Катастрофические аргументы у нас в цене издавна. Идет ли речь о демографии, внешней политике, госязыке или экономике, утверждение "если случится то и это, мы просто перестанем существовать" кому-то обязательно покажется подходящим и уместным. Пару лет назад похожий конец государства предсказывал другой банкир, Интс Фейферис. Демограф Илмарс Межс тоже регулярно напоминает о том, что латыши в течение ближайшего века вымрут. О партии "Единство" вообще помолчим: ее предвыборный лозунг "Потеряем Ригу, потеряем Латвию" заставляет ожидать, когда же будет выполнена вторая часть обещания. Поэтому будем винить президента - апокалипсис сейчас в моде. В мире, правда, немного глав государств, которые бы публично предсказывали своей стране скорый конец. Это, так сказать, наша национальная особенность.
Для того, чтобы тезис "конец латвийского государства" получил хоть какой-то смысл, нужно отбросить все бессмысленные варианты "конца Латвии" и посмотреть, как вообще в наши дни "заканчиваются" государства. Как выглядит воображаемая ситуация, когда с политической карты мира, этого большого лоскутного одеяла, исчезает лоскуток - Латвийская Республика? Разумеется, что история XX века заставляет нас понимать под таким исчезновением принудительное присоединение к какой-то другой политической единице. Что первым приходит на ум - Россия или Евросоюз - это вопрос вкуса. Но если посмотреть на историю последних лет, довольно сложно найти прецедент, когда какая-либо страна силой присоединяла бы к себе территорию другого государства.