Портал Delfi совместно с интернет-журналом Спектр.Пресс начинает публикацию серии статей "Осколки. Жизнь в непризнанных странах-сателлитах России" - о том, как чем сегодня живут Абхазия, Южная Осетия, Приднестровье и территории Донбасса и Луганской области.
На абхазской границе кондиционера нет, но можно спрятаться от жары в оранжевом, будто упавшем на пыльную землю из космоса, офисе "Аквафона": здесь стоят свежие букеты в вазах и продают местные сим-карты. Сотовых операторов в Абхазии два: частный "Аквафон" существует аж с 2003 года, 8 лет назад его купил российский "Мегафон". Второй оператор, созданный местным капиталом с участием государства — "А-мобайл" — работает восемь лет. Именно реклама этих двух компаний, чередуясь, занимает процентов девяносто всех билбордов вдоль шоссе и улиц. Со связью и интернетом в непризнанной республике все в порядке.
Новоприбывшие ручейком шмыгают в узенький лаз между двумя киосками, чтобы попасть на парковку, взять такси и наконец двинуться к морю.
"Как сверкали пятки грузинской саранчи"
Гулять по Сухуми не так-то просто, особенно в дождливую погоду — тротуаров местами нет совсем, асфальт на окраинах заменяет укатанная грейдером галька (правда, кое-где в центре встречается свежая, ровная плитка). Есть и ямы, и открытые канализационные люки, куда успели накидать мусора.
Остальное доделало время. Оконных стекол и дверей давно нет, но лестницы на второй этаж остались целыми. Стены исписаны: "Денис лох", "Я скучаю", "Ты достойный сын Апсны?" (название Абхазии на национальном языке), пахнет мочой.
В войну грузинское население бежало, уезжали от бомб и русские, оставляя собственность. Оставшимся удалось с легкостью присвоить дома и угодья, и люди, нахватавшие слишком много осиротевшего после бежавших хозяев недвижимого имущества, оказались не в состоянии позаботиться о нем.
Только в последние годы власть непризнанной республики заговорила о законе, по которому недвижимость отберут, если "хозяин" долгое время не приводит ее в порядок. Сделать это будет нетрудно: оформлением в собственность захваченных после сбежавших хозяев домов, квартир и участков никто себя не утруждал. Абхазские власти это положение вещей поддержали, было даже обнародовано специальное решение, по которому все уехавшие лишались прав на оставленную ими недвижимость. Тут можно годами жить в захваченном доме, и никто не спросит про документы. По словам местных юристов, примерно половина местной недвижимости находится в серой зоне.
14 августа сюда приходят с цветами. "На этой войне у всех кто-нибудь погиб. Половина народа погибла в этой войне, — говорит черноволосая Нателла в полосатом платье и кладет к памятнику красные гвоздики. Она, конечно, сильно преувеличивает: в том первом конфликте 1992-93 годов погибли примерно по 4 тысячи человек с каждой стороны, тогда как сейчас население Абхазии насчитывает 242 тысячи человек. Ее семья тогда жила в Ткуарчале, они оказались в грузинской блокаде: "Без еды, без информации. Люди пухли от голода, как в блокадном Ленинграде". Ее брат, врач, готовил к захоронению тела погибших: "У ребят были оторваны ноги, руки, их надо было в подобающем виде родителям отдать".
Цветов к памятнику за день приносят не так уж много: несколько венков, несколько букетов. И все-таки отголосок войны сегодня везде. "Вспомним, абхазец, вспомним наконец, // Вспомним с тобою, как мы шли в ночи, // Как сверкали пятки грузинской саранчи", — на набережной на полную громкость включена автомобильная магнитола: песня написана на стихи погибшего в абхазско-грузинской войне Тимура Бигвавы.
"Я приехала воевать, но мне сказали, что раз я не получила благословения, — она целует крест на шее, — то я стану убийцей", — говорит Татьяна Шутова, приехавшая в Абхазию из России добровольцем 24 года назад. Теперь она регулярно ездит сюда встретиться с боевыми товарищами. Поэтому, рассказывает Татьяна, она сначала ухаживала за ранеными, а потом занималась разведкой в отряде Шамиля Басаева (один из лидеров чеченских боевиков, являвшийся организатором ряда крупных терактов в России с большим количеством жертв, ликвидирован федеральными силами в 2006 году). "Фигура непопулярная, — повторяет она. — Но он мой брат, мы с ним побратались. Братья бывают плохие и хорошие, а я люблю Шамиля даже сейчас, даже сейчас скорблю по нему. В Абхазии он был идеален. Я геваристка, я в юности была влюблена в Че Гевару. Я его видела на митинге один раз (во время его визита в Москву в 1964 году, прим. "Спектра")… Я хотела с ним пойти, это мужчина моей жизни. Там не получилось — но получилось здесь: тоже бородачи, тоже оружие, я все это пережила".
Действительно, о войне говорят так, будто она была вчера. "Экономика же только-только начала подниматься", — объясняют местные, хотя даже с момента признания независимости республики Россией прошло уже 8 лет.
