"Я научился боксировать без рук". Большое интервью с Майрисом Бриедисом  (31)

Бой с Гевором получился очень тяжелым для Бриедиса, ведь в ходе поединка латвийскому боксеру пришлось испытывать боль, нанося и принимая на себя удары. Тем не менее, рижанину удалось одержать победу по очкам — 116:110, 115:111, 114:112.

Победу Бриедиса единогласным решением судей многие сочли несправедливым исходом встречи, но на результат это никак не повлияло — рижанин получил пояс WBC Diamond и вышел в полуфинал WBSS. Следующим соперником Бриедиса станет поляк Кшиштоф Гловацки, победивший по очкам россиянина Максима Власова — 116:110, 115:111 и 114:112.

Бой с Гевором — это лишь одно из многочисленных событий, в центре которых довелось побывать Бриедису в последнее время. Летом он расстался со своим тренером Сандисом Клейнсом и прервал сотрудничество со своим промоутером Алом Сиестой, который затем обвинял латвийца в жадности и старался всячески его очернить. В интервью порталу Delfi Бриедис рассказал о проведенном бое, пережитых неприятностях, скандалах и поделился мыслями о своем ближайшем и отдаленном будущем.

Сколько времени требуется, чтобы полностью восстановиться от травм, полученных в бою?

Это зависит от того, каким был бой. Царапины проходят за два дня. После этого боя больше болит затылок, хотя по нему вообще-то нельзя бить.

В бою с Гевором как-то уж слишком много было этих "грязных" ударов по затылку.

Да, хотя судья в ринге [Гваделупе Гарсиа] был очень известным и судил бои Майка Тайсона. В этот раз он как-то не высказывал замечания, когда надо было. Одно очко он отнял и, наверное, посчитал, что на этом его миссия выполнена.

Перед боем планировал, что буду боксировать левой рукой, потому что правая заживала после операции. На реабилитацию после таких сложных операций, когда требуется трансплантация костей, уходит до полугода. Я уже через месяц начал потихоньку ей бить.

Выслал доктору видео, на котором я отжимаюсь от земли, и он сказал, что это невозможно. Принимал такие вещи, как железы бобра, и другие препараты, которые были привезены из разных стран мира, делали разные процедуры, чтобы рука заживала. Во время спаррингов работал только одной рукой, левой, но на третьей неделе спаррингов травмировал и ее. И все. Мне больше нечем было бить.

А до этого мне еще и барабанную перепонку перебили. В связи с этим я не мог ходить в бассейн и "растягивать" легкие. Попробовали найти альтернативу бассейну, но ничего настолько действенного нет. Дыхание перестало быть глубоким. А потом, на тренировке во время последней недели подготовки, мне сломали нос. Я подумал: "Что же это такое?" Кровь хлестала не переставая. В общем, для меня и моей команды этот бой стал большим испытанием.

Принимая во внимание все обстоятельства, может быть, надежнее было отказаться от боя?

Правильнее было не боксировать, отложить бой и выйти на ринг через несколько месяцев, после полного выздоровления. Ладно, перепонка и нос. Это не самые серьезные травмы. А вот травмированный левый локоть многое отнял у нас из того, что мы готовили к бою. Но это суперсерия. Если не готов — ты свободен, можешь гулять.

Я рискнул. Поехал на бой таким, каким я был, и бой был таким, каким был. Научился боксировать без рук. Возможно, кто-то скажет, что это отговорки, но такова была реальность. Конечно, перед боем мы говорили, что все в порядке. Знали, что у соперника большие уши. Понимали, что у болельщиков могут возникнуть вопросы о моей подготовке, но зачем давать сопернику преимущество и говорить, что он будет драться с "одноруким" боксером?

Кажется, все пошло наперекосяк. Все что могло.

Да, я даже не хочу думать, что еще могло произойти. Этот год был самым трудным в моей карьере. В Россия я тоже дрался одной рукой. Один раз ударил ей, и она начала болеть. Наверное, эксперты заметили, что моя техника и траектория удара изменились. Все это сказалось и на точности. Удар перестал быть резким как укол копьем. Теперь я бью так, чтобы засчитали хоть какое-нибудь очко.

Когда правая рука у меня была бьющей — Чара и других боксеров я отправил в нокаут как раз правой рукой. Даст Бог, все заживет, и я снова смогу полноценно боксировать. Кость уже зажила, теперь надо укреплять ткани.

В какой именно момент вы так серьезно повредили правую руку? В бою с Усиком?

Нет, эта проблема накапливалась годами. Серьезные проблемы начались с боя против Хука, потом стало совсем худо. Сейчас кость уже зажила. Надо лишь укреплять.

Возвращаясь к бою, хотелось бы спросить, удивил ли вас чем-нибудь Гевор?

