Это уже третий подряд текст с критикой готовящейся преамбулы к латвийской конституции. К сожалению, мои предшественники не пролили слишком много ясности на суть и причины появления этого одиозного документа.
Депутат Сейма Андрей Элксниньш посвятил свой труд совершенно несущественному вопросу подготовки документа — ну какая разница, где встречались авторы, с кем советовались, а с кем нет. Его коллега Борис Цилевич, справедливо критикуя несоответствие преамбулы современным критериям прав человека, свел причины ее появления к тривиальному спору уходящих сил зла в лице "Единства" и идущих им на смену сил добра в виде его партии "Центр Согласия". На самом деле все намного серьезнее.
Парадоксально, что приходится обсуждать документ, который еще не увидел света. Обещанную на 13 сентября презентацию отложили. Учитывая, что текст чуть длиннее страницы разрабатывают более полугода, этому только одно объяснение: ищут зарубежных авторитетов, которые скажут, что ничего страшного в преамбуле не написано. До сих пор подобные поиски латышских идеологов обычно увенчивались успехом…
Но, к счастью, в нашей стране всегда все тайное кто-то разболтает. На портале pietiek.com опубликованы очень близкие друг другу варианты преамбулы, да и сами авторы много твердили о своих задумках. Текст примерно такой : "Народ Латвии … принимает для себя такую Коституцию." А вместо многоточия — несколько деепричастных оборотов "исходя…", "осознавая…", определяя…" — а за этими словами традиционные идеологические мантры об борьбе за независимость, воле латышской нации, национальном государстве, оккупации, государственной непрерывности, европейской интеграции и так далее. То есть пропагандистский материал, близкий по форме к программе КПСС, становится важнейшим документом государства.
Зачем нужна подобная конструкция, объяснить нетрудно. Ключевой статьей нашей конституции является, как ни странно, статья 77. Она определяет, что есть некие важнейшие статьи, для изменения которых недостаточно решения Сейма, а надо еще и подтвержденное половиной от списочного состава граждан голосование на референдуме.
Это значит, что народ, если захочет, может ввести еще несколько государственных языков (ст.4), отпустить на свободу или отдать соседям один из исторических латвийских регионов (ст. 3), отказаться от своей власти в пользу диктатора (ст.2) или вообще прекратить существование нашего замечательного государства вместе с его конституцией. (ст.1). Причем все эти новации не настолько фантастически, как кажется на первый взгляд.
Референдум о втором госязыке уже состоялся, референдума по ст. 3 удалось избежать во время подписания договора с Россией только очень хитрыми юридическими увертками — причем главный инициатор нынешней преамбулы — депутат, а в прошлом судья конституционного суда — Илма Чепане была горячей сторонницей такого плебисцита. Вписать диктатуру в Сатверсме Карлис Улманис не пытался — он просто отверг конституцию. Хотя соответствующий референдум, скорее всего, выиграл бы. А вот его литовский и эстонский коллега подобное сделали, и в постсоветских Литве и Эстонии пришлось сочинять новые конституции. Вот только на статью 1 пока никто не покушался, но, видимо, это вопрос времени.
Зачем же законодатель дал избирателям такие возможности? А у него не было другого выхода. Отцы государственности исходили из естественного демократического принципа: все решения обратимы. Если сегодня принят такой-то закон, то завтра можно принять полностью противоположный: людям свойственно ошибаться и исправлять ошибки. И исключений тут не бывает. Захотел народ — создал государство, захотел — ликвидировал. Кстати, прецеденты можно найти: вот как раз сейчас Пуэрто-Рико с соблюдением всех демократических процедур просится вступить в США 51-м штатом.
В 1991 году никаких демократических предрассудков у новых отцов нации не было. Восстановленное государство замышлялось исключительно как механизм обеспечения преимущества латышей перед инородцами, поэтому значительную часть последних исключили из демократического процесса, сделав негражданами.
И вот прошло 22 года. Количество неграждан уменьшилось вдвое. Очевидно, еще через сколько-то лет этот защитный механизм полностью утратит свою роль, в Латвию придет всеобщее избирательное право. А инородцы независимо от наличия гражданства относятся к идеологическим догмам весьма скептически и даже провели референдум о втором государственном языке. Причем референдум показал, что практически все за этот язык и проголосовали.
Разумеется, латыши по-прежнему в большинстве, референдум не мог изменить закона. Он сделал большее: доказал, что никакое промывание мозгов не действует, интеграции, понимаемой как капитуляция, не происходит, и очень значительная часть населения категорически не принимает ту единственную модель государственности, на которой настаивает латышское большинство.
Для любого тоталитарного режима неприемлемо не только разрушение его основ, но и самые миролюбивые действия, на это направленные. Запретить изменять ключевые статьи конституции законодатель опасается: статья 77 — обоюдоострая, надо будет проводить референдум, а при том, что многие разъехались по заграницам, он вполне может не собрать нужного количества голосов.
Поэтому пишется преамбула. Тогда вполне законная с точки зрения старой части конституции процедура референдума за второй госязык не проходит, потому что противоречит этой преамбуле. Получается ситуация из классического советского анекдота: "Скажите, а я имею право…? — Конечно, имеете! — Значит, я могу…? — Нет, не можете!"
Разумеется, все это ужасный брак с точки зрения конституционного права. По-хорошему, теперь к каждой из ключевых статей Сатверсме надо бы сделать дополнение из слов "в той части, в которой это не противоречит преамбуле", потому что иначе они ей реально противоречат.
Самое занятное, что все это работать не будет. Пока у латышей большинство, они и так могут защитить свое государство со всеми его предрассудками от зловредных инородцев. Если такового большинства не будет, то и преамбула не спасет.
Предположим, в результате каких-то демографических процессов самым распространенным языком в Латвии станет не латышский, а русский, английский или китайский. Преамбула принята на вечные времена, она неизменима. Неужели будет как в средневековой Европе, когда латынь уже отмерла как разговорный язык, но по-прежнему оставалась языком церкви, образования, науки? Конечно, нет. Наши потомки попросту отвергнут архаичный документ целиком и сочинят новую конституцию.
Разумеется, преамбула имеет и текущее политическое значение. Это — сильнейший удар по ЦС. Ясно, что ее попытаются принять до следующего лета: похоже, это последний созыв Сейма, когда у латышских партий будут необходимые две трети голосов. Будь у согласистов не 31, а 34 места, и разговоров о преамбуле не было бы.
А сейчас ЦС перед трудным выбором. Если голосовать против преамбулы, а она все же будет принята, то это серьезнейший аргумент против вхождения в правительство после выборов: никто не захочет иметь дело с партией, не поддержавшей основы государственности. Ситуация более серьезная, чем при голосовании за второй госязык, потому что там это было индивидуальное решение тех или иных депутатов, а здесь — партийное. Если голосовать за одиозный документ — значит, согласиться с идеологическими догмами, категорически неприемлемыми для большинства своих избирателей.
Но есть и куда более важный вывод из этого законотворческого перла: оказывается, мы не проиграли референдум о втором государственном языке, а выиграли. Потому что государство капитулировало. Оно перестало притворяться демократическим, и теперь это будет проще простого доказать любому объективному наблюдателю — пусть он только откроет основной закон страны и прочитает несколько первых строк.
