"Россия с самого начала недооценила конфликт в Сирии. В Кремле решили, что Асад легко справится с повстанцами. Поэтому Москва не выступила в роли посредника. А когда попыталась достичь компромисса, но при этом сохранить Асада у власти, было уже поздно. К этому моменту стало ясно, что либо Россия выигрывает с Асадом, либо проигрывает вместе с ним.
При этом сам Башар Асад Москву мало интересует, там будут только рады, если он уйдет в отставку и кто-то из его окружения прийдет к власти. Но выяснилось, что у Москвы недостаточно влияния на режим в Сирии, чтобы тот отказался от Асада. Как видите, Москва сама себя загнала в тупик: сначала неверно оценила значение конфликта, потом спохватилась, когда уже было поздно", — полагает эксперт.
Манготт добавил, что "российский военно-промышленный комплекс жизненно заинтересован в продаже оружия. Но Сирия — неудачный пример. Мы в последние годы видели, что Дамаск оружие закупает, но не оплачивает или ссылается на перерасчет каких-то долгов советских времен. Так что в финансовом отношении Россия ничего не выигрывала.
Однако этот экспорт был важен, чтобы показать, что российская боевая техника до сих пор эффективна, чтобы привлечь других покупателей, которые способны платить. Но не думаю, что финансовые соображения играли для российского руководства тут существенную роль".
Надо признать, что Запад довольно избирательно применяет так называемые гуманитарные интервенции. Тут большую роль играют собственные интересы. Действия НАТО в Ливии, скажем так, не опровергли опасений Москвы в том, что Запад, когда это отвечает его интересам, сразу же говорит о защите мирного населения.
У российского руководства сложилось впечатление, что в ливийском кризисе его просто обманули. И это — одна из причин, по которым Москва так упорно блокирует все инициативы по Сирии в Совете Безопасности ООН".
Профессор заметил, что опасения Москвы влияния арабских революций и вмешательства исламистов извне в события на Северном Кавказе небеспочвенны.
"Но давайте посмотрим, какие иностранные правительства поддерживают исламистов в Чечне, в Дагестане или в Кабардино-Балкарии. Это Саудовская Аравия или различные организации, действующие при попустительстве правительства Саудовской Аравии.
Однако происходящее не зависит от позиции Москвы по сирийскому вопросу. Напротив, можно даже предположить, что теперь, когда Россия загнала себя в тупик, когда она поддерживает режим, который явно обречен, возникает еще больший соблазн дестабилизировать Северный Кавказ.
Тут есть другой аспект, который важен для России. Это вполне оправданное опасение, что свержение режима Асада в Сирии — это прелюдия для вооруженной конфронтации с Ираном. В Москве опасаются, что после того, как Иран лишится своего союзника — Сирии, США или Израиль нанесут удар по ядерным объектам Тегерана. Желание России это предотвратить, с моей точки зрения, оправданно. И это было одним из факторов, определивших позицию России по Сирии", — сказал Манготт.
При этом западный политолог отверг предположения отдельных российских СМИ, что Запад может вмешаться и в российские внутренние дела. "Если спросить самих этих ястребов, авторов-публикаций, на чем основаны их опасения, они не смогут это внятно объяснить. Россия — не Ливия и не Сирия, это совершенно иной масштаб. На Россию нельзя оказать нажим, и уж менее всего — военный. У России есть средства этому противостоять.
Эти ястребы в России указывают на так называемый эффект домино, который якобы может привести к военному вмешательству с целью защиты прав человека, например, на Северном Кавказе. По-моему, они и сами это всерьез не принимают. А если да, то возникают серьезные сомнения в том, что они адекватно воспринимают мировую политику", — пояснил он.
Манготт полагает, что "Россия давно отвернулась от Асада лично. Но ей недостает влияния, чтобы заставить правящие элиты в Дамаске тоже отказаться от Асада.
В России давно понимают, что с Асадом в Сирии уже невозможно что-либо выиграть, зато можно все проиграть. Повторюсь, от Асада Москва давно отвернулась, но она не может избавиться от него. И это — показатель слабости российской внешней политики".
