Не верьте сказкам Маркса! Петерис Шмидре про уроки комсомола, народного президента и инвесторов-паразитов  (127)

В книгу Петериса Шмидре "Все не просто, все очень просто" не вошло рассказов про музыку, с которой он дружит всю жизнь, про белых коров шероле и фазанов, про полную приключений жизнь в Испании и про карьеру в комсомоле. Не найдется там ничего нового о "большой и важной части жизни" миллионера — женщинах. "Тут опять же одно из двух: или я еще ни в чем не разобрался, или еще рано", — пояснил свое решение Петерис.

Зато бизнесмен рассказал про рожденного в латышской семье на территории Смоленской области отца, маму-милиционера, староверские корни дедушки и бабушки, которая Ленина встречала на Финляндском вокзале. Объяснил на примере Ильи Муромца, почему не надо верить Марксу с Энгельсом. Дал уроки менеджмента, подарил простой алгоритм решения самых сложных задач и препарировал экономику и безопасность Латвии. А также поведал об особенностях рыбалки, охоты, вождения яхт и вертолетов и приготовления лучшего яблочного бренди-качачи.

"Бабушка: — Ты знаешь, что тебе на речку нельзя?

Петерис: — Конечно, знаю.

Бабушка: — Ну так вот, утонешь — домой не приходи!"

(Из книги "Все не просто, все очень просто")

- В вашем детстве дома был телефон?

- Скажем так, телевизор у нас дома появился раньше. В тот момент радио и телевидение, вообще, стали невероятно популярны.

- Вот почему вы пошли учиться на радиотехника!

- Радиоконструирование. Это было очень престижным делом, в котором Латвия тогда славилась. Старые аппараты, такие, как "Ригонды", "Симфонии", "Спидолы", "Селги", считались вершиной техники. Мне с детства нравилось все, что можно было самому из чего-то скрутить, спаять. Я был в авиамодельных кружках, потом радио…

- Зарабатывать вы когда научились? Какой был первый заработок?

- Как положено: на каникулах после четвертого класса полол грядки со свеклой — из заработанных 12 рублей 8, 50 потратил на гитару.

После школы я зарабатывал хитрым образом: в 18 лет завел штук пять трудовых книжек. Устраивался на разные работы, месяц-два трудился, потом уходил и книжку забирал. На новом месте открывал новую. Давал ими пользоваться тем, кому надо было устроиться куда-то на подработку, за что мне платили комиссию — 15 рублей в месяц. Потом у родителей начались хорошие цветочные заработки — я помогал. В общем, жили неплохо.

- В итоге карьеру вы все же сделали не по радиочасти и не по художественной, а по линии комсомола и партии. Зачем туда пошли?

- От безысходности. К тому моменту я работал в конструкторском бюро "Радиотехники" — занимался акустическими системами. Но если на момент моего поступления в РПИ все это было престижно и модно, а когда я начал работать в бюро, все постепенно пошло на спад. Последним ударом было, когда Англия отказалась от импорта нашего винилового проигрывателя "Аккорд". И стало совсем неинтересно. Построили гигантский радиозавод — большой-большой "колбасный цех", продукция которого годилась для рынка СССР, где вообще ничего не было. Пятилетки, перевыполнения планов, ударники производства…

Престиж инженеров-конструкторов упал. Мы сидели и перерисовывали что-то с японской аппаратуры и делали сомнительные подобия. Как раз то, что не перерисовывали, а делали сами — то было куда лучше (те же акустические системы) Когда в отделе главного технолога мне сказали, что даже чайник на этом заводе не произведешь, я подумал: пора уходить. Так что все разговоры, что тут у нас были такие сумасшедшие предприятия космического уровня, которые новая власть погубила, это всего лишь разговоры. Закончилось все тем, что не все заводы даже на металлолом сгодились, когда мы вступили в цивилизованный мир и конкурировать надо было с серьезными производствами.

