Язык, которого нет. Как живут "тутейшие" — главные космополиты в Балтии  (43)

Александр Адамкович, доктор филологических наук, много лет ездит по приграничным деревням и изучает местный язык, который называют "простой мовой". "Это белорусский язык, один из диалектов белорусского языка. В нем полонизмов, русизмов немного. Именно этот диалект лег в основу современного литературного белорусского языка", — говорит он.

Адамкович подчеркивает, что во многих случаях люди начинают говорить на "тутейшем", а потом переходят на местный польский: "Полонизмы встречаются в числительных и в названиях месяцев и дней недели. В этом самое главное влияние польского языка".

"Колька 29-го опять улетае. Ну и Витук, скорее всего, тоже поеде за границу", — говорят между собой сестры Наталья и Леокадия из соседних деревень по разные стороны литовско-белорусской границы: в Литве — деревня Сакалине, в Беларуси — деревня Кулькишки.

Наталья и Леокадия когда-то жили по соседству, но сейчас это разные страны. Чтобы обняться, им нужны визы, так что поговорить через границу проще всего. Мама у Натальи была русской из Беларуси, отец — поляком из Вильнюса, а она называет себя "полячкой", но в разговорах с близкими используется все тот же тутейший язык.

Деревня Норвайшай находится недалеко от города Шумск. Для местных жителей видеокамера — это повод перейти на родной язык гостей: по-тутейшему говорят лишь со своими. Но Александра Адамковича здесь знают, поэтому с ним говорят на местном.

Молодое поколение уже отходит от "простой мовы". Например, сыну Франтишека Ишоры, жителя этой же деревни, 14 лет. Юный Войтек выучил немецкий язык по мультфильмам, свободно говорит на польском и русском, но местной "мовы" уже не знает.

Профессору Центра полонистики Вильнюсского университета Кристине Рутковской термин "тутейшие" не импонирует. Она на протяжении 20 лет исследовала местные говоры Литвы и считает, что говорить надо о конкретном национальном самосознании.

"Особенность этих поляков и белорусов в том, что они действительно местные. И такое определение своего языка я в основном слышала от людей необразованных, людей деревни, с которыми я и общалась. Но сегодня, я думаю, что мы должны называть язык адекватно — это польский, русский или белорусский язык", — уверена профессор.

Профессор в национальной пестроте прелести не видит: людям пора определиться и с языком, и с национальностью. "Мы можем говорить о поляках Литвы, можем говорить о русских Литвы, можем говорить о белорусах Литвы, и это будет конкретно. Если бы мне кто-то сказал: ну вот ты — тутейшая. А я хочу быть очень конкретным человеком с очень конкретным национальным самосознанием", — говорит Рутковска.

В приграничной деревушке Свиронис родился Франциск Богушевич, один из отцов белорусской литературы. Казалось бы, своим диалектом селяне должны гордиться, но нет. Александр Адамкович объясняет: к середине 19 века на диалекте уже не говорила ни церковь, ни чиновники. Он оставался у местных крестьян и с тех пор считается непрестижным.

"Если мы в Шумске видели, все больше черт есть литературного языка с добавлением полонизмов, то тут сочный настоящий, с сохранением этих форм: Ён пье, ен живе, ен ходе, характерных для белорусских центральных областей", — говорит доктор филологических наук Адамкович.

"Тутейшими", то есть здешними, местными, порой называют жителей литовско-польско-белорусского приграничья. По разным оценкам, "тутейшим" языком в Литве сегодня могут владеть от 10 000 до 40 000 человек. Как отмечают ученые, слово "тутейшие" появилось в Беларуси и сопредельных территориях в досоветское время, чтобы как-то обозначить идентичность людей, которые не могли с ней разобраться. В дальнейшем понятие получило более широкое культурное, политические значение. Сейчас оно определяет людей, которые не интегрированы в общество и выбирают свою национальность в зависимости от политической конъюнктуры.

Известный литовский историк Альфредас Бумблаускас рассказывает, что Великое Княжество Литовское когда-то объединило все местные нации, и в этом было его сила."Тутейшеская языковая специфика и специфика самосознания должна стать частью идентичности Литвы", — уверен Бумблаускас.

