В одном из них я участвовал, чем продолжаю гордиться. И меня огорчает, что реакция общества на то и это событие почти противоположная.
Многие, наверное, помнят: 16 марта 2005 года на пути традиционного шествия ветеранов СС и их поклонников к памятнику Свободы выросла цепочка людей в полосатых одеждах, похожих на пижамы. Эстетически мы, конечно, проиграли московским коллегам, ибо под бесформенными балаклавами нахалок угадывались стройные юные фигурки, а наши костюмы были напялены на далекие от элегантности тела пузатых немолодых мужиков.
Зато в плане оскорбления общественного вкуса мы отличились сильнее: московское шоу было устроено в почти пустом храме, мы же выступили при всем честном народе и чуть не сорвали священодействие. Давайте ознакомимся со статьей Уголовного Закона Латвии в моем переводе с латышского:
Статья 231. Хулиганство.
1. За грубое нарушение общественного порядка, которое выражается в очевидном неуважении к обществу или бесстыдстве, игнорирующем общепринятые нормы поведения и нарушающем покой людей… (хулиганство), наказывают…
2. За хулиганство, если оно проводилось группой людей или сопровождалось сопротивлением представителям власти… наказывают лишением свободы на срок до семи лет и полицейским контролем на срок до трех лет.
Итак, мы несомненно нарушили покой людей и игнорировали общепринятые меры поведения в обществе — ну не принято у нас вылезать на пути официально разрешенной демонстрации, где патриотически настроенные граждане с государственными флагами и букетами идут отдать дань памяти доблестным борцам за идеалы нацизма, да еще у подножья главной святыни государства — памятника Свободы. Так что хулиганство налицо. Точно так же, как и вторая часть статьи 231 — ибо действовали мы в группе, по предварительному сговору, а когда нас вежливо попросили удалиться, только крепче ухватились друг за друга, так что некоторых пришлось в воронок на руках относить.
Почему же нам дали не по семь лет, а всего лишь штрафы в несколько десятков латов? Потому что семь лет назад мы жили в сколько-то разумном обществе, которое понимало, что есть разные формы политической борьбы. Тот, который выбрали мы, как и московские панк-бунтарки, имеет своей целью в резкой форме высказать некие истины, которые иначе ну никак не доходят до умов широких масс. В нашем случае — недопустимость восхваления нацистов, в их — антиконституционность сращивания церкви и государства.
Тогда понимали, а сейчас перестали понимать. Поэтому радикальные политические акции пытаются осудить как бытовые преступления. И это отнюдь не российская проблема, а мировая тенденция. В Латвии, например, стало традицией писать доносы на журналистов, политиков и общественников, сказавших нечто неприятное оппонентам. Только в этом году было по меньшей мере пять таких случаев. Я сам сейчас нахожусь под уголовным процессом за то, что повторно опубликовал статью, написанную в том самом 2005 году, которая тогда вызвала критику, но не донос в охранку. Лидеры Запада справедливо возмущаются московским приговором — а Джулиан Ассанж вынужден просить политического убежища у Эквадора…
И это первый грустный вывод из происшедшего. Пространство свободы повсеместно сужается, свобода перестает быть ценностью. Сажать в тюрьму оппозиционера за экстравагантный поступок становится нормой. Рано или поздно от этого закручивания гаек пострадают все — в том числе и те, кто сейчас восторгается обвинительным приговором.
Те, кто сажают, всегда легко находят общий язык. Классический пример — процесс над Эдуардом Лимоновым в России. Владимир Линдерман поехал туда в качестве свидетеля, фактически взял вину на себя и развалил дело. Не успел Володя вернуться в Ригу, как выяснилось, что он, оказывается, готовит покушение на нашу президентшу. Дело, разумеется, развалилось, но латышские чекисты вступились таким образом за поруганную честь российских коллег. При таком интернационализме сатрапов продуктивна самая незамысловатая тактика поведения — всегда быть с теми, кого сажают, и против тех, кто сажает.
Вторая крайне неприятная сторона происшедшего — в оценках на форумах серьезные люди ведут себя как спортивные болельщики, которых интересует не истина, а лишь победа любимой команды. Подавляющее большинство тех, кто горячо поддержал нас семь лет назад, сегодня радуется тюремному сроку московским бунтаркам. Дескать, нацизм — это плохо, поэтому мы — молодцы, а православие — это хорошо, и кощунствующих девок надо закатать, куда Макар телят не гонял. Это очень опасная ошибка.
На самом деле нет хороших и плохих идеологий. Каждый может смотреть на мир так, как считает правильным. Но и остальные люди вправе оценивать взгляды ближнего и строить свои отношения с ним, исходя из этих взглядов.
Нет ничего преступного в точке зрения, что легионеры СС — герои, сражавшиеся за светлые идеалы. И если группа людей, объединенных этой идеей, хочет организованно пройти к памятнику Свободы — это их дело. Но человечеству в целом это не нравится, и оно настороженно относится к государству, где такие люди составляют большинство. Только человечество очень занято, и чтобы обратить его внимание на безобразие, нужна была яркая акция вроде нашей.
Аналогично надо рассматривать и представление в московском Храме. По конституции церковь отделена от государства, а фактически полностью срослась с ним, и это особенно ярко проявилось в ходе избирательной кампании. После акции "Pussy Riot" и приговора суда это стало очевидно всему миру. Теперь надо либо менять конституцию — но тогда страна станет похожа на Саудовскую Аравию, либо начать соблюдать ее. Либо примириться с тем, что Россию склоняют на всех углах, что, к сожалению, происходит сейчас.
Распространенная точка зрения — мировая кампания в защиту "Pussy Riot" вызвана исключительно ненавистью к России. Если бы не эта история, нашли бы другой повод. Для латышских критиков России такой подход справедлив процентов на девяносто, да и на Западе таких доброхотов с обратным знаком у России немало.
Когда одни и те же публицисты требуют посадить всех, кто не одобряет идею этнократического государства в Латвии, и одновременно возмущаются нарушением прав человека в России, это может вызвать только презрение. Но есть и Кажока, призывающая перенести на нашу почву практику бесшабашных протестов, и Сандрис Точс, проводящий параллель между этим делом и преследованием Джулиана Ассанжа в респектабельной Великобритании. Давайте согласимся — этими выступлениями движет отнюдь не русофобия.
Разумеется, наше положение в Латвии деликатное. Критика в адрес России, непрерывно звучащая со всех трибун, как правило, есть продукт откровенно расистской ненависти к нам, формально с Россией не связанным. Поэтому ни в каких публичных акциях нам, разумеется, участвовать не стоит. Но обсуждая в своем кругу происшедшее, надо констатировать с сожалением: эта история — не тот случай, когда Россия дает повод гордиться собой. К счастью, она дает много других причин для такой гордости.
И последний аргумент, на который надо возразить. Говорят, что если не пресечь хулиганство однажды самым жестким образом, то безобразные выходки будут продолжаться. На самом деле рецепт не годен: примеру московских единомышленниц уже последовали в Вене, Кельне, Хельсинки, объясняя свой поступок протестом против расправы. Есть куда более надежное средство: не надо давать повода.
В этом вопросе наши страны друг для друга — прекрасный пример для подражания. В России не принято облачаться в полосатую одежду и вставать на пути народных демонстраций — просто потому, что тамошние приспешники нацизма пользуются не симпатией населения, а заслуженным презрением. А в Латвии никто не устраивает плясок в храмах — потому что у нас церковь реально отделена от государства и не является политическим инструментом власти. Оказывается, государство может спокойно существовать и без восхваления недобитых нацистов, и без опоры на верноподданных попов. Все так просто…