В таком настроении меня и пригласили на беседу в райком комсомола. Вообще-то, я про комсомол забыл уже на последних курсах института — даже взносы не платил. Но мне сказали: есть мнение, выдвинуть тебя в заворги райкома: заниматься организацией молодежных слетов, конференций… Другой системы подготовки руководящих кадров в Союзе не было — ни школы менеджмента, ни школы бизнеса… Зато там все было серьезно: создавались кадровые резервы, замены…

- За что вас продвигали по партийной лестнице?

- Мне самому трудно себя оценить, но мне нравилась организационная работа. Мы делали молодежные центры из подвалов, первый в Союзе центр на хозрасчете, первые выборы из нескольких кандидатов на ВЭФ… За рубеж в свою комсомольскую бытность я попал лишь раз — руководителем группы Поезда дружбы в ГДР. С нами ехали три автомеханика, два гинеколога и группа "Эолика"- веселый состав. Там еще так получилось, что только мы уехали, как в Союзе ввели сухой закон — это было ударом…

- Не возникло желания жить там, а не в Союзе?

- Ну, это была ГДР, а не ФРГ… Я не скажу, что мне надо было куда-то ехать, чтобы было понятно, как жить неправильно. У отца с друзьями часто была тема в разговорах о том, что в этой стране все безрукие. При этом, ощущение было такое, что никогда и ни за что ничего не изменится.

"Вопрос, о котором, может быть, стоит, а может быть, не стоит вспоминать в сегодняшних условиях, говоря о национальной безопасности. О "чекистских мешках"… Складывается ситуация, что люди, информацию о которых на сегодня не делают достоянием общественности, находятся в состоянии потенциально возможного шантажа. И сегодня эта информация в руках враждебно настроенного государства… И я не думаю, что это самые последние люди нашего общества. Скорее всего, наоборот…"

(Из книги "Все не просто, все очень просто")

- В какой момент поняли, что сейчас все развалится?

- У меня вообще не было революционных настроений. Сломать и сокрушить - не мое, скорее, я думал о том, что все можно и нужно серьезно переделать. И то, что многие называют развалом и великой трагедией, я называю прогрессом. Все ведь происходило достаточно логично: 70 лет люди жили в тюремном бараке. Если открыть дверь в таком бараке и сказать: а теперь живите хорошо — так все и получится. Это ведь научиться еще надо жить на свободе.

У Латвии срок был чуть поменьше — ей было чуть полегче выбираться. И по сравнению с тем, что творится в России — тут сильно лучше. По любому параметру: ВВП на душу — вдвое выше (у нас — 15-16 тысяч евро, в России — 7-8 тысяч), по средней зарплате… Хотя, совки еще те. А в России в глубочайшей конкурентной борьбе криминальных главарей к победе пришли самые талантливые криминалы, и выстроили все по своим понятиям. Если с этой точки рассматривать то, что происходит у соседа — все становится на свои места. Сколько этапов еще потребуется, чтобы люди научились распоряжаться свободой — не знаю.

- Как вы ушли из комсомола?

- Я был в экономическом отделе ЦК партии, когда все поделились на Интер- и Народный фронты.

- А вы куда?

- Никуда. Это не очень-то прилично выглядело бы. При этом, мне кажется, что сознательная часть партии и комсомола сыграла очень важную роль в том, чтобы все "бракоразводные" процессы прошли нормально. Готовых прыгать с башни с флагами в руках хватало с обеих сторон. А тех, кто имел организационный опыт, мог упорядочить стихию, было не так много.

Например, в какой-то момент пришла информация, что на митинге у Памятника свободы идут слухи о том, что вооружают Рижский вагоностроительный завод. Я туда побежал — там обед: директор с секретарем парткома едят суп. Я говорю: знаете, что вы вооружаетесь?! А те — ни сном ни духом. Выяснилось, что оружие все же было: в высокотемпературную печь по переплавке металла привезли партию старого списанного оружия. Даже в нерабочем состоянии — со спиленными частями. Кто-то увидел, как разгружают грузовик, а грузчики балуются, играя в немцев — хватило.

