Ученица Олега Табакова и ведущая актриса его театра рижанка Яна Сексте стала основателем больничной клоунады в России и вдохновительницей этого движения в Латвии. Вместе с мужем, канадским композитором Митей и дочкой Аней они приехали в Ригу, чтобы принять участие в благотворительном концерте в поддержку молодой мамы-юрмальчанки Анастасии Назаровой — собрать деньги на новый протез ноги. После концерта Яна Сексте поговорила с порталом Delfi.
"Мои дом и место силы — здесь, а там в Москве — любимый театр!" — признается Яна. Она с восхищением осматривает уютное театральное пространство Stadia, открытое недавно на улице Гертрудес ее первыми театральными мастерами — бывшими актерами Рижского ТЮЗа Андреем Гаркави и Татьяной Черковской.
По периметру Stadia неутомимо носится трехлетняя дочка Яны — Анечка. За ней с трудом поспевает взъерошенный отец Митя, пытаясь притормозить расшалившегося ребенка: Stop it! stop it! "Вот так и живем с батарейкой в попе", — комментирует Яна.
Из угла на нее с нескрываемым восторгом смотрят молодые актеры-рижане — студенты и выпускники московских театральных вузов, которые тоже читали стихи и пели песни в благотворительном концерте. Для них Яна — несомненный кумир и пример для подражания. Но сама она, похоже, никаким кумиром себя не считает: звонко хохоча, рассказывает будущим коллегам по цеху, как приманивать хорошие оценки в зачетку и не зацикливаться на временных поражениях.
- Таня (Черковская) и Андрей (Гаркави) для меня больше, чем учителя и мастера. Мне даже трудно подобрать слово, которым я могла бы обозначить их роль в моей жизни — это что-то сродни религии. Они абсолютные фанатики и романтики театра. Если бы я не встретила их в 14 лет — была бы совсем другим человеком. И это признают все поколения актеров, которые прошли через их школу. У нас как раз возникла идея собраться вместе всем выпускникам их студии разных лет. Благо, место встречи теперь есть.
- Когда ты пришла к ним в 14 лет, были сомнения, насчет будущей профессии?
- Ни единого. Именно потому я и пришла в театральную студию при Рижскому ТЮЗе — такая "умммная" ученица Пушкинского лицея, сильно сомневающаяся во всем, что мне могут тут сказать, со своим мнением по поводу всего — абсолютно "черно-белая". Таня с Андреем потом мне рассказывали, как им непросто было мою скорлупку приоткрыть, чтобы рассмотреть, кто же там прячется внутри. Но им это удалось. Мы учились по программе театрального института, даже экзамен был — он назывался "Дорогой клоуна": этюды, объединенные темой клоунады. Так что уже тогда у меня тема клоунов возникла.
Несколько дней назад Таня с Андреем дали мне диск, посмотреть, какой я тогда была — это очень странное ощущение. Ну ладно я, но когда видишь 14-летнюю Алену Лаптеву, мою коллегу по "Табакерке", которая теперь сама преподает — это переворот сознания.
Для меня было огромным счастьем узнать и увидеть театр, который Таня и Андрей создали — прекрасный и настоящий. А главное — свой. Мечта Буратино! Конечно, тут же возникла куча идей что-то сделать вместе, воплотить давнюю мечту сыграть на сцене с первыми учителями. Думаю, самое время…
- Твое окончание студии Гаркави-Черковской совпало с набором первого и единственного рижского курса Олега Табакова…
- Да, тут я абсолютный счастливчик! Я только мечтать могла у него учиться. Никаких финансовых возможностей, чтобы учиться в Москве, у меня, иностранки, для этого не было. Я уже думала поступать в Ярославле, откуда приехали Таня и Андрей, но тут звезды сошлись — появилась программа помощи русским театрам за рубежом. И курс набирал сам Табаков.
