Писать про Крым, возможно, — самая идиотская затея, какая только может быть. Как с умным видом говорить одновременно про 2,3 миллиона человек, живущих на этом полуострове, или про 27 000 квадратных километров его территории? Тем не менее, многие журналисты, политики, даже ученые пользуются предельными обобщениями и рассуждают о том, что сделать с Крымом. Вернуть Украине, оставить России, изморить санкциями, наполнить инвестициями, etc.
Приведенный ниже репортаж был опубликован на литовском портале DELFI.lt.
Когда российского оппозиционера Алексея Навального спросили о том, вернул бы он Крым Украине или нет, он сказал: "Крым — это бутерброд с колбасой, что ли, чтобы его туда-сюда возвращать?" Эти слова Навальному припоминают по сей день. Но уровень дискуссии за два года, что Крым де-факто является частью России, не изменился. Мы все так же рассуждаем о нем, как о бутерброде с колбасой. Но, вообще-то, там живут люди, они очень разные, у них есть свои проблемы, убеждения, о которых диванные геополитики имеют очень слабое представление.
Когда я впервые побывал в Крыму, он был частью Украины. Уже тогда у меня сложилось весьма специфическое представление об этом удивительном месте. Это настоящий полигон постапокалипсиса, как если бы люди основали колонию на Марсе, а потом забросили ее и улетели за горизонт событий. Те, кто остались, выживают, как могут: ездят в переполненных маршрутках-марсоходах по раздолбанным дорогам-кратерам, зарабатывают солнечными приливами и пытаются не сойти с ума на берегу морского безвременья. Уже тогда, четыре года назад, мне показалось, что это очень странное место.
Моя вторая поездка в Крым (де-факто российский) состоялась в мае этого года. По заданию DELFI мы с литовским фотографом Артурасом Морозовасом отправились изучать полуостров — без четкой цели и маршрута. Нам не дали никаких наставлений, мы намеренно пытались абстрагироваться от собственных позиций, выяснения исторической справедливости и просто смотрели на то, как живут люди. Потому что они и есть — Крым, а вовсе не раскаленный кусок суши, как может показаться в пылу информационных сражений.
Уже на выезде из когда-то международного аэропорта "Симферополь", который из-за санкций теперь принимает только российские рейсы, можно заметить, как трансформировалась среда. На заборах вдоль дороги появились неумелые граффити с эмблемой партии "Единая Россия" — медведем, больше похожим на раздавленный автомат. На других изображен Крым в составе России.
Граффити сменяют баннеры — большие, очень большие и просто огромные. C них хитро улыбается Владимир Путин. В его взгляде отчетливо читается: "Шалость удалась". Под фотографией президента надписи в духе "Крым. Россия. Навсегда". У этих баннеров нет никакого функционального назначения, кроме как радовать глаз новоиспеченных россиян и внушать им надежду.
Кто выиграл от перехода Крыма в другую юрисдикцию, а кто проиграл — вопрос. Но, безусловно, больше всех повезло производителям "патриотической" атрибутики: юбилейные монеты, магниты и даже полотенца сообщают о счастливом присоединении к России, с футболок смотрит Путин в пилотке, темных очках или шлеме. На других майках фигурка, раскрашенная в цвета российского триколора, занимается, судя по всему, анальным сексом с фигуркой цветов американского флага. Это изображение украшает какая-нибудь бравада о том, что русские санкций не боятся и всех имели известным способом. Подобные картинки можно встретить и на автонаклейках, приуроченных ко Дню Победы: там фигурка с серпом и молотом на месте головы занимает активную сексуальную позицию относительно фигурки с головой-свастикой. Забавно, что Россия — одна из самых гомофобных стран в мире, но при этом лидер по просмотрам роликов с анальным сексом на PornHub.
Что изменилось в Крыму за последние два года? Кто-то говорит, что все, кто-то — что ничего. В книжных магазинах самые лучшие полки заняли издания российских консервативных писателей-сталинистов, журналистов-охранителей (так называют тех, кто занимает последовательную пропутинскую позицию) и лояльных власти политиков. Это строго выверенные под одну идеологическую гребенку работы быстрого приготовления, призванные оперативно собрать события последних лет в простую и понятную картину. Владимир Соловьев, Николай Стариков, Сергей Доренко, Павел Губарев. "Чегевара прилетает утром… Воспоминания сепаратистов", "Украина. Хаос и революция — оружие доллара", "Битва за Сирию", "Зачистка". Все эти книги с тревожными названиями сливаются в одну большую энциклопедию страхов, предрассудков, восторженных криков и пространных патриотических тирад. Десятки лиц сливаются в одно, принадлежащее какому-то суперавтору, который на самом деле генерирует современную имперскую идеологию России. У прокремлевских интеллектуалов сегодня определенно горячая пора конструирования новой истории.