- В то время все старались поживиться тем, что плохо лежит…

- А я устроился на работу в Центре телевидения и радио — по своей специальности "радиоинженер". Директор напрягся: инструктор ЦК компартии Латвии решил поработать на небольшом предприятии — это выглядело странно. Уже с 70-х годов в Латвии носились предложения по кабельному телевидению — я озвучил их директору Центра и предложил заняться. У директора тоже была кучка предложений по развитию, которыми было некому заняться.

Начали с телевизионной многоканальной технологии Baltkom TV, которой не было даже в Европе — только в Штатах. Приезжал американский дядечка, прощупывал почву — заинтересовал 11 предприятий на постсоветском пространстве: Молдавия, Казахстан, Москва, Вильнюс… Когда приехали американские техники и посмотрели, что у нас всего два телеканала на 200 млн аудитории — они чуть с ума не сошли. Было очевидно, что это перспективно — информации в тот момент людям катастрофически не хватало.

"Долго еще такой призрак коммунизма Илюша (Муромец) бродить по земле будет, дураков искать. И даже находить время от времени. Помните? "Что нужно, чтобы построить коммунизм в одной отдельно взятой стране? — Найти страну, которую не жалко…"

(Из книги "Все не просто, все очень просто")

- Каким вы видели будущее Латвии в то время?

- Независимым. Но понимал, что независимость возможна лишь в рамках Европы. Чего точно не мог представить в те времена, что экономика Латвии будет сильно слабее экономики Эстонии! То же техническое высшее образование у нас было намного более высокого уровня, экономика — сильнее, благосостояние — выше.

- Что пошло не так?

- Советского в нас было больше. Крепче связи с центром, с Москвой. Эстония и Литва были более крестьянскими и закрытыми в себе. Они же легче и оторвались, чтобы зажить самостоятельно.

Еще момент: латыши — очень космополитичны. Сегодня мы не понимаем своего места в Евросоюзе. Не отстаиваем свои интересы. Какая разница, куда поехать работать? Какая разница, кому принадлежат банки и предприятия?

- Не патриотичные?

- А что такое патриотизм? Раньше я об этом не задумывался, а тут под юбилей спросили, я подумал и ответил: патриотизм любого человека — хорошо делать свое дело на своем месте. Ничего лучшего для своей родины ты сделать не можешь. Если каждый так будет делать — вся страна хорошо заживет.

- А если свое место нашел только в Ирландии?

- Да. Но ты все равно представитель Латвии там. И если по тебе о Латвии судят хорошо — ты своей цели достиг.

- Страшный вопрос: можно ли найти в "мешках КГБ" вашу фамилию? Лично вы — за или против открытия "мешков"?

- Я с организацией из "мешков" некогда связи не имел! И выступаю категорически за их открытие - срочно. Считаю это очень важным вопросом госбезопасности. Людей из "мешков" не обвиняю, но проблема в том, что "мешки" могут быть объектом шантажа, а это просто опасно!

- Национальный вопрос для вас, выходца из смешанной семьи, учившегося в русской школе, имеет значение?

- Нет. В моем коллективе вообще никогда проблем на эту тему не возникало. Каждый мог говорить на том языке, на котором ему удобно и на котором его понимают — я всегда оценивал людей только по результатам их работы. На эту тему про мою команду даже документальный фильм собирались снимать в те времена, когда вопрос в стране стоял остро.

- Мешает этот вопрос работе Латвии? Ведь именно он породил несменяемость власти: перед каждыми выборами партии и электорат делятся на русских и латышей.

- Есть такой момент, но он оправдан. Если коренного населения — неполных 60%, то понятно почему люди так ревностно к этому относятся. Страны можно лишиться запросто. Ну ничего, сейчас все школы станут латышскими — разница исчезнет.

"Иностранные компании в стране — это, по сути своей, паразиты, потому что каждая такая компания заинтересована главным образом в прибыли и только в прибыли… И прибыль свою она получает все равно для себя."

(Из книги "Все не просто, все очень просто")

- С тем, что сегодня происходит в экономике, страны можно лишиться еще быстрее. Как вы оцениваете сегодняшнюю борьбу с нерезидентскими деньгами? Ощущение такое, что скоро только шведские банки и останутся!

