Правда, школьники оказались единственными выгодополучателями от внеплановых каникул. Адресат требований забастовки — власти — по достоинству ответили бунтовщикам, в тот же день повысив зарплаты — но не им, а себе. Решение, конечно, предельно циничное, но в целом вполне оправданное. Точнее, себе-то могли и не добавлять, отнюдь не бедствуют, но учителя никак не заслуживают материального поощрения за свою вымученную гражданскую доблесть. Объясню, почему.
Начнем с организации процесса. Забастовка, если кто не знает — это от итальянского слова "Баста". По-русски будет "Хватит!". Так и видится перед глазами сценка из романа о жизни рабочего класса начала двадцатого века: подлый фабрикант нагло глумится над проливающими пот тружениками. Самый отчаянный рвет на груди рубашку, произносит пламенную речь. Народ отключает оборудование и под красными флагами спешит на митинг.
Ничего подобного у нас не происходит. Забастовка учителей — типичное бюрократическое мероприятие, запланированное за несколько месяцев и назначенное на день, когда оно полностью потеряло смысл: в пятницу бастуют, а в понедельник Сейм в окончательном чтении принимает бюджет, в который уже никто никаких изменений вносить не будет.
Так что уместнее сравнивать эту забастовку не с бурным началом двадцатого века, а с его застойными 70-ми годами. Стачка выглядела не более протестной, чем типичная советская первомайская демонстрация — во всяком случае имела ничуть не большее отношение к борьбе трудящихся за свои права.
Учительницы бастовали столь же дисциплинированно и ответственно, как они привыкли выполнять все распоряжения начальства — только в данном случае не министерского, а профсоюзного. Разумеется, никто не рассчитывал, что такая забастовка приведет к каким-либо практическим результатам. Она и не привела, но в кабинетах удовлетворенно поставили галочку в план мероприятий и принялись сочинять новый на следующий год. Там, вероятно, будут уже две забастовки — жизнь не стоит на месте, классовая борьба ширится…
Наверное, можно было бы не сыпать соль на раны безропотных тружениц мела и указки. Действительно, платят им гроши, а еще приходится участвовать в представлениях профсоюзных бонз, не забывающих взыскать на свои развлечения ежемесячный процент от учительской зарплаты.
Но давайте вспомним события двенадцатилетней давности, когда должен был вступить в силу закон о переводе образования в русских школах на латышский язык. Тогда вышли на улицы десятки тысяч учеников, родители собрались на многотысячный митинг, власть действительно была в растерянности. Безмолвствовали только учителя русских школ — хотя их забастовка, пусть даже столь же скромная, однодневная, могла бы переломить ситуацию.
А ведь именно по учителям эта реформа должна была ударить сильнее всего. Потому что самое страшное в этой профессии — потеря авторитета. И когда школьник видит, что учитель ведет урок на чужом и для него, и для ученика языке только потому, что боится собирательного Райвиса Дзинтарса, который никогда в этот класс и не войдет, то он такого труса-наставника уважать не будет. Более того, жалкое поведение тогдашних учителей русских школ наверняка убедило власть, что считаться с этим сословием незачем, в том числе и с его латышской частью, в том числе и в вопросе оплаты его труда.
Но даже если мы абстрагируемся от формы, в которой выражается незадачливый учительский протест, то все равно повышать зарплату учителям больше, чем на размер инфляции, не стоит. Казалось бы, я только что написал страшно кощунственную вещь — ведь от качества педагогов в огромной степени зависит качество образования целого поколения, а значит, и качество жизни всей страны через короткое время.
Тем не менее это так. В обществе есть полный консенсус, пусть он и не высказан, но четко понимается всеми заинтересованными сторонами: учитель должен быть человеком бедным.
Все последние годы правительство говорит учителям: мы повысим вам жалование, как только проведем реформу оплаты вашего труда. Проектов этой реформы уйма, они все страшно запутанны, но в конечном счете сводятся к одному: власть готова нынешний фонд учительской зарплаты перераспределить как-нибудь иначе. Как только профсоюз понимает, что значительная часть педагогов от этой реформы не выиграет в деньгах, а проиграет, он немедленно ее отвергает.
Понятно, что было бы лучше всего сократить, к примеру, военный бюджет, дать всем денег и на этом успокоиться. Столь же понятно, что на такое можно не рассчитывать — или тогда уже надо на забастовку поднимать не одних учителей, а все население страны.