Меня удивило то, что он все время бил меня по затылку. Я в какой-то момент даже выругался — меня взбесило, что я постоянно пропускаю эти удары. Это все-таки мое здоровье. Затылок — это вестибулярный аппарат, который отвечает за движения в ринге.

Мне не хватало быстроты рук, я не чувствовал свободу действий, понимал, что если буду бить, то почувствую боль. И не потому, что пропущу удар, а потому, что нанесу его. Все время чувствовал скованность, это отняло у меня много сил, сказалось на реакции. После каждого удара я застывал на месте, и у соперника появлялась возможность нанести ответный удар.

Со стороны казалось, что вы не можете его достать, поскольку он все время держал дистанцию.

Он соблюдал дистанцию, но и я тоже. Я двигался лишь вперед и назад, а должен был уходить и в сторону. Я отскочу, и он отскакивал. Поэтому между нами возникала большая дистанция. Многие атаки приходилось начинать заново.

Наверное, вы удивили Гевора своей манерой боя, ведь он наверняка ждал, что вы будете боксировать активнее.

Возможно, я его приятно удивил. Мне было важно двигаться так, чтобы попадал я, а он — нет. Так я мог набирать очки. Других вариантов не было, поскольку я совсем не мог бить. Все равно что играть на барабане без палочек.

Принимая во внимание все обстоятельства, какие ощущения были после этого боя?

Сразу после боя были ощущения, что нужно поскорее сделать так, чтобы я снова мог полноценно боксировать. Сейчас есть ощущения, что провел бой с завязанными руками. Все было как во сне — ты хочешь бежать быстро, а не получается, все происходит очень медленно. В том бою все было так, как во сне. Я знаю, что могу боксировать быстро, свободно и технично, а получалось слишком медленно, тяжело, через не могу. Нужно скорее просыпаться и боксировать по-настоящему.

Самое обидное, что я проделал колоссальный объем работы, тренировался два раза в день, каждый день по пять часов. А затем происходит какое-то недоразумение — и тебе надо делать процедуры, ходить на ультразвук и массаж. Бьешься одной рукой, массируешь ее, разрабатываешь, а затем получаешь повреждение другой руки. Не знаю, как чувствовали себя тренеры в этой ситуации, а я чувствовал себя ужасно.

Насколько серьезной была эта травма в психологическом плане? Наверняка вы и думать не могли, что все так получится.

Психологически, конечно, было непросто, но бокс вообще нелегкий вид спорта. Если бы я не смог это преодолеть, меня бы здесь не было. Сейчас я хочу поскорее вернуться на прежний уровень, порадовать болельщиков, чьи теплые слова приободрили меня и дали сил, чтобы пережить все это.

Что вы испытывали после боя в ожидании решения судей?

Судьями были американцы из WBC и WBO. У них огромный опыт судейства на высочайшем уровне. Они — настоящие мастера своего дела. Сам я бой еще не смотрел. Такой бокс неприемлем для меня. Невозможно боксировать с завязанными руками. Физически я хорошо себя чувствовал и мог боксировать еще пять раундов, но все, что случилось во время подготовки к бою, было сложно.

После боя многие не согласились с решением судей. Специалисты стали поднимать свои записи, делились своим мнением. Среди них — эксперты ESPN. Такой критики в ваш адрес еще не было.

Критика мотивирует меня. Разногласия во мнениях специалистов и болельщиков лишь показывают, что я небезразличен людям. Это помогает не заболеть звездной болезнью.

Какими были условия проживания в Чикаго? Слышал, что у вас были проблемы с питанием.

Да, первые четыре дня у нас у всех болел живот. Еда там искусственная. Я как-то съел яйцо, приготовленное из порошка. Потом были ощущения, что в животе словно кирпич. Хорошо, что взяли с собой рис и овсянку. Потом нашли хорошую мексиканскую кухню. Острая пища решила проблемы с желудком.

По городу особо не гулял, но в рамках подготовки к бою организаторы суперсерии устроили нам фотосессию на 103-м этаже одного из самых высоких небоскребов Чикаго. Я жил в номере отеля, по утрам ходил на тренировки, потом ел и спал, затем снова на тренировку. Десять дней тянулись мучительно долго. Казалось, что прошел целый месяц. Тогда я понял, что в тюрьме очень паршиво.

Какой была арена в Чикаго, если сравнивать ее с Arēna Rīga? Какие отличия вы бы выделили?

Там даже нечего сравнивать. Это как день и ночь. Арена в Риге намного более современная, с гораздо более удобными раздевалками. На моем поединке с Майком Пересом, когда цены еще не были так сильно накручены, был полный зал. Эмоции, которые царили тогда в Риге, ни с чем не сравнимы, их сложно описать словами.