- Да они и были шведскими — те, что работали на местное население. Нешведские большей частью и жили за счет нерезидентов. Но формулировка "нерезидент" сама по себе не значит, что это плохо. Это хорошо. Это значит, нашим банкам люди доверяли свои деньги. Вопрос только в происхождении денег. Плохо опосредованно обслуживать токсичную часть — тех, кто попал под санкции…То, что другие государства работают в пользу своих стран — это нормально. Если бы и мы делали также — сошлись бы на некоем балансе.

Но в итоге с банками случилось то же самое, что со всем остальным до того. С тем же сельским хозяйством. У нас самые низкие прямые дотации на землю из всего ЕС. Они даже в полтора раза ниже, чем в Литве и Эстонии. Как это получилось?

Со связью — та же история. Если в соседних странах примерно в одно и то же время разыгрывали три лицензии на мобильную связь, то у нас LMT шесть лет работал в условиях монополии, потом пустили второй, а третьего — еще через шесть лет. Это монопольные условия. То, что сегодня у нас самый быстрый интернет, это не заслуга государства, а заслуга кадров и традиций, которые тут давно были. И тому, что интернет-сферу государство долгое время не регулировало.

Мое мнение: частный сервис всегда будет лучше, чем государственный. Поэтому все, что, возможно, должно быть частным и работать в условиях конкуренции. Есть, конечно, области, с которыми частники могут не справиться — инфраструктура, железная дорога… Но это скорее исключение.

- В книге вы называете иностранных инвесторов "паразитами" — резко!

- Не совсем так. Во-первых, мы не совсем правильно употребляем понятие "инвестор", изначально вкладывая в него положительный смысл. Инвестор, который вкладывает средства в латвийские предприятия (здесь я имею в виду предприятия, которые управляются и принадлежат латвийским бизнесменам, а не просто находящиеся на территории государства) — это инвестор латвийской экономики. Другое дело — тот, кто вкладывает средства в свои иностранные предприятия, находящиеся на территории Латвии, то есть инвестирует в иностранный бизнес, работающий на нашем рынке. Такой инвестор, в зависимости от того, куда в итоге уходит прибыль, является или "инвестором донора", или "инвестором паразита".

- Вообще-то, у нас это называют честной конкуренцией в рамках ЕС и открытого пространства экономики?

- Если "у нас" — это в Евросоюзе, то абсолютно верно. Но если это лозунг одного отдельного государства — это маразм! В ЕС входят суверенные страны, правительства которых работают во благо своих граждан и в их интересах защищают экономику своей страны и борются за нее изо всех сил с окружающими конкурентами. А вот политики ЕС борются с протекционизмом отдельных стран с целью консолидации и централизации экономики, с целью большего экономического эффекта. В итоге каждая страна идет на отдельные уступки в интересах остальных членов ЕС. Так складывается баланс. Это нормально.

Но если правительство отдельной страны ставит перед собой задачу создания "открытого для ЕС пространства экономики" — оно откровенно выступает против экономических интересов своей страны, а значит, против своих граждан.

- Глава из вашей книги посвящена безопасности Латвии. По-вашему, ее надо достигать в первую очередь не боеголовками, а благосостоянием граждан.

- Конечно! Чем крепче экономика страны, тем ее безопасность выше. Взрывается все не снаружи, а изнутри. А кто у нас экономикой занимается? Где вы видели молодых богатых частных предпринимателей в Латвии? Есть сколько-то ребят, которые удачно развернулись в области программирования. Ну и еще несколько — на пальцах пересчитать. А так с хорошими зарплатами у нас все больше чиновники и менеджеры крупных госпредприятий.

- Министерство финансов именно под развитие частного бизнеса затеяло новую налоговую реформу.

