Даже поражение не смогло отучить многих латвийских политиков от убеждения, что нет никакого смысла особо углубляться в желания сограждан, как-то специально их зондировать. Естественно! Надежнее придерживаться мысли, что истинные потребности народа совпадают с интересами самой власти или с ее взглядом на мир. И малые электростанции, которые превратили наши реки в заиленные запруды и наполнили несколько кошельков, и новые бюрократические процедуры и расходы, и разные дипломатические оплошности или последний геральдический кризис в государстве — все это наполнило нас детской убежденностью, что в большей или меньшей мере о многострадальном народе все же заботятся.
Можно только приветствовать, что время от времени какой-нибудь высокопоставленный работник осмеливается вынырнуть из этой атмосферы всеобщей самоуверенности и при помощи общественных опросов все же старается узнать, какие настроения господствуют в нашем обществе. Результаты могут быть благоприятны и для них самих, и для широких кругов населения. Возможно, что на председателя думского Комитета развития Андриса Америкса повлияла не только отравленная политическая атмосфера вокруг памятников в столице, но и сознание, что надо обладать более широким и объективным кругозором, дабы понимать, что происходит в умах сограждан. Ибо находясь лишь в темном кругу интриг муниципальной политики и не сомневаясь, что "мы лучше знаем, чего хочет народ", уже многие представители партий, представленных в Рижской думе, получили печальные результаты на выборах в Сейм.
Не так страшен Барклай
Как бы то ни было, но заказанный господином Америксом социологический опрос в связи с памятником Барклаю-де-Толли выявил то, что мы давно осознавали, но нередко побаивались высказать вслух, чтобы оберечься от ругани дежурных патриотов. А именно — что мы, латыши, отнюдь не такие русофобы и ксенофобы, которые ненавидят все нелатышское. Почти половина жителей Латвии и три пятых рижан поддерживают появление статуи балтийского барона и военачальника Барклая-де-Толли на ее историческом месте на Эспланаде. В отличие от некоторых профессиональных паникеров они не видят в нем никакой особой опасности для основ Латвии. Примерно 30% из числа опрошенных не выработали определенной точки зрения по этому вопросу — то есть они тоже не убеждены, что история Латвии должна быть чем-то вроде книжки-раскраски, которую мы можем раскрашивать в любые приятные для себя цвета, устраняя из своего прошлого все, что не устраивает, не украшает и вообще остается непонятным.
Перестанем наконец стесняться и признаем, что Гомберг, который за свои деньги сохранил нам частичку Риги, запломбировав щербину в ее зубах, — энтузиаст истории города и меценат, а отнюдь не какая-то "пятая колонна". Хорошо, с царем Петром связаны определенные исторические воспоминания, но что плохого нам сделал персонаж знаменитого романа "Война и мир"? В Хельсинки до сих пор стоит памятник царю Александру II, а эстонцы на свой двухкроновик поместили изображение первого ректора Дерптского университета, восстановленного в начале XIX столетия, — портрет всемирно известного в то время естествоиспытателя балтийского немца Бера. Простив ему такие неуважительные высказывания и записи, что эстонцы — люди темные и небрежные, которые только банями спасаются от болезней и вымирания. Памятник Беру — так же, как статуя деТолли (его именем назван и отель), — до сих пор служит украшением города Тарту.
Честное слово, тем, кто готов делать из вопроса восстановления исторических памятников большую политику, скорее всего, больше нечем заняться. Или они просто не хотят заниматься серьезными проблемами. Боятся, что не справятся, или отговариваются, что эти вопросы не входят в круг их интересов. Позволим же своей истории быть такой, какая она была! Ведь именно такая дистиллированная история, примитивная и выхолощенная, в которой "наши" всегда правы, трудолюбивы и непобедимы, принесла больше всего зла народу, который поверил в такие сказочки.
Материалы публикуются в сокращении. Перевод "Телеграфа"