Foto: Publicitātes foto/Alice Blangero
Быть премьером знаменитой труппы и покинуть сцену на пике карьеры, в 30 с небольшим, – такое в голове не укладывается. Но Йерун Вербрюгген как знал, что совсем скоро национальные балеты Уэльса, Фландрии, Словении, Финляндии и множество других театров завалят его работой, а критики будут называть одним из самых многообещающих хореографов Европы. В 2018 году бельгиец откликнулся на приглашение из России и поставил к юбилею театра "Балет Москва" спектакль "Танцпол"; о своем "русском приключении" он вспоминает с нежностью и собирается приехать на "Золотую Маску в Латвии", чтобы увидеть "Танцпол" в Лиепае и Вентспилсе. Если график позволит, конечно.

А давайте вы перво-наперво расскажете, кто такой Йерун Вербрюгген?

Ой, боженьки. Ну… Я бельгиец, мне 37 лет, родился в Брюсселе, балетную школу окончил в Антверпене. О карьере классического танцовщика особо не мечтал, не было ощущения, что это прям мое. Нет, правда: меня совсем не заботило, насколько я талантлив, делаю ли успехи, стану ли премьером. Я просто получал огромное удовольствие от танца - такой, знаете, наивный паренек. И это привело меня в такие места, о которых я и думать не мог. Да, начинал на сцене я все с той же классики, сильной радости от этого не испытывал, медленно, но верно двигался в сторону более современной хореографии – и в конце концов оказался в Балете Монте-Карло. Туда набирают артистов с очень серьезной технической подготовкой, репертуар очень обширный, причем львиную долю составляют спектакли Жана-Кристофа Майо. Для меня это было идеально: выразительная, экспрессивная, театрализованная хореография. Я роста-то небольшого, зато очень подвижный (смеется), мне со школы говорили – о да, ты рожден для балета, но Принцем никогда не будешь. А я отвечал: ну и отлично, мне достанутся все классные характерные персонажи. В результате станцевал и принцев, и Ромео…

Это был лучший Ромео, которого я когда-либо видела.

Спасибо. Словом, много странного, неожиданного и приятного в моей карьере случилось. А в 31 год я принял решение ее завершить - потому что у меня возникло ощущение, что я сделал на cцене решительно все, чего хотел. Можно было остаться в Балете Монте-Карло и спокойно деньги зарабатывать, но это как-то не вписывалось в мою картину жизни. Мне приключения нужны.

А как вообще в вашей жизни танец возник?

Да вот как-то не врезался в память момент, когда я сказал – о, я хочу танцевать. Мне кажется, я танцевал с рождения. И мои родители решили: раз так, не будем отдавать его на футбол или баскетбол, отдадим его в балет. Думаю, на самом деле мною двигала страсть к созиданию, к творчеству. Мне ужасно нравилось что-то сочинять, придумывать - и это не только к хореографии относилось. Когда я в 11 лет ставил в школе миниатюры, это было скорее визуальное искусство, чем танец. В общем, не будь балета, я нашел бы другой способ самовыражения. Пусть рисовальщик из меня и никудышный.

Нужно ли быть хорошим танцовщиком, чтобы стать хорошим хореографом?

(Смеется.) Не знаю. Наверное, это у кого как. По мне, не надо быть супер-танцовщиком, чтобы обладать воображением хореографа. Хотя, конечно, мой опыт помог мне как минимум по части образования: я впитывал в себя умения всех балетмейстеров, у которых танцевал. Работал с артистами на репетициях и во время творческих мастерских тоже многое мне дала.

Foto: Publicitātes foto/Кирилл Михирев

Вас называют Тимом Бертоном от хореографии. Как вы относитесь к этому сравнению?

Как к прекрасному комплименту. (Смеется.) Это после "Щелкунчика" так стали говорить, которого я поставил в Женеве шесть лет назад. Мне, конечно, трудно взглянуть на себя со стороны, сам себя я с Бертоном не ассоциирую. Хотя, пожалуй, понимаю, откуда это сравнение пошло, очень для меня лестное. Бертон для каждого фильма придумывает целую вселенную, которая то ли на мечту похожа, то ли на ночное наваждение. Я тоже с первых своих работ стремился создавать маленькие миры – только используя для этого язык тела.

Это важно для вас – быть ни на кого не похожим, демонстрировать собственный почерк?

Это для всех хореографов важно. Правда, я никогда на эту тему специально не заморачивался, тем более что любой балет, который ты ставишь, требует отдельного подхода, нового взгляда. Но мне кажется очень ценным, что знакомый режиссер, видевший мои ранние опусы, приходит сейчас на мои спектакли и говорит: а знаешь, здесь проглядывает тот 20-летний Йерун, которого я знал когда-то. Я расту, я меняюсь, как все мы с возрастом меняемся, но при этом остаюсь собой – и хочу, чтобы так было и впредь.