- Но все их благие намерения в итоге были испорчены. Сама идея освободить от налогов реинвестированную прибыль — прекрасна. И не нова. До 2000-х годов так оно и было. Потом врубили налог — именно тогда, когда эстонцы его убрали. Прошло 10-15 лет — где эстонцы, а где мы?! Мы спохватились, налог отменили, но потом обложили бизнес кучей других компенсирующих налогов. Эффект — смешной! Все плюнули в очередной раз. И говорить, что наши налоги ниже, чем в развитых странах — глупо! Дайте сперва развиться, потом собирайте урожай.

Как бы ни было грустно, но надо признать: чтобы куда-то сдвинуться в экономическом плане, надо уменьшить налоги, позволить рулить реальной конкуренции, отстаивать местный бизнес и провести денационализацию всего бизнеса. какого только возможно. Это очень тяжело. На это уйдет время. Но иначе результатов не будет. Мы никогда не получим нормальную медицину и образование, пока будем ставить бесконечные заплатки на дырочки прохудившегося бюджета. Пока не заработает экономика — все будет скатываться вниз. А основа любой экономики — частный бизнес.

"Количество избирателей в Латвии примерно 1 500 000.

Трудозанятых примерно 900 000.

В общем госсекторе — 223 000.

В частном секторе — 600 000.

Примерно 73 000 заняты в госпредприятиях, производящих товары и предоставляющих услуги. Их заинтересованность обоюдна, не будем их учитывать.

Из занятых в частном секторе вычтем категорию предприятий, которые выполняют госзаказы (то есть финансируются из бюджета).

Вычтем тех, чей доход не зависит напрямую от дохода предприятия (техработники, обслуживающий персонал и т. д.), а в семье есть пенсионеры, школьники, неработающие, дети. Таких не меньше 70%.

Посмотрим, кто больше выиграет от повышения налогов:

1500000 — 900 000 + (70% от 600 000) = 1 243 000 избирателей.

Кто проиграет, если налоги повысить:

1500 000 — 1 243 000 = 257 000 избирателей.

Или 83% против 17%".

(Из книги "Все не просто, все очень просто")

***

- В книге вы подсчитали, что в снижении налогов заинтересованы лишь 17 процентов жителей Латвии (это игроки частного бизнеса), а в увеличении — 83 процентов. Неужели все так хотят высоких налогов?

- Да. Потому что меньше налогов — меньше бюджет, а политики у нас живут за счет того, что обещают всякие "бесплатные" блага разным группам населения, которое прочно сидит на потребительской игле. Пенсионерам обещают повысить пенсию, чиновникам и учителям — зарплаты. Вот и главный электорат. А снижение налогов даст быстрый эффект только в отрицательную сторону — пенсии будет не поднять, госзарплаты тоже.

Все бонусы появятся лишь потом, когда бизнес начнет развиваться. Но политики не готовы к долгосрочным решениям. Люди не понимают, что очень скоро поднимать пенсии и зарплаты будет попросту не из чего. А политики живут в своем социуме — у них другие задачи: переизбраться, уйти на пенсию, повыситься в евроструктуры… Все, только не развитие страны.

- Поддерживаемая вами партия "Latvijas attīstībai" как-то не особо пользуется популярностью. Как же вы думаете протолкнуть ваши идеи в головы политиков?

- Тяжело, потому что в первые годы они обещают реальное ухудшение, через которое надо пройти. Если бизнес почувствует, что в Латвии у него есть перспектива — тогда что-то будет. А пока мы боремся с "конвертами" теневой экономики — перекладываем деньги из карманов предпринимателей в бюджет, но ведь больше их не становится. А предприниматели, даже теневые, потратили бы их с большей пользой.

- С точки зрения политиков, даже микропредприятия — недопредприятия, они налогов мало платят!

- Это ужас! Они не понимают, что микропредприятия, по крайней мере, изымают кучу людей из очередей за пособием и пенсиями, и направляет их доходы на потребление, с которого идут налоги.

- Вы ратуете за прямые президентские выборы — они бы что-то изменили?

- Однозначно!

- Выбрали бы Раймонда Паулса — он в авторитете, его все знают, любят, уважают.