Другие, менее идеологизированные элементы среды, нежели книжные магазины, обновляются не так стремительно. Взять хотя бы крымскую маршрутку — это совершенно особая и вечная история. Тесные и шумные автобусы носятся по извилистым дорогам, местные уже давно привыкли к резкому торможению и бесконечной тряске — о дорогах особо не беспокоились ни украинские власти, ни российские. Крымские водители постоянно рассуждают о том, что вот-вот построят одну новую трассу, другую, отремонтируют третью, а ведь еще и Керченская переправа, и через четыре года здесь будет город-сад. Жить какой-то непостижимой иррациональной надеждой — это вообще главный способ существования полуострова. Многие маршрутки украшены иконостасами из портретов Путина, Сталина, Иисуса, Богородицы и георгиевской ленточки. На стенах автобусов выцветают старые объявления на украинском о том, что "аптечка у водiя".
В бесконечном эйфорическом празднике декларации новой идентичности хорошо видны следы предыдущей цивилизации: где-то не перевели названия улиц, где-то остались украинские флаги, в сувенирных лавках все еще продаются люльки и вышиванки, оставшиеся с прошлых лет. Вряд ли их теперь кто-нибудь купит. Следов присутствия Украины в Крыму еще предостаточно: названия магазинов, забавный акцент, какие-то совершенные мелочи, по которым можно восстановить недавнюю историю. Эти следы, как желтые осенние листья — постепенно облетают и валяются под ногами, пока постепенно не перегниют к следующей весне.
Крым — удивительно спокойное место. В конце мая еще не сезон: появляются первые туристы, они лениво прохаживаются по берегу, рестораны пустуют, прохладными ночами на улицах никого. Горячая пора начнется ближе к июлю: набережные превратятся в кишащие муравейники, музыка будет играть всю ночь. А пока тишина и ожидание.
Хозяева гостиниц и кафе наперебой противоречат друг другу: кто-то убежден, что туристов стало меньше, кто-то вообще не заметил никаких перемен, кто-то радуется небывалому наплыву. Сложно найти случайного человека, который бы в поверхностном разговоре плохо отозвался о переходе Крыма в состав России.
Но если копнуть глубже, то оказывается, что картина не так идиллична: кому-то за переоформление бумаг на кафе пришлось заплатить миллион, кого-то прижимают местные чиновники, кто-то терпит убытки от того, что безналичный расчет на полуострове практически прекращен. Владельцы магазинов и кафе не говорят, что не принимают пластиковые карты — все, как один, отвечают, что пока не принимают. Все проблемы временны, все будет хорошо. В таких ответах нет ничего удивительного: с одной стороны, это самовнушение, с другой — кто в здравом уме ответит, особенно журналисту, что в Крыму что-то не так? Все прекрасно знают, как экстравагантно работают российские спецслужбы, и насколько злопамятны местные чиновники. За маской прибрежной безмятежности скрывается много неприятных историй: это и давление на бизнес, и, в первую очередь, притеснения крымских татар, политические уголовные дела. Поэтому самый правильный, безопасный и корректный ответ на вопрос, каково теперь жить в Крыму: "Нормально, надеемся, что скоро будет лучше".
Политкорректные и правильные выражения — это одна из главных проблем, всплывающих в разговоре о Крыме. Как правильно: присоединение или аннексия, возвращение или военная агрессия под маской референдума? За подобные разговоры меня за одну командировку не раз называли шпионом и пятой колонной. Это очень забавно, потому что ни один из предложенных терминов должным образом не описывает эту геополитическую историю.
Сложно сказать, что Крым присоединился к России: постапокалипсис, оставшийся еще с украинских времен, никуда не делся, но только усугубился санкциями, политическими преследованиями и парадоксальной надеждой на то, что все непременно будет лучше — на территории полуострова толком не работают ни крупные российские банки, ни сотовые операторы, все находится в подвешенном состоянии, и неизвестно, сколько еще это продлится. Но Крым никогда принципиально и не отличался от обычной депрессивной русской провинции, разве что там есть море, инжир и виноград.
Не столько полуостров стал частью Россию, сколько Россия — частью полуострова: теперь все россияне в большей или в меньшей степени страдают от санкций, на почве обостренной политической ситуации активно закручиваются гайки, к экстремизму приравнивается любое отклонение от идеологического мейнстрима, из-за отрицания результатов референдума не только собираются судить, из-за этого портятся отношения и даже распадаются семьи, и это не шутка. Вся страна вдруг оказалась в очень странном положении, выхода из которого пока что не видно. Поэтому крымчанам, как и остальным жителям России, только и остается, что надеяться на светлое завтра и размахивать патриотической символикой.