До окончания российского "мрачного семилетия" остались считаные годы, после чего настанет грандиозный культурный рассвет, а пока профессия писателя нелегитимна, кинематографисты придавлены цензурой и отсутствием финансирования, учителям и медикам режут зарплаты. Все заняты выживанием, отчего, в буквальном смысле, звереют, заявил накануне рижских гастролей порталу Delfi писатель Дмитрий Быков.
22 апреля в Доме Москвы Быков выступит с лекцией "Реинкарнации русских писателей. Предсказание будущего", в которой объяснит, как связаны Некрасов, Маяковский и Есенин, что роднит Николая Чернышевского и Андрея Синявского, что общего у Владислава Суркова (помощника Путина и автора книги о коррупции "Околоноля") и Андрея Вышинского (главы репрессивного аппарата России 30-х и публициста). И попробует предсказать будущее России и мира, находя ключевые указания в произведениях литераторов разных лет.
- Чего ждать от вашей лекции?
- Буду рассказывать о том, почему в истории России воспроизводятся одни и те же типы писателей и политиков. Какие типы будут в ближайшее время востребованы и чего нам следует ждать исходя из российской истории, ее матриц и схем.
- Вы от этой схемы, похоже, ничего хорошего не ждете?
- Как раз наоборот, нас ожидает грандиозный культурный рассвет, сопоставимый лишь с 60-ми годами 19-го века.
- Неужели и мы до этого рассвета доживем?
- Этого я точно сказать не могу. Но это будет гораздо скорее, чем думают многие. Сейчас мы проживаем так называемое "николаевское мрачное семилетие". До его окончания остались считаные годы. Может, меньше. Те люди, которые будут создавать великую новую культуру, уже не под стол пешком ходят, а работают, пишут. Доведется ли мне оказаться в их числе? Пока не знаю, потому что не могу планировать свои творческие успехи.
- Вы так оптимистичны, а вот режиссер Александр Сокуров в интервью Delfi высказал мнение, что именно под воздействием современной культуры люди становятся все более агрессивными. В этом смысле он особенно упрекает кино, в котором большинство героев идет к цели через красивые убийства и эффектные войны. Книги и музыка в этом смысле, по его мнению, действуют более щадяще и менее кодирующе…
- А где вы видите агрессию?
- Далеко ходить не надо — достаточно заглянуть в социальные сети, где в выражениях и злобе упражняются наперегонки, казалось бы, просвещенные и культурные люди…
- Не будем преувеличивать влияние и значение в этом культуры. Причины агрессии совершенно иные. Люди агрессивны, когда осознают свою неправоту и когда им нечем заняться. Главная беда в том, что людям нечего делать — у них нет профессий, нет работы, нет стоящих занятий, они вынуждены разными способами выживать. И такая жизнь волей-неволей создает впечатление неправильности и ощущения надвигающегося возмездия — отсюда агрессия и злость, которые выливаются в социальные сети.
Так что все разговоры про то, что современная культура показывает и тем самым легитимизирует убийства… А в "Гамлете" что показывают?
- Там хоть терзаются по поводу убиенных…
- А в "Короле Лире" кто терзается? А в античной драме человека вообще убивают как муху. Много вы знаете драм о жизни счастливой семьи и семейных ценностях? Предметом драмы всегда являются убийства и насилие, как важная составляющая человеческой жизни. И никакой г-н Сокуров в этом плане ничего не изменит.
- Почему вы решили, что людям теперь нечего делать? Получается, что раньше, когда агрессии было меньше, им было что делать?
- Конечно, было! Тут я могу сослаться на Викторию Токареву, которая сказала: при советской власти у человека была своя профессия, а сейчас их осталось всего две — богатый и бедный. Произошла полная депрофессионализация общества. Остались лишь две востребованных профессии: люди, которые обслуживают трубу, и люди, которые охраняют обслуживающих трубу. Прочие — деклассированны.
У кинематографистов нет денег, они задавлены цензурой, писатели вынуждены искать дополнительные источники существования, учителям и врачам постоянно урезают финансирование… Люди занимаются выживанием. В этом смысле, самая неуязвимая профессия — таксист. Думаю, они умрут последними — их столько, что припарковаться в городе невозможно.
- Вы и себя к деклассированным элементам причисляете?
- Мне скоро 50, а я постоянно вынужден отвлекаться на бесчисленные подработки. Сколько лет мне осталось активно сочинять? Не так уж много. А так называемого dolce far niente — сладкого безделья, когда можно предаваться мечтам и сочинять стишки — этого всего у меня практически не осталось. Я занят круглые сутки, а когда не занят, то отвлекаюсь на страшно обременительный и тяжелый быт, которого тоже слишком много, и он становится все хуже — для того, чтобы застраховать или починить машину, требуется соблюдать все больше бессмысленных формальностей.
