"Если кто-то говорит, что в результате нападения нужно ограничить миграцию, не поддавайтесь на популистский антииммигрантский сентимент. […] Если хотите углубиться в исторические процессы, в результате которых возникли обстоятельства, благоприятные для теракта, начните процесс познания с французского колониализма и продолжайте постколониальной политикой. В итоге вы дойдете до современных глобальных отношений в сфере власти". (Даце Дзеновска, Ir, 15 января).
Зверство в отношении журналистов Charlie Hebdo — это событие европейского уровня, поэтому неудивительно, что в парижском марше солидарности пожелал участвовать весьма широкий политический контингент — от Ангелы Меркель до Сергея Лаврова, от Биньямина Нетаньяху до Махмуда Аббаса. И все же, быть может, именно идеологическое многообразие среди сочувствующих мешает нам уловить политическое содержание того, что произошло.
Здесь речь не только об абстрактном гуманизме и солидарности после хладнокровного убийства журналистов. Это не та ситуация, когда какой-то парень в США, у которого поехала крыша, начинает палить по одноклассникам. Тут мы имеем дело с более широкой тенденцией, которая, как бы ни было трудно это признать, имеет самое прямое отношение к европейским ценностям и вытекающей из них иммиграционной политике. Заметим — это не означает винить в случившемся "иммигрантов". Ясно, что эта категория слишком велика, чтобы говорить о какой-либо коллективной ответственности.
Но было бы неверно отрицать, что именно слабо интегрированные общины иммигрантов служат главной почвой для исламизма в Европе. Некоторые либеральные "добрые души" в своей политкорректности могут игнорировать конкретные обстоятельства дела Charlie Hebdo, утверждая, что на месте братьев Куаши мог быть каждый. Просто получилось, что эти люди, стреляя по журналистам, кричали именно "Аллах акбар". Совпадением также является то, что несколько лет назад они побывали в лагерях исламских боевиков в Ираке. Ведь на их месте могли быть буддисты или иудеи, или, быть может, французские монархисты.
Возможно, могли быть, но не были. К тому же, именно политкорректность в этой ситуации мешает нам до конца адекватно оценить ту угрозу, которую для современной Европы создает радикальный ислам. Речь не об отдельных безумных индивидах. Тут европейцам не стоит заниматься самобичеванием, переживая, что молодые люди, которых не поняли, сошли с истинного пути. Это идеология, которая четко противопоставлена европейским ценностям, и которая потенциально не менее опасна для Европы, чем тоталитарный коммунизм и нацизм.
Более того, подобно коммунизму и нацизму, радикальный ислам стремится подорвать либеральную демократию, используя ее же инструменты — права человека, свободу слова, собраний и вероисповедания. Для большевизма было приемлемо лгать и убивать во имя мировой революции, здесь же это разрешается делать в отношении неверных. И те, и другие не гнушаются использовать разных useful idiots в западных левых кругах, которые всегда пытаются утверждать, будто виновата сама Европа, будто коммунистические или исламские террористы — это на самом деле всего лишь непонятые страдальцы и идеалисты, которых, совсем как в жизни героя русского сериала, охранника Александра Родионовича Бородача, надо только "понять и простить".
Дело не в том, что Европа ни в чем не виновата. Виновата, конечно. Прежде всего, если какая-то страна при резком экономическом росте начинает массово ввозить дешевую рабочую силу из сильно отличающихся в плане культуры регионов, в перспективе ждите неприятностей. Местные, конечно, какое-то время могут наслаждаться высоким уровнем комфорта и не выполнять низкооплачиваемую физическую работу. Но через какое-то время иммигранты и их потомки, если местная культура не сумеет их эффективно абсорбировать, захотят политических прав и существенных перемен в принимающей стране. В наиболее тяжелой форме начало этого процесса сегодня мы наблюдаем в России. Правда, ее трудно обвинить в излишнем либерализме, но это не касается жажды дешевой иностранной рабочей силы. Особенно в обеих метрополиях. На более поздней стадии тот же процесс четко просматривается в Западной Европе, где после Второй мировой войны как раз по экономическим причинам поддерживалась иммиграция, в основном, с Ближнего Востока.
К тому же, культурные особенности часто не знают формальных государственных границ. Поэтому неважно, идет ли речь об иммигрантах из других стран или приезжих с периферии той же страны, которая отличается в плане культуры (Северный Кавказ в современной России или Алжир в послевоенной Франции). Конечно, значительная часть иммигрантов полностью включается в общество стран проживания с очень хорошими достижениями в бизнесе, науке, искусстве. С другой стороны, радикальный ислам как раз-таки является способом, как другая значительная часть иммигрантов выражает желание переделать Европу по своему образу и подобию — защищая шариатские суды, право мужчин заставлять жен носить хиджаб, ограничивая свободу слова.
Это приводит нас к принципиальному вопросу о европейских ценностях. Мультикультурализм как политическая теория, возможно, заслуживает обсуждения. Но практический мультикультурализм, который в результате послевоенной иммиграции применял ряд европейских стран, вполне достоин критического отношения. Он методично подрывает убежденность современной Европы в сравнительных преимуществах собственной культуры, подрывая таким образом и саму Европу. Оказывается, европеец больше не может гордиться своей культурой — просвещением, современной наукой, правовым государством и рационализмом.
Поэтому он не должен навязывать ее и другим. Даже если эти другие только что прибыли в Европу. Он, видите ли, должен чувствовать себя виноватым за колониализм. Поэтому каждый приезжий должен иметь право на сохранение своей "культурной традиции", даже если эти традиции подразумевают клитородектомию, побивание камнями неверных жен и кровную месть. Понятно, что такой подход не выдерживает испытания здравым смыслом. Колониализм имел самые разные формы, некоторые из них действительно были очень кровавыми. Но очень многие формы современного колониализма просто означают, что тебя заставляют чистить зубы, учат читать и запрещают некоторые "культурные традиции", например, самосожжение жен в Индии.
Как ни странно, исламский фундаментализм не был слишком большой проблемой, пока в Северной Африке сохранялись европейские колонии. Он появился, когда эти народы сами начали собой управлять. Конечно, колониальное наследие многообразно, особенно в случае Франции. Но рассказывать, что европейцы (в том числе латыши!) из-за колониализма не имеют права защищать преимущества европейской культуры, что они должны принимать любую явную дикость как "традицию", полностью равноценную европейской культуре, просто самоубийственно.
Из этого следует то, с чем надо считаться иммиграционной политике: Европа может позволить себе иммиграцию представителей других культур лишь настолько, насколько она способна политическими средствами сделать этих людей действительно сопричастными Европе. Это тем более необходимо в ситуации, когда в некоторых странах Западной Европы уже сегодня самое популярное имя у новорожденных мальчиков — Мухаммед (в разных вариациях), и когда некоторые предместья Лондона уже пытались совершенно официально превратить в зону шариата.
Все вышесказанное, конечно, неполиткорректно. Но репутация в кругах левых либералов волнует автора этих строк куда меньше, чем будущее Латвии в ситуации, когда из-за безответственности политиков-центристов и роста исламизма в Западной Европе, к власти могут прийти крайне правые. Тогда мы в Восточной Европе действительно имеем шансы стать ребенком, которого выплеснули из единого европейского тазика вместе с иммигрантской водой.
Перевод DELFI. Оригинал здесь
