Озолиньш: однажды был уверен, что под себя написаю  (59)

О "Матчах звезд", видеозаписях и драках

Озолиньш не помнит точно, сколько раз участвовал в Матче звезд НХЛ (7) и утверждает, что не пересматривает собственные старые матчи: "В моем доме нет ни одного DVD с хоккеем, — выпалил Сандис и добавил. — Это я прежде мог хоккей смотреть 24 часа в сутки. Но это было раньше".

Потом Озо немного отошел и начал вспоминать: "Первый раз я отправился на All Stars с восторгом. Радость переполняла. Кто сам не играл, тот не поймет, что это — чувствовать себя одним из лучших хоккеистов НХЛ. Казалось, ничего почетнее нет.

Сюрпризы были на каждом шагу. В раздевалке смотришь налево — Бретт Халл. Направо — Пол Коффи. Чуть подальше Уэйн Гретцки. Все мои североамериканские кумиры. И рядышком я, 22-летний парень. Думал, тот восторг будет со мной всегда. Но больше ни от одной игры такого потрясения не испытывал. Последние приезды вообще были спокойными. Я все знал: что происходит, почему, чего ожидать".

Говоря о драках, Сандис отметил: "На моей памяти в Матче звезд никогда не дрались. Хотя были индивиды, которые хотели что-то показать. Устраивали силовую борьбу или что-то вроде. Остальные на таких смотрели, усмехаясь. Я тоже гляжу, думаю: ну и зачем тебе это надо? Все приехали спокойно покататься, отыграть без травм, а тут два странных начинают гонки. Эрик Линдрос, например. Все время мечтал стать MVP — даже в Матчах звезд бегал, как в обычной игре. Хоть никому это нужно не было, даже его партнерам по команде. В таком матче ведь главное — не получить травму. Поэтому владельцы команд и настаивают: "Играть только в шлеме".

При этом, в одном из недавних матчей Озолиньш ввязался в драку со Свитовым. "Я не знал, что это Свитов. Просто гляжу — кто-то очень большой. В итоге он меня стукнул. Но ничего… Показалось, он толкнул нашего вратаря. После смотрел запись — оказывается, вратаря толкнул я сам. В игре не разберешь, все в секунду происходит. Я не люблю драться. Не мое, — утверждает восьмерка "Динамо". — Вообще не знаю, почему это людям нравится. Кулаком в лицо, со всей силы — это же сотрясение мозга или потеря сознания. А многие смотрят повторы: "О, как он его вырубил…"

Помню, после молодежного чемпионата мира меня привезли в Америку, играл в фарм-клубе. От этих драк глаза расширялись. Вот тогда было интересно. Однажды наш Джефф Оджерс бился с Бэнксом. Бух, бух… Завалил его, уселся сверху и сидит. Бэнксу внизу совсем плохо. И вдруг произошло такое, что у меня челюсть отпала. Джефф слез, дал подняться тому — и пошли на второй раунд! Я понять не мог: зачем? Тот уже готов — хочешь, лупи его. Гаси до конца. Потом спросил его: "Джефф, зачем?" Он молчал-молчал — потом ответил: "Не знаю зачем. Знаю другое — больше так не буду делать никогда…"

О болезненных попаданиях

Слово за слово, зашел разговор о самых сильных бросках. "Я часто принимал шайбу на себя. И вот могу сказать: сильнее всех попадал Эл Макиннис. Но вообще, когда шайба находит тебя, всегда больно. Вот смотрите, какой у меня мизинец. Весь изломан. Между прочим, это был не самый сильный бросок. Часто в голеностопы попадали.

Но больнее всего было, когда попали прямо в ладошку. Я руку разжал и сильным щелчком шайба прямо туда угодила. А на этом месте никакой защиты! Думал, пропала рука. Посмотрел — нет, еще висит. Так и стоял, рассматривал ее, ничего не мог понять. Доехал до лавки — стал рассматривать там. Вообще кисть не чувствовал, никакой боли. И вдруг ка-а-к началась! Вот это было интересно! Я полотенце в рот засунул, кусал, чтоб не орать, — рассказывает Сандис и вспоминает дальше.

Пару раз меня били так, что выключался. Терял сознание. Однажды Роб Блэйк меня встретил на синей линии —ну так поймал, что до сих пор обидно. Клюшка полетела в одну сторону, перчатка в другую — я не понял, где наша скамейка. Еле докатился. Сижу, осознаю. Подлетает доктор: "Где болит?" — "Везде!" — "Прислушайся, где именно?" —"Не знаю. Знаю только, что сейчас описаюсь". Док говорит: "А, тогда ничего. Все с тобой нормально". И пошел в сторону. Я кричу: "Подожди, мне в туалет надо!" Он обернулся: "Терпи, никуда тебе не надо. Просто попали сильно, сейчас отпустит". А я уверен был — сейчас под себя написаю".

