В Ригу писатель приезжала на встречу "Свободный человек в эпоху тоталитаризма" в рамках просветительского проекта "Открытые лекции". Людмила Евгеньевна поделилась с аудиторией своими мыслями и взаимоотношениях личности и власти, чувстве свободы и понятийном кризисе; об отце Александре Мене, которого знала лично; об опасностях, которые несет телевизионная деформация мозгов; о мрачных перспективах гражданского общества России; о том, как жить свободному человеку в несвободной стране, и можно ли доверять Навальному; какие выводы позволило ей сделать пережитое онкологическое заболевание.
Значительную часть лекции Улицкая посвятила своей новой книге "Лестница Якова" — художественном произведении, созданном по мотивам жизни шести поколений ее семьи. Главным героем романа стал ее дед Яков, который трижды сидел, но при этом ни на секунду не переставал трудиться во благо родины.
- В связи с ожиданием "русских танков", в Латвии обрела особую актуальность тема лояльности и любви к родине. У людей требуют определиться, что их родина, как они намерены за нее бороться. Хотелось бы услышать ваше мнение на эту тему…
- Для начала, давайте определимся, что есть родина. На мой взгляд, это такое физиологическое, биологическое ощущение, а не государственное, идеологическое и даже не национальное. Это место, с которым связаны первые детские впечатления. Биологам (Улицкая по первой профессии — генетик, — прим. Ред.) известно, что когда у курицы рождается утенок из подложенного яйца, то он будет вести себя, как цыпленок. И считать мамой курицу. Это явление называется импринтинг — то, что отпечаталось в вашем сознании и самом раннем возрасте.
Что же касается той Родины (с большой буквы), о которой все время говорят, то это, в большой степени, идеологическое клише, которое прививается человеку государством. А у любого государства всегда есть противоречие с частным человеком: государство имеет определенные интересы, а отдельно взятый частный человек со всеми своими особенностями, как правило, не вписывается в них. Государству удобно иметь то, что Сталин называл "винтиками", одинаковые человеческие структурки, которые одинаковым и предсказуемым образом реагируют, в соответствии с запросом государства.
Понятие Родины, которые нам пытаются внушить средствами массовой информации — это ровно то, что необходимо для государства, чтобы приватизировать человеческое сознание. Чтобы человек считал родиной не свой двор, не березку возле крыльца и даже не коммунальных соседей, с которыми он мог ссориться или мириться, а что-то крупное и идеологическое.
С другой стороны, бывают периоды, когда чувство родины у человека расширяется сильно и естественно. Например, война. Во время второй мировой русские, российские люди почувствовали, что их родина — это большая земля, на которую пришли враги и хотят ее уничтожить, захватить. И это чувство совершенно не было фальшивым — оно было искренним, а массовый героизм и гибели "за Родину!" (зачастую излишние) были правдивы.
Так что в разные периоды понятие родины имеет разное наполнение. Иногда, как во время войны, очень подлинное и не вызывающее сомнения, иногда, как сегодня в России, оно напоминает раздутый шар, наполненный возрождающимися имперскими амбициями.
- Что входит в ваше личное понятие родины?
- Для меня это двор на Каляевской (Долгоруковской) улице, мой прадед, который умер, когда мне было шесть лет, но я хорошо помню книги, которые вокруг него были, вещи, которые частично даже сохранились. Это первичное и самое существенное понятие родины.
В понятие родины для меня входит и Крым, где жили сестры моей бабушки. Я с детства туда ездила — это было мое любимейшее место. Карадаг. Знакомство с Марьей Степановной Волошиной. Это часть моей души.
В какой-то момент Крым стал украинским: надпись "Парикмахерская" сменилась табличкой "Перукарня", что для меня не изменило ни ландшафта, ни облика Крыма. В какой-то момент я услышала в Судаке татарскую речь и заплакала — я поняла, что совершенная в отношении татар величайшая несправедливость исправляется — для меня это было совершенным счастьем.
Прошло несколько лет. Татары отрезали часть участка, который принадлежал Нине Константиновне Бруни-Бальмонт, завалили камнями татарский старинный наливной колодец (а их очень немного сохранилось) и поставили на этом месте бетонный дом. У меня возникло острое ощущение, что мне все равно, кто владеет Крымом. Главное, чтобы не варвары.
