Не так давно социолог Ольга Процевская опубликовала статью "Кодекс поведения хорошего русского". Русская девушка, сформировавшаяся в латышской среде — неслучайно текст первоначально опубликован на латышском и обращен в первую очередь к латышской аудитории — описывает, как ей все труднее быть "хорошей русской".
А именно — соответствовать идеологическим требованиям, предъявляемым латышами тем латвийским русским, которых они готовы принять в свой круг.
Если коротко — эти русские должны перестать быть русскими в политическом плане. Они обязаны с негодованием отвергать все то, что отличает латвийских русских от латышей в сфере политики и идеологии, и тогда латышское общество их примет и полюбит.
И вот тут очень интересно проследить, насколько эффективно такое поведение в политическом плане. Удается ли этим хорошим русским сделать карьеру, монетизировав свое примерное поведение?
Давайте только сразу определимся. Само по себе этническое происхождение в контексте этого исследования не имеет значения. Совершенно неважно, что было записано в главе "национальность" советского паспорта у Владимира Макарова, Василия Мельника, Анатолия Горбунова. Очевидно, что все это люди с родным латышским языком, которым не надо доказывать свою "хорошую русскость" — их и так воспринимают латышами.
Вторая оговорка — надо рассматривать наше общество как идеально двухобщинное. Потому что национальностей в стране много, но все мы в той или иной степени политически принадлежим к одной из двух общин, потому что по вопросам, имеющим для этих общин политическое значение, вынуждены занимать определенную позицию. Например, я вполне допускаю, что латвийские армяне и латвийские азербайджанцы не очень любят друг друга из-за сложных отношений между их народами на родине. Но политически и те, и другие являются латвийскими русскими, потому что именно на этом языке предпочитают коммуницировать с обществом.
Так вот, идеальной моделью, которая может объяснить феномен "хороших русских", является другое четкое и вполне естественное разделение общества — по половому признаку. На мужчин и женщин мы разделены столь же беспощадно, как на латышскую и русскую общину, и это естественное разделение четко определяет поведение большинства. Кстати, и сама статья Процевской живо напоминает тысячекратно описанную картину, как девочка-сорванец вырастает, и в ней просыпается женственность. Вот и здесь: жила себе спокойно до определенного времени с латышами — а вдруг почувствовала себя русской…
Подобно тому, как наряду с огромным большинством людей обычной сексуальной ориентации существуют так называемые сексуальные меньшинства, встречаются и своеобразные "национальные гомосексуалисты" — те самые, которых Процевская называет "хорошими русскими". Их роднит с обычными геями стремление нарочито демонстрировать свою нестандартность.
Ну что заставляло Дмитрия Миронова или Людмилу Сочневу искать свое политическое пристанище именно в рядах партии "Вису Латвияй"? Их присутствие там чисто эстетически выглядит неуместно, как яркая помада на губах мужчины. Очевидно, что у товарищей определенные проблемы с самоидентификацией, которые они решили решить таким необычным образом.
А зачем Алексею Лоскутову в интервью подчеркивать, что его дети не владеют русским языком, и это затрудняет их общение со своим дедом, отцом Лоскутова? Или зачем Андрею Юдину разрабатывать закон о смене национальности? То есть, наверное, такой закон необходим, как необходимо юридическое регулирование проблем смены пола. Но не случайно именно этот политик стал главным проводником идеи политической транссексуальности.
Особенно ярко "хорошие русские" проявили себя перед референдумом о русском языке прошлой зимой. Видные русские деятели латышской культуры — скульптор Глеб Пантелеев, режиссер Михаил Груздов, певец Александр Поляков — вдруг стали идеологами, публично обязавшись проголосовать против родного языка и призывая поступить так своих собеседников. И каждый агитатор не скрывал своих негативных эмоций в связи с этим референдумом. Действительно, только человек успешно замаскировался в латышской среде — а вдруг все заметили, что ты русский, и надо доказывать свою "хорошесть".