Конкурс был, разумеется, бешеным. Помню, когда я вошла в экзаменационный зал и неестественно громко прокричала "Яна Секс-те!", Олег Павлович сразу оторвал глаза от своих бумажек и заинтересованно на меня посмотрел… И я не осталась в долгу — раскрылась перед ним всей душой. Табаков — такой человек, что, если ты ему нравишься, ты сразу это почувствуешь — он как будто крылья тебе приделывает на спину, и ты долго летишь, летишь…
- Эротичная фамилия, наверное, тоже сыграла роль…
- На самом деле, никакой эротики: по-латышски "сексте" — это петушиный гребешок. Когда я это объяснила в театре, меня в "Табакерке" так и звали: "А где эта Гребешкова?!"
- Но по договору ты после учебы должны была еще три года отработать в Риге, что честно сделала.
- Все мы, двенадцать счастливчиков-апостолов Олега Павловича, всегда это знали. Когда я уезжала из Москвы, он мне сразу сказал: "Сейчас не возьму, потому что самый страшный грех — неблагодарность, ты должна отработать…" Для него момент человеческой благодарности очень важен. Когда в "Табакерке" поставили ребром вопрос контрамарок (театр-то маленький), Табаков сказал: главное — мамам и медикам! А через какое-то время сильно удивился: "Я и не знал, что у нас все такие больные…"
Мне он на прощанье посоветовал две вещи — не выходить замуж и не говорить по-латышски, чтобы не поменялась мелодика речи.
- И ты не говорила?
- На тот момент латышского языка я не знала вообще, но когда работала в Театре русской драмы, как-то попала в проект Виестура Кайриша "Жасмин" — там я подружилась с латышскими актерами и очень непринужденно заговорила. Сейчас, правда, снова подзабыла — нужно время, чтобы переключиться.
- Все твои однокурсники три года отработали?
- Нет. Из 12 человек трое сразу не вернулись. Остальные отработали, как положено. Но, признаюсь, меня грела мысль, что Табаков меня ждет. Я ведь с первого курса мечтала работать только в "Табакерке". С тех пор, как 11 сентября (как сейчас помню) Олег Павлович пригнал весь курс смотреть "Матросскую тишину" с Машковым в главной роли — я уже тогда поняла, что должна быть только тут.
Другое дело, что рядом с этой мечтой жило понимание, что за три года в Москве столько рек утечет… Были мысли, что позвоню я ему, а он ответит: "Ян, ты же понимаешь, три года прошло…" Но нет, когда за полгода до окончания контракта я решилась набрать его номер, он подтвердил: "Ты работаешь у меня. Давай, старуха, пока!"
- У тебя не было сомнений, стоит ли покидать родную Ригу, где тебя так любили коллеги, а зрители называли "лучшей актрисой"…
- Здесь было очень хорошо и тепло. Меня и вправду все любили Яков Абрамович (Рафальсон), и Дима Палеес, и Игорь Чернявский, и Оля Никулина… Позже, когда я уже была в Москве, мне там никто не верил, что рижская Русская драма — театр, где нет интриг. Конечно, бывают ссоры, примирения, проблемы, заботы, но все по-доброму — это настоящий и уютный театр-дом. И все же Табаков — это была мечта.
- В Москву ты легко вписалась?
- В "Табакерку" — да, это мой театр. Уютный, маленький, камерный, да еще и рядом (стенка в стенку) с латвийским посольством, что позволяло потом шутить: сейчас обижусь на вас и пойду домой!
Я пришла на первый сбор труппы, предполагая, что потребуется много времени для поиска своего места, но сразу почувствовала себя, как дома. Было ощущение, что все только меня и ждали: "А где Сексте, куда она запропастилась? Что, не приехала еще?" И роли сразу появились. Первым же спектаклем стал "Дядя Ваня" — меня временно ввели на роль беременной Иры Пеговой в МХТ им. Чехова. С Табаковым и Плотниковым.