Вообще, тот бой был очень трудным в психологическом плане. Я знал, что он может сильно ударить. Он сделал российского боксера инвалидом. Помню, как подумал, что у меня пятеро детей. Задался вопросом, для чего мне это нужно. Кто позаботится о моих детях, если со мной что-то случится? Было ощущение, что электроды пронизывают все мое тело. Мощность этого тока ощущалась чуть ли не на физическом уровне. Таких эмоций еще не было. Поэтому я был готов оставить на ринге последние силы, чтобы одержать победу и подарить людям радость.

Что должно произойти, чтобы следующий бой прошел в Arēna Rīga?

Я никак не могу на это влиять, но на это может повлиять [Калле] Зауэрланд. Мне кажется, что все идет к тому, что бой состоится в Риге. Вряд ли он пройдет в Польше. Там вроде бы больше людей и рынок больше, но нет той атмосферы, которую создают болельщики в Латвии.

После боя в Чикаго, наверное, надо вернуть ту атмосферу, которая была в Риге.

Я понял, что в Америке надо жить, надо работать на публику, чтобы стать любимцем, но это надо делать с начала карьеры или на протяжении многих лет. Я останусь в Латвии, поскольку у меня здесь много незаконченных дел. Сотни латвийцев поддерживают меня и гонят вперед.

Не так давно ходили слухи, что вы можете взять в команду тренера из-за границы. Вы все еще думаете об этом?

Я уже привлекал в команду тренера из Украины. Сравнивал его с Дмитрием, и могу сказать, что у каждого тренера есть свои достоинства. Любому тренеру требуется время, чтобы принести результат. Обычно на это уходит около полугода. Тренер должен понять меня, понять, что он сам может мне дать. Мы исправляем ошибки, но одно дело исправлять их на тренировках и совсем другое — в бою. Дмитрий Шихолай и Виктор Ярощук еще не дали финального результата. Я доволен качеством работы своих тренеров, рабочий процесс организован на высшем уровне.

Что сказал Шихолай о бое в Чикаго?

Он задолго до боя говорил, что это будет сложнейший поединок, потому что я только вернулся после травмы. Предупреждал, что будет сложно в психологическом плане. Знали, что будет нелегко, но затем все трудности помножились на три.

Бой против Гловацки очень важен для меня, для моей команды и латвийцев. Главное — полноценно к нему подготовиться. Дмитрий сказал, что уже разработал программу подготовки, нашел спарринг-партнеров. Как раз такого отношения мне и не хватало. Чтобы горели глаза. Конечно, мне тоже надо хотеть, иначе ничего не получится.

Ваш бывший тренер Сандис Клейнс сказал, что вы расстались из-за твоего отношения к нему. Как вы на это смотрите?

Он человек, с которым мы работали и росли вместе. Было неприятно все это читать. Никто из нас не идеален. К тому же в моей команде всегда были и остаются сильные личности с разными взглядами, что и сделало мою команду одной из лучших в мире.

Возможно, я в чем-то допустил ошибки, но я объяснил ему, почему так произошло. Он видел лишь свою версию. Меня учили, что сор не стоит выносить из избы, поэтому я не хочу много говорить на эту тему. Это было неприятно и больно.

Про нашу совместную работу я ничего не говорю. Партнерство было замечательным. Но он выбрал свой путь. Мне было больно уходить и от Василия Чернигова, который 14 лет меня тренировал. Его вклад в мою технику сложно переоценить. Это дерево, которое он посадил. Это благодаря ему оно дает плоды. Он был очень креативным и поставил мне нестандартную технику. В каком-то роде он заменил мне отца, но с ним я, возможно, не пошел бы так далеко. Сандис мог хорошо подготовить меня физически.

Если бы Сандис и Чернигов могли бы уживаться вместе, это был бы идеальный вариант. Сандис руководил бы физической подготовкой, а Чернигов закладывал бы технику. Это была бы бомба. Но они ругались как кошка с собакой. Тем не менее, мне удалось взять лучшее у каждого из них.

Когда вы прекратили сотрудничество с Алом Сиестой, он организовал целую кампанию против вас. Что произошло?

Ал был моим первым промоутером, а я первым его клиентом, так что можно сказать, что мы росли вместе. Но он очень некрасиво поступил со мной. Его вывели на чистую воду. Ни один спортсмен и вообще уважающий себя человек после этих событий больше не работал бы с таким человеком.

Мне было очень больно, ведь я открылся этому человеку, впустил его в свою семью и все делал с чистой совестью, а он после расставания облил меня дерьмом. Я больше не хочу о нем говорить. На мой взгляд, этот человек поступил со мной очень некорректно — сначала ударил в спину, а затем еще и оскорбил своими публичными высказываниями.