Но, возможно, денег, которые государство выделяет на зарплату педагогов, действительно достаточно? В этом и заключается грустная правда.
На сайте Центрального статистического управления приводятся данные о количестве учеников и учителей в разные учебные годы. Последний — 2014/2015, тогда было 209686 школьников. А в 2000/2001 их было аж на 72% больше — 359818! Вероятно, это и был абсолютный максимум за все годы независимости. Вот в какую демографическую яму угодила страна. К счастью, падение уже закончено: в 2013 году учеников было на несколько сотен меньше, чем в следующем, ситуация с рождаемостью стабилизировалась, дальнейшего сокращения пока не предвидится.
А данные по учителям таковы: их сейчас 23038. Тоже меньше, чем в 2000/2001, когда было 29262 — но только на 27%. А теперь разделим 1,72 на 1,27 и получим 1,35. То есть каждый нынешний учитель в среднем учит на 35% учеников меньше, чем это делал 15 лет назад. И они при этом хотят больше получать?
Еще одна интересная деталь: в начале нашего века число учителей сокращалось более или менее равномерно, на несколько сотен человек в год. А в 2009 году рухнуло сразу более чем на три тысячи — с 26695 до 23469, и потом уже почти не уменьшалось.
Какой мор напал на учительское сословие в 2009 году, вспомнить нетрудно: государство изменило пенсионное законодательство, уменьшив на 70% пенсии работающим пенсионерам. Я в то время трудился в рабочем коллективе, где был чуть ли не единственным с высшим образованием. Пенсионеров и среди нас было много, но не ушел добровольно ни один. Все понимали, что Конституционный суд должен отменить этот закон, подобный прецедент случился в конце 90-х. Все, кто следят за политической ситуацией в стране, не могли этого не помнить.
А вот учителя увольнялись массово, причем по собственному желанию, таким образом отказываясь и от пособия в несколько окладов, которое им полагалось в случае сокращения штатов. Еще одно свидетельство крайней инфантильности людей этой профессии — хотя в ней высшее образование обязательно. Уверен, что Сейм сознательно принял антиконституционный закон в расчете на таких, не умеющих себя защитить работников.
Из цифр, приведенных выше, видно, что надо сделать для повышения зарплат учителей: сократить их количество пропорционально тому, как сократилось количество учеников. Я уже посчитал: уволить чуть больше 6000 человек — и оставшиеся будут счастливы.
Разумеется, это сокращение будет не равномерным: в больших городских школах сколько было учеников, столько и осталось, там нагрузка на учителя не уменьшилась. А вот сельские школы надо безжалостно закрывать. Само содержание этих школ стоит огромных денег, куда дешевле купить автобусы и возить детишек в райцентры, где и качество образования будет намного выше.
Нетрудно понять, что такая реформа будет крайне непопулярной. Уволенные учителя на селе не найдут себе никакой работы. Непонятно, что делать с школьными зданиями, часто расположенными в бывших поместьях, свежеотремонтированных и имеющих историческое значение. Конечно, каждый год где-то что-то закрывается и сокращается, но на решительный шаг никто не пойдет.
И вот это и есть тот консенсус, который прекрасно осознается всем обществом, а особенно министерством образования и отраслевым профсоюзом. Педагогов в стране избыток, но сократить их количество до оптимального невозможно из-за социального удара по тысячам несчастных учительниц.
Поэтому надо дело пустить на разумный самотек. За профессией учителя закрепился образ неблагодарного и малооплачиваемого труда. Это и хорошо: уменьшится приток молодежи, постепенно по естественным причинам число педагогов снизится до оптимального, маленькие школы закроются не из экономических соображений, а из-за отсутствия учителей.
В общем, все будет в порядке — лет через пятнадцать, когда отойдет от дел последнее советское учительское поколение. Тогда и зарплату учителям увеличат, а молодежь опять потянется сеять разумное, доброе, вечное.
Проблема только в профсоюзе, который исправно собирает взносы и должен постоянно демонстрировать деятельность. Вот мы и наблюдаем типично латвийский протест — робкий, забюрократизированный и изначально бесполезный. Все лучше, чем бессмысленный и беспощадный русский бунт, от которого нас мудро предостерегал Пушкин.