У варваров нет национальности. Они в "российские времена" завалили исток реки, которая текла по Судаку, и вода ушла. В "украинские времена" извели виноградник, который рос по берегу реки, вместо него появились чахлые деревья и кукуруза. Все это было измывательством над здравым смыслом и землей, которую я очень люблю. Когда пришли татары, я думала, что земля возродится, но снова варварство — они забетонировали бывшую речку, поставили там бетонные дома и не посадили ни одного дерева. И у меня снова были слезы.
Последний раз я была в Крыму года четыре назад. В "украинские времена". И больше не хочу. Этой землей владеют люди, которые к ней равнодушны. Вот вам и ответ: Родина — это место, которое ты любишь и делаешь все, чтобы она не исчезала.
- А защищать с оружием в руках — тоже надо? В Латвии проводились опросы мужчин на тему, готовы ли вы защищать Латвию с оружием в руках. Треть мужчин вообще не готова, а из тех, кто готов, 41% русскоязычных и 67% латышей…
- Я принадлежу к тем людям, которые точно знают, что есть безвыходные ситуации. То, о чем вы говорите, именно такая ситуация. Проблема, которая не имеет решения.
Больше 20 лет я почти каждый год езжу в Израиль. У меня там много друзей-израильтян — российских выходцев и местных. Люди поколениями живут в неразрешимой ситуации. В таком случае ты вынужден каждый раз выдавать сиюминутное решение. Идет танк, и в этот момент ты понимаешь — бежать или оставаться, или просто в ярости выплеснуть кастрюльку кипятка, как это делали наши предки в средневековье.
Думаю, в сегодняшнем мире много ситуаций, не имеющих правильных глобальных решений. Одна из них — ситуация с беженцами из Ближнего Востока. Этих людей безумно жалко — они попали в адскую ситуацию. Но, если принять всех желающих, через какое-то время Европа перестанет существовать.
Знаменитая итальянская журналист Ориана Фалаччи (ныне покойная) написала статью (с критикой ислама и арабской культуры), за которую ее буквально прокляла левая итальянская интеллигенция. Но она не могла иначе, такое впечатление на нее произвел лагерь африканских беженцев на площади Флоренции, нечистоты от которого лились непосредственно под баптистерий, выложенный изумительной мозаики. Три месяца они там простояли, потом площадь долго чистили, а беженцев переселили в пригородный лагерь. В общем, сложные чувства.
Кстати, мне показалось, что недавно я… решила проблему беженцев. Принимать людей надо только временно. И только женщин, детей и тяжело больных. Оставляя мужчин решать военные проблемы, которые они затеяли. А то, если они приезжают в Европу полными семьями, у них потом нет стимулов возвращаться. Они обосновываются тут и продвигают тут свою культуру — весьма активно, а вместе с ними приезжает куча боевиков, которых Европа потом отлавливает. Позже я узнала, что к такому решению проблемы беженцев склоняются и британцы. Бесчеловечное и жесткое решение. Но для Европы сейчас это наиболее правильный выбор.
- Любить родину — неотъемлемое качество приличного человека или можно быть просто приличным человеком?
- Родина — очень интимный, личный момент. Мне кажется, что вместо того, что душа считает родиной, нам все время подсовывают какой-то симулякр, который я не всегда понимаю. Уж во всяком случае, мне ничего не хочется любить дружно, с маршами и гаканьем.
- Можно ли любить родину и ругать ее нехорошими словами?
- Люблю я родину, но странною любовью… Когда ты любишь свою страну, то по-настоящему страдаешь, когда видишь какие-то вещи, которые не хотелось бы видеть в своей стране. Тут тебе и боль, и отчаяние, и стыд… Если все это назвать любовью, то получается очень непростое чувство с большим количеством оттенков. У нас любят говорить о гордости за родину… Но ведь гордость — это смертный грех. Поэтому я не знаю, чем нам особенно гордиться. Любить есть что, стыдиться есть чего, страдать есть за что, а чем гордиться — я подумаю…
Следующая встреча в рамках проекта "Открытая лекция" пройдет 7 октября: поэт и музыкант Андрей Макаревич будет рассуждать на тему "Уход от реальности. Можно ли спастись в красоте".
