ту сумму, которую гарантировала банку. Теперь банк получает страховку, актив и еще клиента, который до конца жизни попадает в рабство. Есть ли национальность у рабов?
Русская угроза устарела. Теперь угроза банковская. Банкам сегодня выгодно поддерживать самое шаткое положение в обществе. Говорите о национальном, только не открывайте рот об экономике. Когда два брата не могут между собой ужиться, приходит кто-то третий и забирает имущество у обоих. Великая банковская революция…
Те, кто отстаивает свою нацию в противоположность другой, отстаивают ярлык. Тем временем нет долговременной экономической программы, что означает деградацию. Когда экономика станет совсем плохой, люди задумаются, почему им не хватает пенсий. Но ЕС затыкает дыры, тем более что пока это стоит недорого.
Суперпривязкой для всех должна быть богатая Латвия. Она может быть посередине. Это настоящий интерес и латышей, и русских. Разделенная страна не может быть богатой.
Seko "Delfi" arī Instagram vai YouTube profilā – pievienojies, lai uzzinātu svarīgāko un interesantāko pirmais!