- Ну и хорошо! Хоть Лемберга. Суть не в личности, хоть она и может сыграть огромную роль. Дело в том, что сейчас все политики четыре года работают в одной замкнутой системе, где рука руку моет. Да, БПБК и Госконтроль должны контролировать чиновников, а Совет по конкуренции — большие предприятия… Но все они зависят от той же коалиции.

Какую роль мог бы сыграть президент? В первую очередь, он бы выполнял контрольную функцию — во многих государствах так оно и есть. И часть госинституций, у которых есть функция госконтроля, должны были бы перейти к нему. Причем президент может вмешиваться на любом уровне. Зато он бы и нес за происходящее прямую ответственность.

Когда выбираются сто человек, а потом неясно, кто за что отвечать должен, то тут выбран один — ему и ответ держать. За все. Это уже не контроль снизу, когда можно сколько хочешь батонов в уши напихать - это гораздо серьезнее. И его самого тоже легче проконтролировать, чем депутатов. Не справился, результатов нет — это ТЫ не справился. Выбрали бы другого. Я бы и еще добавил параллельных выборных систем — судей, прокурора, например, их можно было бы выбирать среди профессионалов. Со временем у людей и опыт бы накопился, кого и как выводить в президенты.

- У России уже накопился опыт — они избирают. Да и США выбрали яркую личность!

- Так говорят те, кто сегодня на верхушке пирамиды — они ведь не хотят, чтобы их кто-то контролировал, кто никак не зависит от них. Юридически у нас уже все готово к введению такой системы. Но пока не пускают. Тут и Россия на руку сыграла, хоть я и не думаю, что у нас так возможно. А вот США — это как раз яркий пример того, что если равносильные институции работают, то и президент может быть… интересным. Для нас это единственный рациональный путь выхода из тупика, в котором мы оказались.

"На мобильном рынке у нас всегда был один серьезный, крупный конкурент — государство. А конкурировать с государством — не самое лучшее дело… Мне не раз давали понять, что при равных условиях госпредприятие всегда будет в выигрыше."

(Из книги "Все не просто, все очень просто")

- Свой телекоммуникационный бизнес вы продали, потому что не видели возможности развития на родине?

- К сожалению. Я четко почувствовал, что мне тут развиваться не дадут. У Baltkom было относительно маленькое количество абонентов, по сравнению с госкомпаниями — в Lattelecom их было в 20 раз больше, и LMT гигант. Плату за интерконнектинг (разрешение дозвониться в чужую сеть) мне врубили на поражение. Допустим, у меня внутри между своими абонентами разговоры стоили 2 сантима в минуту, а дозвониться до полмиллиона абонентов LMT и Lattelecom, надо заплатить 10 сантимов. А он внутри ставит цену 1 сантим. Как мне продать такой сервис? Если моим абонентам надо до 90% Латвии звонить в пять раз дороже? Мы боролись три года, ходили в Регулятор и Совет по конкуренции, а потом плюнули и продали бизнес.

- Два года назад вы сделали ставку на Барселону. Как раз накануне волнений!

- Мне часто везет. Бурление там было давно, но что так всколыхнется, я не знал. К счастью, на наш бизнес это особо не влияет — процессы там идут достаточно цивилизованно. При всем при том Каталония была и будет самым развитым бизнес-регионом. Наш фонд занимается потребительскими кредитами частных лиц и предпринимателей под залоги недвижимости.

- Испанцы — не самые дисциплинированные люди. Как с этим справляетесь?

- Они и вправду не самые дисциплинированные работники. По сравнению с ними, на наших — грех жаловаться. Но это сыграло нам на руку. Рынок там был более свободным — весь остальной мир считал, что с испанцами дела лучше не вести. Испании старались денег не давать. И тут мы стали кредитовать под такие условия, что пришлось стать дисциплинированнее — кредитные обязательства и гарантии были выше, чем в Англии и Германии.

- Одно время вы делали ставку на разведку нефти в Латвии. Неужели верили в маленькое норвежское чудо?