Сколько играть и жизнь без хоккея

Как долго Озолиньш собирается играть? "Не знаю, — отвечает капитан "Динамо". — Этот сезон для меня пока непонятный. Играю не так, как хочу, и это заставляет задуматься. Сейчас я играю не ради денег, а ради удовольствия. Мама меня привела в хоккей шестилетним — с тех пор гоняюсь за этой шайбой. Моя фамилия есть на Кубке Стэнли. Радуюсь как мальчишка, злюсь, переживаю. И мне же еще за это платят. Кайф. Если бы вы подошли ко мне неделю назад, я бы прорычал: "Р-р-р, пора заканчивать…"

А сегодня думаю: все не так плохо. Вот посмотрите — встречаемся с кем-то, долго не виделись. Пять минут стараемся о хоккее не вспоминать, расспрашиваем: "Как семья? Дети?" Потом словно срываемся — и начинается хоккей, только хоккей: "Как тренер? А то? А это?"

О своем опыте на последнем чемпионате мира, где Озолиньш внезапно появился в роли генерального менеджера, Сандис говорит так: "Интереснейшая работа. Классный опыт. И никаких выводов! Я толком так и не успел разобраться, как делать, что… Кто ответственный, кто нет… Я даже не понял, создан ли для такой работы".

Как известно Озолиньш является поклонником гольфа (в Риге у него свой клуб). И вот Сандис вспомнил, что как-то, еще на заре увлечения этой игрой, пришлось ему на поле пересечься с одним стареньким дедушкой.

"Это было очень интересно. Я только начинал играть. Как же старался! Как же я хотел стать кем-то в гольфе! Переживал, ругался. Этот старик подошел: "Что шумишь?" — "Да вот, не получилось". —"Это же игра — вот и играй! Ты заплатил деньги чтоб получить удовольствие. Вместо этого пинаешь траву и плюешься".

Неожиданные открытия

До возвращения в Ригу некоторое время Озолиньш был вне хоккея и признался, что сделал за тот год открытие: "Понял, что возить детей каждый день в школу — очень тяжелая работа. Прежде жене говорил: "Да что это за ерунда, отвезла, привезла…" Взял слова обратно. Выбросил белый флаг. Снял шляпу".

Неожиданно в ходе беседы Озолиньш приоткрыл еще одну завесу своей личной жизни. Пусть и частично. "Могу рассказать, как гулял по ночному Лондону совсем недавно. В начале ноября перерыв был, дали нам три выходных. Я подумал: не дома же сидеть? Взял билет на самолет и махнул в Англию. Два дня гулял. Это было прекрасно. Много раз летал через Лондон, но в самом городе оказался впервые. Поразился: даже ночью там кипит сумасшедшая жизнь. Мне нравятся такие места. Не уверен, что в Лондоне, Париже или Риме хотел бы жить, но приехать туда и получить… Блеск, что ли… Эмоции, ощущения! Мне это нравится!

Сходил еще в театр. Что-то вроде Бродвея — на сцене много музыки, пели. Понравилось, свежая такая постановка. Даже не поймешь — спектакль это, шоу или оперетта…", — рассказывает Сандис.

А еще Озолиньш отметил, что ему нравится Москва: "Здесь такие магазины —удовольствие просто пройтись вечерком, посмотреть на витрины… Еще было одно местечко, куда мы с ребятами хотели попасть — мавзолей Ленина. Ха-ха.
Но не попали. Там очередь, а у нас не было столько времени. Не скажу, что мне очень уж хотелось. По-настоящему я туда рвался в детстве, когда приезжал в Москву. Но та очередь вообще не имела конца. Так и не попал. Но еще есть время".

Велосипед, мотоциклы и о том, как поумничать

Корреспондент решил задать Сандису вопрос, обращенный к детству: какой день из собственной юности вспоминали в последний раз?

"Интересно…, — начал ответ Озолиньш. — Вы спросили и почему-то сразу вспомнил день, когда получил самый дорогой подарок — велосипед "Орленок". Забрался на него, поехал, а как тормозить — не знаю. Врезался в стоявшую машину. Сейчас говорим — я вспоминаю тот день, наш двор, квартиру, в которой вырос… Теперь у меня в Риге два мотоцикла, "харли-дэвидсон" и "сузуки". Эх, не видели вы меня последним летом. Мне так нравится гнать! Это неописуемо! Ну и летал, а как же! Все случилось моментально. Заднее колесо повело. Помню только: лечу на асфальт, бьюсь шлем. Понял, зачем я мучился, каждый раз его надевал".

"О, еще вспомнил один день, — продолжил Сандис. — Это был первый мой год в Америке. Никак не мог забить, а тут даю интервью. Говорю: "Во всем виноваты клюшки. Сейчас придут новые — буду забивать…" Какой же я был смешной, наивный… Самое интересное — клюшки пришли, и недели через две забил-таки гол. Но я не представлял, что такое Америка. Все однажды становятся ветеранами, умничают и рассказывают истории. Как я сейчас".