Но, может, есть какие-то любимые мастера, которые на вас повлияли?

У меня много любимых. Как танцовщику мне повезло встретиться с настоящими титанами -- я работал с Яном Фабром, я работал с Жаном-Кристофом Майо, Матсом Эком, я танцевал в балетах Иржи Киллиана и Джорджа Баланчина. Они все в моем теле, в моей душе, в моем багаже. Конечно, они на меня повлияли, как влияет, обогащая, любой художественный опыт. Но когда я сочиняю - мне не требуется вдохновение со стороны. Я всецело зациклен на себе в этом процессе, я как будто в пузыре нахожусь.

В "Танцполе", который скоро на покажут на "Золотой Маске в Латвии", чего только не увидишь на ногах у артистов: пуанты, роликовые коньки, балетные туфли. Кто-то босиком танцует. Кто-то – по сюжету – танцует до последнего вздоха… Для вас это личная тема?

Когда меня попросили сочинить спектакль к 30-летию "Балета Москва", выяснилось, что этот театр еще ни разу не задействовал обе свои труппы сразу, классическую и contemporary dance. Эту задачу передо мной и поставили. И поскольку речь шла об объединении, мне захотелось поговорить о пространстве, которое объединяет самых разных людей: о танцполе. А еще меня всегда захватывала тема данс-марафонов, которые проходили в Штатах во времена Великой депрессии. Когда бедняки соглашались за гроши, буквально за еду, танцевать неделями напролет, без сна и отдыха, с перерывами всего на 15 минут. И все сложилось. С одной стороны, у нас праздник танца, юбилей, с другой – именно в таких марафонах танец с предельной ясностью демонстрировал свою разрушительную силу. Понимаете, языком танца проще всего показать, что человек счастлив. Но танец же может нанести непоправимую травму, если вовремя не остановиться. Я решил: вау, классно. Очень мощный месседж о танце до самой смерти. Об одержимости танцем. О том, что каждый танцовщик приносит ему в жертву как минимум свою нормальную жизнь.

Foto: Publicitātes foto/Кирилл Михирев

Оставалось, не утратив эту двойственность, вырулить к позитиву. И ключ нашелся. Это композиция "Dancing Stars", которая звучит в спектакле. "Мы все - танцующие звезды, мы оставляем вам в наследство свой свет, даже когда умираем…" Мне очень нравятся эти слова. И еще вот эти: "Ты никогда не одинок в ночи, если ты танцуешь. Кто-нибудь на земле обязательно танцует одновременно с тобой". Это очень правильная финальная точка.

Вы часто чувствовали себя счастливым, когда танцевали?

Да. Танец – это лекарство от всех напастей. Танец – это свобода.

Это же ваш первый опыт работы в России – "Танцпол"? Какие впечатления?

Я был поражен красотой русских танцовщиков, своеобразием их культуры, силой их духа. "Балет Москва" – очень интересная компания, уникальная, и хотя я поначалу не очень себе представлял, как балетные артисты будут взаимодействовать с теми, кто специализируется на современной хореографии, все прошло легко и просто. Единственная проблема была языковой: говоришь – окей, ребята, все отлично, все идут направо, понятно? Они отвечают – йес. И идут налево. Но это было забавно, я выучил несколько слов по-русски. Нет, правда, это одно из самых приятных воспоминаний за последнее время – мое русское приключение.

Вы боитесь премьер? Или уверены в своих силах?

На премьерах нужно полностью отключить того контроль-фрика, каким ты был на репетициях. Другого выхода просто нет. Ты молча и неподвижно сидишь в зале на виду у публики, ты не можешь больше влиять на то, что происходит на сцене. А на сцене, конечно, что-то обязательно идет не так. Их не существует в природе – идеальных представлений. Надо принять это как данность и не расстраиваться, а сконцентрироваться на том, как исправить ошибку к следующему представлению. Это все, что от тебя отныне требуется. Вот они, танцоры с их техникой, с их эмоциями, отныне это их спектакль, а не твой. Отпусти их. Но это дается нелегко. В этом смысле надо большую работу над собой проделывать.

А репетировать любите?

