Понять эту любовь несложно. С начала 1960-х годов Сингапур управлялся диктатором, который лишь в 1990-х отошел от власти, чтобы вскоре поставить на свое место сына. Тем не менее (и, как многим хочется верить, благодаря этому) за это время в стране произошла экономическая революция, вознесшая Сингапур в число стран с самым высоким подушевым ВВП в мире. России, население которой высоко ценит материальные блага и одновременно тяготеет к авторитарному стилю государственного управления, опыт Сингапура в каком-то смысле дает надежду на удачное совмещение того и другого. И несомненно, российская правящая элита, которая высоко ценит свое положение, материальные блага для себя и лояльность населения, видит в образе Сингапура надежду на сочетание всех трех параметров.
Доллары вместо процентов
Классическая экономическая наука на первый взгляд не готова вынести вердикт о том, какие режимы в среднем создают более высокие темпы роста ВВП — диктаторские или демократические. Если в период с 1820-х до 1950-х годов между демократиями и диктатурами существовала очевидная разница (демократии увеличивали подушевой ВВП в среднем на 2% в год, а диктатуры — на 0,86% (данные приводятся по Democracy Versus Dictatorship: The Influence of Political Regime on GDP Per Capita Growth, Miljenko Antić), то с 1950 года эти показатели составляют 2,4% и 2% соответственно, сводя разницу к минимуму.
Однако обычные исследования страдают рядом формализаций, которые, хоть математически и абсолютно точные, с экономической точки зрения никак не могут отражать реальную картину и отвечать на вопрос, какие шансы имеет диктатура на экономический успех. Во-первых, использование показателя процентного роста ВВП существенно искажает реальность: качество экономики определяется абсолютными цифрами, а не процентами. Китай, растущий на 7% в год, значительно беднее США, растущих на 3%. Гораздо адекватнее будет картина, если мы заметим, что ВВП на человека в Китае растет на $450 в год, а в США — на $1600.
Во-вторых, в работах, как правило, использовались усредненные данные по всем экономикам определенного типа, поскольку предполагалось, что все они должны быть более или менее одинаковы. Однако если разброс между средними темпами роста ВВП в демократиях составляет 3–4 раза, то тот же разброс в авторитарных режимах может составлять и сотни раз. Диктатуры, управляемые твердыми руками небольшой группы лиц, оказывается, могут вести себя очень по-разному, демонстрируя результаты, которые просто нельзя описать едиными средними значениями. Более того, во второй половине ХХ века некоторым диктатурам повезло получить в свое распоряжение масштабные природные ресурсы, которые в течение 1970-х и 2000-х годов сильно выросли в цене и существенно улучшили показатели этих стран. Таким образом, для адекватного анализа нам придется выделить минимум три группы автократий: "обычные", обладающие ресурсами и "необычные".
Кроме того, большая часть исследований обходила страны, которые пережили за последние 50 лет как периоды диктатуры, так и периоды демократии. Но оказывается, сравнение показателей таких стран в разные периоды может быть даже более значимым, чем сравнение разных стран с разными начальными условиями.
Ниже приведены результаты, рассчитанные на основании данных Angus Maddison и NYU. Из рассмотрения исключены совсем маленькие и архаичные государства, а также государства, чей ВВП тотально зависит от внешних факторов (например, карибские офшоры или Бруней, живущий одной нефтью и газом). Под "демократией" понимался строй, при котором в стране существует эффективная конкуренция элит и сменяемость власти, даже если в процесс реального выбора вовлечено не все население, — например, демократией считался период с 1991 по 2011 год в России, с 1994 года в Сингапуре и с 1982 года в Китае. Разумеется, граница между демократией и диктатурой довольно размыта, но, как будет видно из результатов, эта граница не так уж и важна — страны, испытавшие диктатуру, "отмечены печатью", даже если диктатура продолжалась недолго.
Из рассматриваемых 130 стран за последние 55 лет 60 стран мира испытали периоды как диктатуры, так и демократии, и 26 стран оставались диктатурами в течение всего периода времени.
Интереснее всего выглядят результаты сравнения периодов демократии и диктатуры в 60 странах "смешанного типа". На диаграмме 1 каждая страна обозначена точкой, с абсциссой (ось Х), равной разнице между средним ростом ВВП (в долларах 2005 года) в периоды демократии и в периоды диктатуры, и ординатой (ось Y), равной среднему росту ВВП этой страны за все 55 лет.
Диаграмма 1. Страны, пережившие за последние 55 лет периоды и демократии, и диктатуры
Выводы очень любопытны. Только 5 стран из 60 показывали более высокий рост ВВП во время диктатуры, чем при демократии. Это Лаос, Алжир, Тунис, Парагвай и Венесуэла, которую стоит отбросить хотя бы потому, что мы точно знаем причину перекоса — огромные нефтяные доходы, и хорошо видим, что происходит в Венесуэле сегодня, когда цена на нефть упала. Наверняка феномену остальных есть индивидуальные объяснения, но нас больше интересует, что все эти страны росли в среднем медленнее $72 в год. Выше $72 мы не встретим ни одной такой страны — 100% стран будут лучше расти в демократические периоды. Даже Сингапур, росший в среднем на $837 в год при Ли Кван Ю, стал расти на 1078$ после относительной либерализации. "Условные демократии", как в Китае и России, лучше диктатур, но сильно проигрывают демократиям реальным. В том же Китае средний рост ВВП с 1982 года по сегодняшний день (то есть с начала реформ Дэн Сяопина) составляет, конечно, много больше, чем $14 на человека в год, как до 1982 года, но всего лишь $174. Средний рост ВВП Тайваня за то же время — $479, Гонконга — $764, Японии — $569. Похоже, что диктатура может быть лучше демократии только в очень бедных и очень "медленных" странах, и то крайне редко.