Мне не понравилось еще и то, что все слова, сказанные им, читали дети. Взрослые, думаю, поняли, в чем дело. В таких ситуациях надо поступать правильно, а не оскорблять публично меня, Раймонда [Зепса — менеджера Бриедиса] и всех, кто был втянут в конфликт.

В прессе часто упоминалось о том, что успехи изменили вас...

Я в боксе уже почти 20 лет. Я продолжаю идти вперед, чтобы нести латвийский флаг. Если бы мне было на это наплевать, я бы этого не делал. Я не могу внезапно измениться. Спросите это у моей команды, а не у тех, кто ушел из нее. Возможно, я меняюсь перед боями, когда испытываю стресс. Это говорит о том, что тестостерон и гормоны работают в правильном направлении. После боев я становлюсь спокойнее.

Выходит, после ухода под крыло Sauerland Promotions ваша жизнь кардинально не поменялась?

Ничего по большому счету не изменилось. С этим промоутером меня связывают лишь деловые отношения. Мы не общаемся семьями, как с предыдущим. Тот скандал помог мне выработать защитный механизм на будущее. К сожалению, нельзя каждого человека подпускать к себе так близко.

Можно сказать, что я во многом благодаря фанам подписал контракт с Зауэрландом и попал во второй сезон. Если бы не фантастический бой в Arēna Rīga, я и близко не подошел бы к тому, что есть у меня сейчас. Так что спасибо болельщикам!

Следующим вашим соперником станет Кшиштоф Гловацки. Вам удалось посмотреть его бой против Максима Власова? Что вы вообще о нем знаете?

Бой посмотреть не удалось, потому что мне надо было анализы сдать на допинг. За мной бегали по пятам с баночкой для сдачи мочи. Но бой обязательно посмотрим и проанализируем. Знаю, что он драчливый и сильно бьет, но не слишком подвижный.

Это бокс. Тут никогда не знаешь, кто и как подготовится к бою. Я, согласно посеву WBSS, вроде бы как был фаворитом, но три травмы, и я просто не могу боксировать. В боксе ко всему нужно подходить правильно и внимательно. Мне еще всегда помогала вера в Бога. Все эти испытания даны, чтобы я понял, как нелегко зарабатываются эти кровавые деньги.

В религии есть что-то очень близкое вам?

Да, с самого детства. С каждым разом я все сильнее начинаю верить в то, что мы не одни. Мне присылают видео и сообщения, что люди молятся за меня. Все это заставляет двигаться вперед и придает чувство надежности. Нет такого, что я о Боге после каждого боя забываю. Каждое воскресенье стараюсь ходить в церковь, но в Чикаго не получилось. С Богом легче и приятнее жить, но веру никому нельзя навязывать. В трудные моменты вера для людей очень важна. Я заметил, что до [экономического] кризиса церкви у нас были полупустыми, а как настали тяжелые времена, они стали заполняться людьми под завязку.

Тони Беллью после поражения от Усика объявил о завершении карьеры. Как долго вы собираетесь боксировать?

Хотелось бы долго. Я всю жизнь посвятил боксу. Потом планирую учиться, потому что без образования никак. У меня есть высшее образование, но нужна какая-то специальность.

На тренерском поприще не хотите себя попробовать?

Нет, тренером становиться не хочу. Думаю, что у нас будут хорошие тренеры, которые многое от меня смогут взять. Откроем свою школу, за которой я буду присматривать. Соберем лучших тренеров страны и сможем многого добиться благодаря этому проекту. Не только в боксе, но и в спорте в целом. Хотелось бы изменить менталитет нашего народа и вселить в людей уверенность, потому что ее нам не хватает.

Вы узнали парня, который поздравил вас одним из первых?

Вы про хоккеиста [Райтиса Ивананса]? Да, узнал. Мы уже встречались с ним раньше. Не понимаю, почему он со мной на английском говорил. Был этому удивлен.

Насколько значим для вас пояс WBC Diamond, завоеванный в бою с Гевором?

Очень значим, ведь он дался мне с большим трудом. Теперь в моей коллекции все пояса WBC — самый главный пояс, серебряный и балтийский. Этот пояс в любой момент может превратиться в чемпионский. Многое будет зависеть от решения Усика. Я думаю, что как минимум еще один бой он проведет в нашей весовой категории — так быстро до Энтони Джошуа его не допустят. Мне кажется, что это дело будут "мариновать" как можно дольше, чтобы получить как можно больше денег.

Реванш с Усиком вам все еще кажется интересным?

Думаю, что этот бой состоится. Если Бог даст пройти суперсерию здоровым, выступить хорошо и правильно, то и этот бой никуда не денется.