И вот что получается: при том, что на "хороших русских" в латышском обществе существует несомненный спрос, больших успехов в политике они не снискали. Миронов и Сочнева не проходили в депутаты от националистов даже с высоких мест в списках. Лоскутова и Юдина избрали от более умеренного "Единства", но в своей партии они, очевидно, не играют важной роли. Во всяком случае, министерских должностей при несомненной квалификации им не предлагают.
Это опять-таки хорошо понятно при сравнении с сексуальными меньшинствами. Можно осуждать гомофобию, но надо признать: неприязнь к гомосексуалистам — распространенное предубеждение. Противоестественное поведение вызывает не только резкую неприязнь тех, кого ты покинул, но и тайное недоверие тех, к кому примкнул. Вот и законопроект Юдина зарубили его же товарищи из правящей коалиции. Жизнь "хороших русских" не менее неуютна, чем жизнь обычных гомосексуалистов, и им приходится платить многим за свою нестандартность.
Но есть и совершенно иной пример политического поведения, которое, наоборот, приводит к успеху. Совсем недавно, как раз к своему 23-летию, восстановленная Латвийская республика обрела первого в своей истории русского министра — а никакой реакции это не вызвало. Русская половина общества не ликовала, латышская — не посыпала голову пеплом. Никакого сравнения с бурей эмоций, которую вызывает фигура русского мэра Риги Ушакова у той и другой стороны.
А все дело в том, что Вячеслав Домбровский — не "хороший" русский, как Сочнева, и не "плохой", как Ушаков или Линдерман. Он другой — "правильный". Если о раньше мы говорили о политической гомо- или гетеросексуальности, то здесь уместно — да простит меня уважаемый министр — говорить об импотенции. Слово это имеет очевидную негативную оценку, но на самом деле в нем нет ничего обидного: точно так же, как есть люди, для которых сексуальная жизнь не является определяющей в жизни, есть и такие, для которых национальный вопрос третьестепенен.
И вот что важно: общество вполне толерантно к таким людям. Мы же не осуждаем монаха за то, что он принял обет безбрачия, или маму-одиночку за то, что она не спешит вновь устроить свою личную жизнь. Очевидно, что у того и другой есть в жизни иные интересы, которые для них важнее и которые мы готовы уважать.
Домбровский как только может, упорно избегает разговоров на национальные темы — и к нему с такими разговорами не пристают. И если покопаться, то можно найти других русскоязычных латвийцев, которые добились выдающихся карьерных успехов именно таким образом. Например, управляющий Рижским портом Леонид Логинов, глава представительства Еврокомиссии в Латвии Инна Штейнбук, бывшая руководительница государственного регулятора Валентина Андреева.
Всех их рассматривают вне зависимости от неправильного происхождения, от них не требуют быть "хорошими русскими", мы никогда не узнаем, голосовали ли они за второй государственный. Даже когда эти фигуры подвергаются справедливой критике — вдруг выяснилось, что Андреева получает несуразно огромную зарплату, значительную часть которой проигрывает в казино — никто их не упрекает за неправильное происхождение.
А теперь, вдоволь порассуждав об отклонениях в национальном вопросе, поговорим о нормальных людях: хорошо это или плохо, что у нас такой министр образования с точки зрения интересов русской общины. Конечно, хорошо — потому что он не допустит дальнейшего закручивания гаек в этой сфере. Дело в том, что любое педалирование национального вопроса вредит интересам национально нейтральных людей, и они естественным образом заинтересованы его не допустить.
Разумеется, в чем-то Домбровскому приходится уступать. Например, не требовать разрешить высшее образование в государственных вузах на русском, пусть за деньги — хотя с точки зрения либерального политика глупо не использовать такую возможность заработка для бюджета. Не пойти 9 Мая к Памятнику освободителям — хотя раньше он это ежегодно делал. Разумеется, ему будут гадить неизбежные для такого ранга человека враги — вот уже один из задумавших уйти чиновников подслушал разговор министра на русском языке и превратил заявление об увольнении в политический донос.
Но это его проблемы. А наша — подумать о том, чтобы таких людей в правительстве было бы побольше. В идеале — вместо одиночного правильного русского политика целая правильная русская партия. Об этом — в следующий раз.