Мне кажется, хореография сродни рисованию или ваянию. Она создается с нуля в репетиционном зале. Именно там происходит важнейшая часть работы, именно там я трачу максимальное количество энергии. Я еще танцовщиком пристально наблюдал за балетмейстерами, - некоторые из них были поразительными мастерами, а некоторые – настоящими придурками. О, процесс создания спектакля совсем не похож на занятия в классе. Тут искры летают, тут один человек должен вести за собой других, подталкивать, вдохновлять… Вопросы эмпатии очень важны… Я знаю, что выполнить мои требования танцовщикам тяжело чисто физически. Поэтому я стараюсь их по мере сил развлекать - на моих репетициях много игры, забавы, быть может, иногда в перебор. Зато атмосфера хорошая. И это сказывается на конечном результате.

Я не тот хореограф, что приходит в зал с уже готовым вариантом спектакля – посмотрите, что я делаю, что я чувствую, и повторите точь-в-точь. Конечно, я проделываю подготовительную работу по максимуму. Конечно, я показываю движения. Но окончательное решение принимаю, глядя на артиста. Мне нужно, чтобы он интерпретировал мои идеи в зависимости от своих способностей, навыков, уровня мастерства, национальных особенностей. Я даю ему свободу. Много свободы. При этом все мои танцовщики говорят – о, как приятно, ты точно знаешь, чего хочешь. И это очень смешно, потому что изначально я понятия не имею, чего я хочу. Я скорее знаю, чего я не хочу. Наверное, это даже важнее.

Времена сейчас непростые. Вы почувствовали, что театральное сообщество как-то сплотилось за последние полгода?

Давайте по-честному: я фрилансер, свободный художник, и я не особо вовлечен в эти групповые процессы. Меня никто из коллег и танцовщиков не спрашивает, что я думаю и чувствую по поводу пандемии, да и по другим поводам тоже. Звучит грустновато, да. Но я должен быть сильным и справляться со своими эмоциями сам.

А планы ваши на сезон сильно порушились?

Нет, все вроде бы в порядке, только сроки сместились. В ближайшие недели начну ставить "Жар-птицу" в Карлсруэ и выпущу ее в ноябре, потом сделаю Massâcre для Большого театра Женевы и еще одну работу для балета Мангейма. Но кто сейчас может быть в чем-то уверен?..

Вам есть о чем мечтать?

Я счастливчик, конечно. Шесть лет назад, когда я решил начать карьеру хореографа, у меня на горизонте было только пара проектов, на которые я мог рассчитывать. Если бы они не осуществились, мне пришлось бы снова возвращаться на сцену и танцевать. Но они осуществились. Я начал много ставить, сразу три компании мне предложили стать их руководителем. За такие должности многие на убийство бы пошли. Но мне нужно было сперва найти себя как хореографа, отточить свой стиль, понять, как работать с танцовщиками. И я отказался. Поверьте, это было тяжелейшее решение – сказать "нет" в те времена, когда у меня все было так зыбко. Но я полагаю, это решение было единственно верным, потому что, по мне, быть хореографом и возглавлять труппу – это две разные работы, двойная ответственность. Раньше я не чувствовал себя к этому готовым. Сейчас, пожалуй, созрел. Хорошо бы у меня появилась собственная данс-компания, пусть небольшая. Но форсировать события, торопить их я не хочу, мне и фрилансером неплохо живется. Хотя малая толика стабильности бы не помешала. (Смеется.) Но я действительно считаю себя везучим. И я так много работаю, что это не может не принести плоды.

Вы танцуете дома, пока вас никто не видит?

(Смеется.) О да! Правда, свои танцы на кухне в инстаграм не выкладываю. Я танцую, когда я один дома, но для себя!

Foto: Publicitātes foto/Кирилл Михирев

Одноактный балет "Танцпол" будет показан на фестивале "Золотая Маска в Латвии" 12 октября в Лиепайском театре и 14 октября в Вентспилсском театральном доме Jūras Vārti.

Генеральными партнерами "Золотой Маски в Латвии" на протяжении 15 лет являются компания "Северсталь" и Rietumu Banka. В 2019 году фестиваль обрел нового партнера - ПАО "Уралкалий".

"Золотая Маска в Латвии" проходит при поддержке Министерств культуры Латвийской Республики и Российской Федерации, Посольств Латвийской Республики и Российской Федерации, Государственного Фонда культурного капитала Латвии, Рижской думы, Лиепайской думы и Вентспилсской думы.

Организатор фестиваля "Золотая Маска в Латвии" - компания ART Forte. Билеты на спектакли фестиваля "Золотая Маска в Латвии" можно приобрести во всех театральных кассах и сети Biļešu Paradīze, bilesuparadize.lv.

Дополнительная информация на сайтах goldenmask.lv и artforte.lv.

Seko "Delfi" arī Instagram vai YouTube profilā – pievienojies, lai uzzinātu svarīgāko un interesantāko pirmais!