Статья был впервые опубликована до того, как Сейм Латвии отклонил инициативу президента Раймонда Вейониса по детям-негражданам.
У латышских стрелков, которые возвращались в Латвию после 1920 года, гражданства не было - потому что началась война, и они уехали до того, как было создано латвийское государство. К тому же бумаги и довоенная жизнь бесследно исчезли. Хватило двоих поручителей из числа однополчан. Я не проверяла, задокументировано ли это исторически, но именно так мой дед и оказался в Латвии. Боевые товарищи стали для него самыми близкими людьми. Для меня гражданство - это то, что мне просто полагается, по стечению независящих от меня обстоятельств. Это моя привилегия. Могу носить лиелвардский пояс и публиковать в социальных сетях фотографии грибов, могу этого не делать. Я все равно гражданин этой страны.
Люди, которые находятся в привилегированном состоянии, обычно принимают это как само собой разумеющееся. У социолога Майкла Киммела в этой связи есть поучительная история, которую я хочу пересказать в общих чертах. Он вспоминает, как участвовал в работе группы феминисток и был там единственным мужчиной. Одна белая студентка радовалась: как хорошо, что у нас, женщин, есть общий опыт. Ее темнокожая коллега ответила, что она с этим не согласна. Что белая женщина видит в зеркале с утра, спросила она? Как что? Женщину! Темнокожая студентка ответила, что она видит в зеркале темнокожую женщину, и это большая разница. Привилегированные люди обычно не задумываются о своих преимуществах и оценивают тех, у кого привилегий нет, со своих позиций. Люди, которые находятся в непривилегированной позиции лучше осознают разные мнения и группировки в обществе.
Пару лет назад я принимала участие в исследовании русскоговорящей молодежи. В отличие от других исследований, вопросы в этом определяли сами молодые люди. Это важно, поскольку часто тему и вопросы исследования определяли сами заказчики или исследователи, а их подход определяют конъюнктура и привилегированная позиция. В основном, "русскоязычные" молодые люди более критически смотрели на социальные процессы в стране - они владели несколькими языками и жили в более широкой медиа-среде. Они ощущали свою принадлежность к Латвии, планировали учиться или получить опыт работы в Европе и потом вернуться на родину. Этническая принадлежность (а также связь с какой-то другой страной через эту принадлежность) была слабее, чем принадлежность к русскому языку, который использовался в семье в разных этнических группах. Вопросы языка в образовании их не очень интересовали, их опасения были связаны с качеством обучения. Эти молодые люди хорошо понимали манипулятивную природу как правой, так и левой политики, и поэтому старались от нее дистанцироваться. Они болезненно воспринимали двойную мораль латышских СМИ, которые считали достижения русскоязычных достижениями всей страны и затушевывали их происхождение, но при описании негативных событий выделяли национальность. Нужно сказать, что провести исследование было непросто, поскольку многие школы, узнав тему, отказывались принимать в нем участие. Это вопросы, о которых не принято говорить публично. Молодежь это замечает и в латышском медиа-пространстве - там их обычно нет.
Когда читаешь записи дискуссий и интервью, проведенных в ходе исследования, становятся хорошо заметны следы, оставленные "привилегированной" перспективой. Одна девушка заявила, что сомневается в факте оккупации. Оказалось, что ее обзывали "оккупантом" соседские дети. Она родилась в Латвии и никого не оккупировала. Этот личный опыт несправедливого обвинения заставляет задать вопрос, не используется ли понятие оккупации подобным образом и в более широком обществе. Из этой перспективы можно понять, что оккупация Латвии - это не только сухое историческое событие, но и вопрос тонкой социальной стратификации. Если делать вид, что это не так, ситуация не улучшится.
Когда меня попросили прокомментировать инициативу президента, первой реакцией было вежливо уклониться. Неграждане могут натурализоваться в любой момент. На портале Lsm.lv была прекрасная история с продолжениями о том, что это значит для желающих получить гражданство. Для детей достаточно просьбы родителей и подтверждения постоянного проживания в Латвии. Довольно легко представить, что те, кто не хочет натурализоваться или получить гражданство для своих детей, ленивые, нелояльные или меркантильные люди, которые используют "негражданские" привилегии в соседней стране. Такие мои рассуждения делают мою гражданскую привилегию незаметной, универсальной и доступной для всех.
Возможно, поэтому волнения в обществе по поводу представленного президентом Вейонисом законопроекта "О прекращении предоставления статуса негражданина детям" несущественны. Количество комментариев на порталах измеряется сотнями, но это не та тема, где идет интеллектуальный обмен мнениями - как, например, по вопросам демографии, Стамбульской конвенции или даже донорства яйцеклеток.
Я вспоминаю, что когда была введена категория неграждан, мне было стыдно за Латвийское государство. На январских баррикадах в Старой Риге свободу защищали люди разных национальностей и судеб. Свобода и взаимное доверие тогда казались необходимым фундаментом для обновленного Латвийского государства. Человек не может быть по-настоящему свободным, если он не дает свободу другому человеку. И все же к стыду привыкаешь, и со временем с ним вполне можно жить. Вместе с привычкой пропадают и нюансы между тем, полагается тебе гражданство или его нужно просить? Об этом нюансе говорит и Имантс Парадниекс: "Я согласен с г-ном Вейонисом в том, что нам не стоило бы продолжать производить людей без гражданства [какой тонкий нюанс - ведь Вейонис говорил о негражданах! – прим. автора]. Обязанность родителя выбрать, какое гражданство будет у его ребенка - латвийское, российское, украинское, белорусское, американское". В отличие от неграждан, я освобождена от этой внешне нейтральной обязанности, но могу представить, что это значит для человека, которого никто не хочет считать своим - решить и потом доказать, кто он такой.
Инициатива президента ничего существенно не меняет в кругу претендентов на гражданство. То, что существенно меняется с этой инициативой - отношение государства к своим/чужим. Этим статус человека без гражданства отличается от негражданина. Люди без гражданства - это люди без страны. Чужие. У неграждан страна есть - если мы смотрим на это в фактическом смысле, а не с точки зрения мира фантазий. Пока все стороны избегают признания того, что неграждане фактически живут в Латвии, их загоняют в мир несбыточных фантазий. При том что реально они живут здесь.
Законопроект предлагает "прекратить предоставление статуса негражданина" и "признать (..) гражданами Латвии", то есть заявить, что они "свои", если не чувствуют своей принадлежности к другой стране. Это вопрос самоуважения здоровой нации. Главное здесь - "здоровой", потому что самоуважения можно добиваться по-разному. Например, обманывая других (как в случае с разговорами в гостинице Rīdzene), так и через уважение к другим. Интересно, что причина блокирования инициативы президента - "нехватка единой системы образования". Хотя ясно одно: как бы то ни было, систему эту строили не неграждане. Будущее для латышского языка, несомненно, нужно обеспечить. Но представлять, что это можно сделать, не думая о способе общения, содержании и персоне, с которой ты говоришь, мягко говоря, легкомысленно. Инициатива президента - хорошее начало для того, чтобы еще раз обдумать такой вроде бы понятный вопросе гражданства. Наши со(не?)граждане могут предоставить не только ценный и необычный взгляд на Латвию, но и возможность гордиться вещами, к которым мы уже слишком привыкли.
Айвита Путниня - социал-антрополог, ассоциированный профессор Латвийского Университета, руководитель кафедры антропологии и Центра биоэтики и биобезопасности.
Перевод с латышского - DELFI. Оригинал: Mūsu līdz(ne?)pilsoņi.