Видимо, боженька меня любит, как артистку. Ну и Табаков: если уж он берет — значит, нужен именно ты и никто другой. Значит, такой, как ты, больше нет… И вообще, я все чаще начинаю думать, что в любом начинании, замешанном на большой и искренней любви (как бы это пафосно не звучало), всегда будет уютно и хорошо.
- Ты изначально — театральная актриса. Как тебе удалось в свой плотный график вписать большую роль в сериале "Оттепель", а потом еще и еще? Олег Павлович не возражал?
- Он очень этого не любит. Тут он — абсолютный Плюшкин. Кино категорически не должно мешать театральному процессу. И театр никогда не будет подстраиваться под съемки, какая бы роль ни была. Киношники, конечно, любят показать свою значимость, сказать: "Мы пришлем Олегу Павловичу большое письмо от Министерства культуры…" Я всегда думаю: ну-ну… Олег Павлович — сам себе министерство культуры. При этом у нас много снимающихся артистов — одна Аня Чиповская (исполнила главную роль в сериале "Оттепель", — прим. Ред.) чего стоит.
- В "Оттепели" ты играешь женщину-оператора Люсю, а в реальности такие есть?
- Очень мало. Все киношники знают легендарную Маргариту Пилихину (прототип оператора Люси, — прим. Ред.), а из современных сразу вспоминается прекрасная Женя Опельянц… Но конечно, не очень женская это профессия. Да и режиссеров-женщин немного. Хотя, я бы не делила режиссуру на женскую и мужскую — скорее, на плохую и хорошую.
- В их числе — режиссер фильма "Небесный суд", в котором ты снялась с Хабенским и Пореченковым…
- Алена Званцова — больше, чем женщина! Это немыслимая история в моей жизни. У нее я снимаюсь через проект. Она — один из лучших сценаристов России, и пишет на меня такие роли… В общем, мне снова повезло!
- В "Небесном суде" рай и ад заменили на "сектор покоя" и "сектор раздумий" — ты бы для себя какой сектор выбрала?
- В "секторе покоя" обитают Хабенский и Пореченков — там, как минимум, весело. Такие страсти кипят, что любому "сектору раздумий" фору дадут. У нас уже снято две части — сам "суд", "сектор раздумий", теперь очень просим продолжения — про сектор "покоя". Чтобы меня с Костей и Мишей отправили куда-нибудь на Мальорку. Когда я озвучила мечту Алене, она возмутилась моей наглости: ну и раскатала губу, ты же секретарь — в любом случае, в "небесном суде" останешься сидеть безвылазно. На что я возразила: а может, у меня служебная командировка образуется!
- Даже в кино ты тесно связана с благотворительностью. В прошлом году снялась в фильме Кирилла Серебренникова "Фонограф" по эпизоду из жизни Чайковского. (Права на эту картину были проданы на благотворительном аукционе в пользу фонда детей, больных буллезным эпидермолизом "Б.Э.Л.А. Дети-бабочки".)
- Когда мне сказали, что проекте задействованы Ксюша Раппопорт, Сергей Галанин, Женя Миронов, я сперва онемела от счастья, а потом прокричала: согласна, где и во сколько быть? Наверное, громко было бы сказать, что мы с Кириллом Серебренниковым дружим — где он, и где я — но я к нему отношусь с огромным уважением, любовью и трепетом. Мне очень нравится то, что он делает в Гоголь-центре…
- Вокруг которого сейчас происходит что-то уму непостижимое. Как ты это объясняешь?
- В том, что происходит вокруг "Седьмой студии", созданной Кириллом, я вижу некий заказ, скорее политический. Я всецело поддерживаю Кирилла и буду продолжать это делать. Невозможно осознавать, что в стране, где укравшая миллионы чиновница Минобороны Васильева сидит себе уютно под домашним арестом, пишет книги и картины, а потом и вовсе выходит на свободу, устраивают унизительный процесс над директором театра Алексеем Малобродским! Цель всего этого очевидна — показать, кто в доме хозяин. Решили, таким образом, поставить на место людей, которые всегда говорят, что думают, и делают, что говорят. Увы, это то, что я вижу. И то, с чем не могу смириться.