План напишите, что ли
"Непонятно, какой план у страны. Одни ушли, другие пришли — и все пытаются вывести страну из кризиса, эти метания народу надоели до чертиков, — говорит абхазский бизнес-консультант Анна Калягина. — План напишите, что ли! Это сугубо мое мнение, но сначала (после признания независимости Россией) в стране началась эйфория: нас признали, нам дают деньги. "Давайте восстанавливать чайную область!" А экономисты не проработали, куда пойдет этот чай, вернутся ли вложенные деньги. После эйфории пришли мысли, что деньги уходят не туда. Стали давать на развитие инфраструктуры — школы, сады. Это был грамотный ход — у нас теперь хорошие дороги, освещенные участки".
Даже авторы документа отмечают, что 50-55% реального ВВП приходится на теневую экономику — это выше собственных доходов бюджета в 4 раза. "Налоговая система очень щадящая, — рассказывает Анна Калягина. — Подоходный налог составляет 31%. Есть спецналог — если ты индивидуальный предприниматель, платишь 800 рублей в месяц (около 12 евро). Если у тебя мини-гостиница до 50 мест — тоже спецналог, очень маленький. Вопрос, как эти деньги собрать".
Два месяца курортного сезона помогают поднакопить — туристам повально сдают комнаты в частных домах, возят на такси по вполне московским ценам и продают все, что можно.
В 2013 году номинальный ВВП Абхазии на душу населения составил $2690 (2463 евро) — это где-то между Филиппинами и Бутаном. Для сравнения, в России в 2014 году этот показатель составил $14 680 (13 441 евро).
Хозяйское чувство
В основном бизнес в Абхазии все-таки местный, поясняет Анна Калягина. Она родилась здесь, но во время войны с семьей уехала в Россию, а вернулась в 2008-м, после второго военного конфликта и признания этой территории Россией — и стала сама себе "подопытным бизнесменом".
Подводный камень для иностранного бизнеса еще и в том, что предприниматели могут неосознанно нарушить абхазские законы."Потому что местные им говорят — да ладно, все по-братски решим!", — поясняет Калягина.
Крупный иностранный капитал в крошечной территории не очень заинтересован. "У нас всего 240 тысяч населения, ну и туристы два месяца в году. Кому тут что-то продавать? — говорит Калягина. — Вторая проблема — мы непризнанные. Банковская система несовершенна, у нас транзитные счета".
В Абхазии фактически отсутствует кредитование бизнеса, то есть негде взять стартовый капитал. Просить кредит в российском банке абхазская компания не имеет права. "Когда решил выводить свой маленький стартап на другой уровень, для гарантии на кредит с меня потребовали другой, уже работающий магазин", — рассказывает владелец магазина цифровой техники и кафе здорового питания в центре Сухуми Денис Саманба. Чтобы начать, ему были нужны всего 500 тысяч рублей (7300 евро), и в итоге их пришлось брать у частного лица под 120% годовых — и даже на эту ставку пришлось договариваться "через знакомых", изначально требовали 180%.
Впрочем, виновато не только государство. "Во время войны у людей горе, стресс, а потом пришла свобода. И в этот момент народу надо было включить хозяйское чувство. А первое, что включилось — чувство "мы свободные". Свобода — это классно, но мы же не свободны от своих обязательств. Если ты настоящий хозяин — ты ухаживаешь, созидаешь, не даешь разрушиться", — говорит Калягина.
Страну своей здесь как будто не ощущают, поэтому и не требуют тротуаров.
В Сухуме два театра и всего один кинотеатр — который открыт не всегда. Молодежь вроде Дениса Саманбы вынуждена развлекаться своими силами. Модное место — кафе "Волна" на Синопском пляже. Там каждый вечер бесплатно показывают кино. Сам Денис — любитель клубной жизни, и полгода назад они с друзьями сами организовали вечеринку Amnezia Project с диджеями из Москвы и Питера — а то в Сухуме с ночной жизнью, говорит, "совсем тухло".
Летом было большое культурное событие — Сухум и Гагры принимали чемпионат мира по футболу среди непризнанных государств. Один из городских стадионов ради соревнований только-только перестроили: красивый изгиб трибун, яркие кресла с иголочки. Второй стадион, Республиканский, так и остался стоять в дряхлом советском великолепии. Он окружен ветхими палатками с фруктами и хачапури, так что не сразу понятно, где вход, над трибуной не видно табло. Другая трибуна, мертвая, закрыта рубероидом и отделена забором.
Художник-реставратор Анзор Сакания зашел на стадион, потому что любит ходить босиком по траве, и даже не знал, что сегодня тут игра чемпионата Абхазии: "Спартак" (Очамчира) против "Шахтера" (Ткуарчал). Сейчас Анзор преподает в Абхазском госуниверситете (вузов на территории всего два, еще Сухумский открытый институт), а вот реставрировать в стране давно нечего — точнее, государство работу не заказывает.
— А вашим выпускникам работать где?
— Ну, так сейчас везде, — тянет он, — на всем постсоветском пространстве после учебы трудно работу найти. Тем, кто учится на пятерки, легче: их берут в аспирантуру в Москву, в Санкт-Петербург…
— И они там остаются?
— Многие остаются. Но многие и возвращаются! — он очень старается найти позитив. А на вопрос о своей зарплате и достатке отвечает уклончиво: — Жизнь не заключается в зарплате. Главное — насколько человек духовно богат. Абхазию знаете, как называют? Страна Души!