На примере большинства стран интересно наблюдать, как диктатура разрушает рост ВВП, а демократия его создает. На диаграмме 2 представлен пример Южной Африки. До 1994 года (период апартеида) рост подушевого ВВП замедляется, в момент смены формации он проваливается еще ниже и начинает расти после перехода к демократии. Что бы мы ни говорили про разгул преступности, нежелание местного населения работать, былую аккуратность и трудолюбие буров, подушевой ВВП ЮАР растет при демократии быстрее, чем во времена апартеида.
Диаграмма 2. Рост подушевого ВВП ЮАР в долларах
Наконец, как соотносятся показатели роста ВВП на человека в долларах у "убежденных диктатур" с показателями других стран? На диаграмме 3 представлен средний рост ВВП за 55 лет в этих странах, в сравнении с некоторыми демократиями.
Диаграмма 3. Средний рост подушевого ВВП в странах, где диктатура сохранялась весь период 1950–2005 годов, в сравнении с демократиями
Как видно, только одна страна, Казахстан (кроме Саудовской Аравии и Омана — двух нефтедобывающих диктатур) показывает результат выше среднемирового. Но даже этот уровень в два раза ниже показателя Португалии — бедной демократической страны, вышедшей из диктатуры 40 лет назад. Даже из стран, в которых диктатуры сменялись демократиями, догнать или обогнать Португалию сумели лишь 4 страны. Две из них — небольшие европейские страны (Чехия и Словения), получившие массированную помощь ЕС, две другие — Сингапур с Южной Кореей.
Судя по истории, если вы строите в своей стране диктатуру при росте экономики более чем в $72 на человека в год, у вас нет шансов улучшить ситуацию по сравнению с демократическим вариантом. Более того, если вы выбираете диктатуру даже на какое-то время, у вас будет только три шанса из 86 (около 3,5%), что в течение 55 лет рост ВВП вашей страны будет не ниже, чем у страны типа Португалии (если считать его в долларах).
Факторы успеха диктатур
Значит ли это, что диктатура не может быть экономически успешной? Конечно, нет. Сингапур и Южная Корея — примеры стран, в которых диктатуры привели к быстрому росту ВВП (но мы не знаем, не был бы ли он еще более значительным, если бы в этих странах изначально появились демократии). Бразилия — пример страны, в которой рост ВВП в демократические периоды был лишь чуть выше, чем в периоды авторитарные. Но мы знаем, что шансы на успех незначительны. Возможно, они совпадают с шансом на то, что захвативший власть диктатор будет умным человеком, способным и желающим проводить прогрессивную экономическую политику.
Но если мы все же хотим рискнуть, нам стоит обратить внимание на общие черты политики успешных диктаторов, тем более что они бросаются в глаза при изучении "случаев успеха" (и в деталях описаны, например, в работах Якова Миркина).
Явную роль в успехе играет опора на британско-американскую систему права: Сингапур буквально использовал британское право; Южная Корея заимствовала большую часть американского права в области хозяйственных и административных отношений. Для всех успешных диктатур общим правилом является приглашение во власть выпускников британских и американских вузов, стимулирование получения западного образования элитой. Можно говорить и шире: все более или менее успешные диктатуры имели своего рода долгосрочный контракт с условным Западом, включавший в себя масштабные инвестиции, открытые рынки для западных корпораций, двухсторонние торговые преференции и прочее.
В том же ряду стоит активное привлечение иностранного капитала. Существенно отличает все исследуемые страны быстро растущая монетизация экономики и объем кредитов: в Сингапуре соотношение М2 к ВВП при Ли Кван Ю превышало 92%, в Южной Корее при Чон Ду Хване — 81% (сейчас соответственно 132% и 141%); отношение кредитов к ВВП в Сингапуре доходило до 63% (сейчас 84%), в Южной Корее — 58% (сейчас 103%). В Сингапуре шла реальная и довольно успешная борьба с коррупцией, в Южной Корее, Бразилии и ряде других относительно успешных диктатур такая борьба либо не шла, либо не увенчалась значительными успехами, так что говорить о ней как о необходимом условии, скорее всего, нельзя. Зато во всех успешных диктатурах было дешевое правительство — до 10–12% ВВП. Наконец, везде особое внимание уделялось льготному налогообложению.
Россия сегодня сильно отличается от успешных диктатур по всем указанным показателям. Существенные отличия включают принципиально другую систему права и низкую эффективность правоприменения, напряженные отношения с Западом, приводящие к принципиально более низкому уровню инвестиций и остановке технологического сотрудничества, низкой доле выпускников лучших университетов в правительстве и других органах власти. Монетизация российской экономики (М2/ВВП) составляет 43,1%, отношение кредита к ВВП ниже 43%; российское правительство стоит более 18% ВВП, притом что в России одна из самых высоких эффективных налоговых нагрузок в мире.
Если мы в России действительно хотим испытать свои шансы, нам нужно многое менять прямо сейчас. Есть 3,5%-ная вероятность, что опыт Ли Кван Ю нам поможет. Правда, с вероятностью 96,5% демократизация сработала бы лучше.
Больше на Carnegie.Ru