- То, что мы не будем Норвегией, было сразу ясно — все же добыча на суше не обещает таких фонтанов. Зато морская разведка гораздо дороже — ее надо было делать, пока нефть стоила больше 100 долларов за баррель. Но определенные углеводородные надежды у меня были. История закончилась тем же, чем большинство историй бизнеса в нашем государстве. Я оставил это дело менеджменту, который начинал со мной, потеряв деньги. Увы, сегодня они больше тратят денег и сил на улаживание всяких юридических формальностей.

- Сельскохозяйственный бизнес в Селии, на границе с Литвой и Беларусью — это бизнес или дань предкам на родовой земле?

- Родовой земли там — всего 16 га, а потом набежало больше тысячи. Началось все как хобби, а потом решил, раз уж провожу там время — попробую и поработать. Бизнесом там можно назвать только выращивание коров Шероле — этим я занимаюсь года три. Иногда я туда езжу каждую неделю, а иногда меня нет по два-три месяца — там всем менеджеры занимаются. Постоянных у меня около десяти человек, которые дают работу местным людям. Но сейчас на селе много людей не надо — все автоматизировано, трактор может без человека ездить по GPS. Так что не сильно затратная история.

- Зачем это вам?

- Хобби. У меня там охота, фазанов выращиваю, форель в прудах нахлыстом ловлю, конюшня, которая входит в Ассоциацию холштейнской породы. Недавно моя лошадь Лерикона выиграла один из этапов чемпионата Латвии среди шестилеток.

"Охот было много. Но самых замечательных, о которых стоит вспоминать, было несколько. Одна из них — на леопардов в Танзании. На леопардов охотятся с приманкой. В нашем случае это была огромная нога бегемота…"

(Из книги "Все не просто, все очень просто")

- В вашей книге присутствуют все атрибуты состоятельного человека — яхта, вертолет, убитый медведь в ногах… Оно вам зачем?

- Интересно. Была большая яхта — я освоил ее, порулил и продал. Остался маленький катер. Также вертолет — освоил, полетал, ресурс выработал, сейчас думаю, покупать ли новый.

- Вы как-то исчезли из списка руководства Латвийской шахматной федерации. Вы в шахматы успеваете играть? Нельзя ли это увлечение использовать для одновременного продуктивного диалога по налогом с министром финансов Даной Рейзниеце-Озолой, известной шахматисткой?

- В шахматы я играю с удовольствием. Только не с министром — мой уровень намного ниже.

- А охота? Немодное нынче занятие — "зеленые" вас, наверное, не жалуют!

- Последнее время это стало объектом чуть ли не политических баталий. Но что-то я не видел ни одного "зеленого", который бы кормил животных в лесу — они только в телевизоре сидят. Для меня это способ отдохнуть и перезарядить батарейки. Ничего незаконного мы не делаем! Все подняли шум вокруг бобровых шапок и лисьих воротников, а в итоге пропали куропатки и зайцы. На каждый ареал есть плотность животных разных видов — любой перекос ведет к проблемам. Охотники занимаются восстановлением баланса в природе: считают количество особей, кого надо подкормить, какое поголовье сократить… Зеленые этим не занимаются!

- Недавно вы женились на главе издательства Rīgas Viļņi Айе Симсоне, вашей спутнице жизни уже более 20 лет. Почему только сейчас?

- Значит, настала пора. Пришло ощущение, что все уже между нами выяснено, со всем разобрались — теперь можно и оформить отношения.

- Внимательные наблюдатели отметили на вашем свадебном наряде масонские символы — что это значит?

- То, что масоны существуют. И я отношусь к тем, кто это движение поддерживает.

- Можете рассказать поподробнее об этой тайной ложе?

- На то ж она и тайная!

- В свое время у банка Parex, который спасали и не спасли наши политики, был девиз "Мы — ближе, чем Швейцария". Его подхватили большинство местных банков. В связи с нашей компанией против нерезидентов, этот девиз уже работать не будет. Какой девиз можно было бы сегодня предложить Латвии?

- Качество. Это сегодня очень востребованное понятие. Надо создать имидж, что все, идущее из Латвии — качественно: производство, услуги… Но над наполнением этого понятия надо работать.