Я лишен работы на телевидении, у меня очень мало работы на радио, и она практически не оплачивается, про заработки преподавателей вы знаете. Работать в газете — тоже не пряник: писать колонки, ездить в командировки мне трудно, я уже старый человек…
В итоге 90% моего времени уходит на преподавание, выступления, гастроли. Сочинять получается только урывками, поэтому до сих пор не дописан мой большой роман, поэтому я пять лет писал биографию Маяковского, поэтому стихи я сочиняю в транспорте или за рулем в машине. Так что я не могу не пожаловаться на недостаток давления. Да, я никогда не считал, что жить надо на одну литературу, но количество сторонних заработков желал бы сократить.
- Вы бы охотно бросили преподавание, если бы книги вас кормили?
- Не могу сказать, что бросил бы преподавать — это мой наркотик. Но конечно, я бы сократил количество. Дело не в том, что книги меня не кормят — наверное, есть способ писать такие книги, которые бы меня кормили, но писать такие книги я уже не хочу. Нет, я не жалуюсь, а просто утверждаю, что в наше время профессия писателя нелегитимна.
- Неужели вы и от лекций отказались бы, была бы финансовая возможность?
- Лекции — вынужденная вещь. Не для меня — для аудитории, которая активно протестует против массового оболванивания. Ей хочется спасти свой интеллектуальный уровень, узнавая что-то новое. Поэтому она слушает лекции и ходит на "тотальные диктанты" — на последнем было не протолкнуться. Это инстинкт самоспасения нации. Я посильно в этом участвую и не хотел бы от этого отказываться, хотя совмещать это с преподаванием мне непросто, даже по чисто голосовым причинам — моя физическая форма далеко уже не та, что в 30 лет. Но я не жалуюсь, лекции доставляют мне удовольствие, потому что это общение большей частью с молодой и достаточно доброжелательной аудиторией.
- Какие сигналы сегодня важно подавать обществу через культуру — кино, книги?
- Сигналы, как заметил однажды Дмитрий Медведев, подают в высших эшелонах власти, когда не могут сказать прямо. Я считаю, что книга должна говорить прямо, а сигнал она может подавать только один — о доброжелательности автора к читателям.
- Вы ведь тоже используете термин "сигнал" в своей книге "Сигналы"…
- Моя книга рассказывает о сигналах, которые подает тайная Россия: ее не слышно, и она может намекнуть о своем существовании только печальными призывами. Собственно, она и сама себя не очень видит. Нам надо заново проводить ревизию страны. С моей стороны такой ревизией стала книга.
- Какие книги вы бы посоветовали читать детям, чтобы они стали думающими людьми?
- Я совершенно не убежден, что детям надо становиться думающими людьми. Знаю людей, которые называют себя думающими — обычно это тяжеловесные тугодумы. Процесс мышления нормального человека происходит довольно быстро. Чтобы вырастить детей интеллектуалами, не нужно прилагать никаких особых усилий, иначе вы можете вырастить снобов. Главное, не мешать детям читать то, что им интересно. Надо лишь узнать сферу их интересов (а она обязательно есть) и подкармливать, грубо говоря, с той стороны, с которой они готовы эту пищу воспринять.
Впихивать в ребенка книги, которые ему чужды, это все равно что закармливать хищника сеном. Найдите ему правильный рацион, и он сам потянется к ложке. Я против того, чтобы заставлять детей читать — зачем это нужно? Как сказал Мао: сколько ни читай — умней не станешь! Умней ребенка делает интерес к жизни, понимание ее законов, а это приходит не через чтение. Чтение развивает память, эмпатию, способность к сопереживанию, но интеллект развивается от других вещей… Даже, скажу печальную вещь, он либо есть, либо его нет.
- Вот уходите вы от ответа. Скажите, а чем в детстве "подпитывали" вас?
- Меня спас вовремя прочитанный "Уленшпигель". Рискну сказать, что эта книга — универсальная европейская Библия. Кстати, есть очень верный признак того, готов ли вообще ваш ребенок читать или нет. Достаточно 12-13-летнему подростку дать прочесть трехстраничный рассказ Урсулы Ле Гуин "Ушедшие из Омеласа" — если ему понравится, то ваш ребенок потенциально книжный. Если нет — значит, ему еще рано или это вообще не его. Тогда пусть лучше займется чем-то другим, например, радиотехникой. Есть вещи, которые, как оселок, проверяют человека. Нравятся ему песни Окуджавы — это один человек, не нравятся — другой. Надо провести такую систему тестов. И не надо думать, что культура — это общее достояние. Это достояние немногих счастливцев.