- Как ты объясняешь то, что очень многие известные и занятые русские актеры с головой погрузились в благотворительные проекты…
- Это не с актерами даже связано. Просто наконец-то на постсоветском пространстве начинает меняться человеческое мышление — люди получили возможность перестать думать только о хлебе насущном, завтрашней копейке. Сняли хоть на время шоры с глаз и огляделись, что вокруг происходит. Мы все говорим "плохо-плохо-плохо", а когда посмотришь, кому на самом деле плохо, так стыдно становится, думаешь: "Господи, что ж мы тебя так гневим-то?!" Просто, когда благотворительностью занимаются известные актеры — это чуть более заметно. В силу публичности профессии.
- Как в твоей жизни возникла благотворительность?
- Она просто обрушилась на меня в один прекрасный день. Максим (Матвеев), тогда мой муж, шел по МХТ, а ему навстречу — наш мастер Игорь Яковлевич Золотовицкий, который только вернулся из больницы, где пообещал, что его "хренова туча студентов" организует для детей елку. На первого встречного Максима он эту идею и обрушил. А Максим принес ее мне, после чего укатил на месяц на гастроли в Японию. За эти годы мы сделали уже елок десять. И попутно стали наведываться в больницу не только на Новый год.
Тогда еще даже фонда "Подари жизнь" не существовало. На его недавнем юбилее меня обозначили так: нашему фонду — 10 лет, а Яна — наш постоянный волонтер уже 12 лет… Началось все с инициативной группы "Доноры — детям", с которой мы подружились. Как-то они позвонили и сказали, что в больнице лежит девочка с сильной депрессией — она хочет общаться только с клоуном. Я ответила: "Надо найти ей клоуна!" На что координатор проекта строго отрапортовала: "Завтра — в Бурденко" И повесила трубку. Мы с Максимом пришли клоунами и работали. Так и начался проект "Доктор-клоун". Как снежный ком с горы.
- Несмотря на веселое название проекта, дело это — не всегда веселое. Вы прикипаете всем сердцем к этим детям, а потом бывает всякое.
- У нас была очень тяжелая история. Собирали деньги на мальчика Диму. Надо было найти очень много и очень быстро — вопрос жизни и смерти, а на дворе — лето, когда жертвователей в принципе очень мало. И мы с Максимом рванули домой и привезли в больницу деньги — все, что наскребли у себя.
Там мы познакомились с Димой и его мамой. Подружились. Он стал полноправным членом моей семьи, но, когда ему исполнилось 12 лет, он ушел. Это очень больно. Страшнее ухода ребенка в жизни нет ничего. Меня вызывали к психологам Детской клинической больницы, говорили, что нельзя было допускать такого проникновения в свою жизнь, но что тут говорить…
У нас скоро должна начаться новая школа "Докторов-клоунов" — придут новые ребята, мы снова будем искать слова, которые надо и не надо говорить, рассказывать им о правилах волонтеров, о том, что надо помнить: это не наши семьи, не наши дети, не наши боли… Но это все теория. Это не мы выбираем — дети сами нас выбирают. Ты можешь работать два года, а можешь — два дня, но в какой-то момент ты встретишь ребенка, который станет другом. Да, кто-то говорит, что мы становимся более циничными за столько лет работы, но в любом случае, тот плюс, который мы создаем, он настолько больше того минуса, с которым мы сталкиваемся, что все равно плюс перевешивает.
- Насколько окружающие люди охотно подключаются к процессу — в стране ведь достаточно кризисная ситуация с деньгами?
- Сознание людей уже неотвратимо поменялось. Если еще пять лет назад люди при слове "благотворительность" могли отмахнуться, то сейчас это неприлично даже. Когда пять лет назад в Крымске было наводнение, мне тут же позвонила мама из Риги и сказала: там точно начнут что-то где-то собирать, найди того, кому ты веришь, будем помогать… Я нашла Лизу Глинку. И в такие минуты рушатся все выдуманные границы — русские-латыши, ватники-либералы — нет таких проблем, есть люди и нелюди. Люди всегда будут друг другу помогать.
На эту тему у меня есть замечательная история. Много лет назад в реанимации Детской больницы уходила девочка-подросток, все понимали, что это случится в течение пары часов, ее мама сидела под дверью реанимации, но ее не пускали. Это был настоящий ад. Зная, что девочка умрет, врачи не пускали к ней самого близкого человека. Я не могу представить, чем могут руководствоваться люди, принимая такое решение.
Отработав клоуном, я как раз шла мимо — меня попросили забрать эту маму, которая верила, что, если в семи церквях заказать "сорокоуст" — это поможет. И мы поехали. В машине были православная мама, я (тогда баптистка) и волонтеры — католичка, иудейка и мусульманка. Мы вместе ездили по храмам. Увидев немыслимую очередь к Матрене Московской, мы кинулись к батюшке объяснять ситуацию, и он провел маму. Не было и нет никакой межконфессиональной розни! Увы, "сорокоусты" не помогли — девочка ушла.
- С нашими докторами-клоунами из организации Dr. Klauns ты, насколько я знаю, тоже в контакте?
- Может, это нескромно звучит, но латвийские доктора-клоуны называют меня своей крестной мамой. И это правда. Несколько лет назад я приехала сюда на гастроли и встретилась со своим лучшим другом, который рассказал, что рижское отделение Фонда Петра Авена готово поддержать какой-нибудь хороший и долгосрочный проект, советовался, что бы это могло быть? Тогда я и предложила развить тут движение российских докторов-клоунов. Оказалось, что мой друг никогда про такое не слышал. Он так загорелся это историей, что сделал роскошную презентацию, нашел двух девушек — Марианну Миловскую и Ренату Каливод, которые это дело курируют — и Фонд Петра Авена поддержал. Когда они стали искать педагогов, я сразу сказала, что лучше Тани и Андрея — никого не найти. Так что мой вклад тут есть, чем горжусь.
В Москве Фонд "Подари жизнь" каждый год устраивает акцию "Игры победителей" — международные соревнования для детей, которые победили онкозаболевания, к нам уже много лет приезжают представители латвийского Dr. Klauns. Дети из сборной Латвии всегда очень удивляются, когда незнакомый и не рижский клоун вдруг начинает говорить с ними по-латышски.
Это движение — грандиозная история, в чем я убедилась на собственном опыте. Примерно в годик Анечка разбила головой стекло. И вот мы сидели в больнице — я, моя мама, папа Мити (сам Митя был в Канаде) — ждали приема врача, вокруг очень много детей, боль, страх… И я очень явственно ощутила, что, если б сейчас открылась дверь и вошел доктор-клоун, обстановка стала бы совершенно другой. Именно тогда я осознала, как круто то, что делают наши ребята.
- В фильме Андрея Звягинцева "Нелюбовь" наглядно показано, как работает мощная волонтерская организация по поиску пропавших детей. А вот полиция фактически самоустраняется от своих обязанностей. Когда у нас в очередной раз добровольцы отправляются на поиск пропавшего ребенка, когда мы, боясь не успеть, собираем бешеные суммы на лечение какого-то заболевания, я всегда думаю, а где наше государство? Не играем ли мы ему на руку, позволяя ничего не делать, никак не менять систему, в надежде, что добрые люди сделают все за них?
- В том фильме речь идет об организации "Лиза Алерт". И я хорошо понимаю, о чем ты говоришь. Вот сегодня смотрела на эту чудесную Настю, ее мужа и ребенка и не понимала, почему государство для них ничего не делает? Разве оно не заинтересовано, чтобы человек встал с коляски и сам обслуживал свою семью, работал, двигался? Любому государству очень удобно переложить свои функции на других. Чиновники понимают, что на такие срочно требующие мер заболевания, как рак, люди не могут не реагировать — все сами купят, привезут, сдадут кровь… Ведь счет идет на дни. И само ничего не делает.
В связи с этим очень важно то, чем занимается фонд Чулпан Хаматовой "Подари жизнь". Помимо адресной помощи конкретным детям, они трудятся над системными изменениями. Пытаются менять законодательство, нормативы, пересмотреть систему ввоза противоболевых лекарств, допуска родственников к больным детям… На такое способен только очень большой и влиятельный фонд с безупречной репутацией.
Я считаю, что у всего, связанного с системой благотворительности Российской федерации, есть одно общее имя — Чулпан. Я не представляю, откуда у нее столько силы. Она ведь занимается этим бесконечно, круглосуточно и 365 дней в году. Наш ребенок играет либо "в театр", либо "в доктора клоуна", а во что играют дети Чулпан — мне трудно представить. Но она по-другому не может. Знает, что это надо делать, и делает.
Меня поражает, что при всем при том в России есть национальный "спорт" — дважды в год все начинают травить Чулпан Хаматову. Я не могу понять причину, почему так происходит. По-моему, это сродни психиатрическому заболеванию…
- Никак. Мой муж Митя сам собой влился в ряды докторов-клоунов — у него не было выбора. И наши дети — Чулпан, мои, других клоунов — на всех акциях всегда бегают где-то рядом. И по-моему, это не худшее место, где расти.
- Охотно верю… Открой секрет, откуда у папы Мити такой роскошный английский язык?
- Вообще-то, он потомственный москвич, но с восьми лет рос в Канаде — там учился, работал и вернулся в Россию из-за… латышки. Я ему так и сказала: "Вот так, Митя, мы, латыши, возвращаем вас, россиян, на историческую родину".
Мы и познакомились, когда он приехал в "Табакерку" писать музыку к спектаклю "Брак 2.0", который ставил один из сооснователей "Табакерки" и первых учеников Табакова режиссер Александр Марин — его папа. В этом спектакле играла я. Так и случился мой "Брак 2.0".
- Как Митя после Канады свыкся с российским образом жизни?
- Когда у него возникали вопросы на ту тему, я отвечала: "Простите, но из нас двоих россиянин — ты!" Он гражданин Канады и России, а я — гражданка Латвии. Он очень светлый, миролюбивый, открытый и невероятно счастливый человек. Это счастье идет за ним повсюду. В Фонде "Доктор клоун", где случаются разные ситуации и страсти кипят, мы его называем "наш Голубь мира". Вот как скажет Митя, так и будет. Он работает не только в России. Все время ездит в Канаду и Нью-Йорк на постановки и фильмы, к которым писал музыку. Если я вам скажу, какая прекрасная у него музыка, вы меня обвините в предвзятости, но это так. Кстати, во втором "Небесном суде" вы можете ее услышать.
- Кто занимается воспитанием трехлетней Ани?
- Мы. Она "пришла" в театр, когда ей было 29 дней от роду. Мы репетировали "Три сестры", моя мама описывала круги с коляской вокруг "Табакерки" и латвийского посольства, периодически звонила и говорила: "По-моему, она хочет кушать!" И я гордо сообщала режиссеру: "У меня техническая пауза". У нас куча таких детей, выросших за кулисами. Плохо это или хорошо — покажет время. Но такая наша жизнь.
- В итоге где твой дом?
- Здесь. Рига — мое место силы. Хотя в данный момент, я бы ответила, что дом — это там, где Митя и Аня. Сейчас у нашего Фонда появился свой пластический спектакль "Снежная королева" — без слов, на музыку Мити, очень хочу привезти его в Ригу. Такой спектакль объединит всех детей и родителей, неважно, на каком языке говорящих.
Благотворительный вечер в поддержку Насти Назаровой был организован театральным фестивалем Stanislavsky.lv и программой "Зеленая лампа" на радио Baltkom.