Белорусский писатель Виктор Мартинович считает, что современное белорусские государство по-прежнему характеризует "тутейшее" отношение к национальному самоопределению. "Мне кажется, что белорусское государство не занимается национальной идентичностью. И мы можем говорить о тутейшестве, как о глобальной идеологии и конструируемой идентичности последних 25 лет. У нас не произошла десоветизация, у нас даже не было того, что было в России — с правдой о Гулаге и репрессиях. Поэтому в случае с Беларусью тутейшесть — это не феномен приграничья, это феномен всей страны", — говорит писатель.

Как отмечает доцент Исторического факультета Вильнюсского Университета Григорий Поташенко, согласно опросам, всего 3-4% населения Литвы считают себя тутейшими и относят к отдельной группе. Историк говорит, что "тутейшесть", по одной из теорий могла быть формой прикрытия и защиты своей идентичности от насаждения другого языка или религии.

Поташенко при этом отмечает важность национальной политики литовского государства в отношении национальных меньшинств. По его словам, на заре литовской независимости, государство выстраивало свои отношения с меньшинствами на основе диалога и уважения к их культурной идентичности. Но примерно с 2001 года Литва стала стремиться к доминированию и даже "гегемонии" одной этнической группы — литовской.

Город Шальчининкай находится рядом с литовско-белорусской границей. Там проживает 31 800 жителей, из них молодежи — 5641, пенсионеров — 6200. Это один из самых "польских" районов Литвы: 80% поляков, 10% — литовцев, 5% — русских, 3% — белорусов.

Однако с социально-экономическими показателями в районе не все благополучно. В начале прошлого года процент безработных тут составлял 10,9% (в среднем по Литве — 7%), за 16 лет с 2001 по 2017 год население района сократилось на 20%, а число самоубийств в 2 раза превышает средний показатель по Литве.

В Шальчининкайском районе поляков большинство. Кто-то называет их "тутейшими", то есть местными. Но от самих шальчининкайских про тутейших не услышишь.

Профессор социологии, директор Института исследований рынка труда Богуслав Гружевский считает, что именно специфика развития Восточной Литвы определила появление этого феномена — тутейшие.

"Первой причиной появления тутейших была политическая, вторая — это экономическое положение. Это люди, которые были привязаны к этой земле. В основном это работники сельского хозяйства, которые не могли так легко покидать эти места. Они оставались, а границы менялись. Часто было неясно, какая сейчас тут страна — то ли Белоруссия, то ли Литва, то ли Польша. И смешные истории приключались: человек уезжал из Литвы, а возвращался в Россию или Польшу. Поэтому, конечно, было проще сказать "тутейший", то есть местный", — пояснил он в интервью литовскому DELFI.

Профессор полагает, что тутейшие — отживающий феномен, так как в наши времена люди отличаются растущим национальным самосознанием. Однако экономически этот регион по-прежнему менее развит из-за привязки в низкопроизводительному сельскому хозяйству, уверен Гружевский. Кроме того, в этом регионе выше неблагоприятные социальные показатели — например, данные об отравлении алкоголем и количестве самоубийств.

"С одной стороны, это, конечно, дифференциация, расслоение населения, которое означает, что некоторые люди нашли себя в рыночных отношениях, у них были свои сбережения или они были активнее в рыночной деятельности на первых порах независимости. И были другие, кто не был настроен на самостоятельные экономические действия. И, переживая эту неспособность соответствовать, эти люди часто искали выход в асоциальном поведении", — говорит Гружевский.

Социолог также отмечает, что этот регион был частично заселен соседями из Беларуси, которые не были в полном смысле тутейшими, эти люди не знали языка и в новых условиях им также было труднее адаптироваться. "И потом такое напряжение проявляется в различных социальных деструкциях", — говорит профессор.

Шальчининкай, Ширвинтай и Тракай находятся в непосредственной близости от Вильнюса, что осложняет понимание реальной ситуации в самих районах: многие их жители работают в Вильнюсе, резюмирует ученый.

"Я тутэйший. Здесь мои жили деды, прадеды, отец", — говорит предприниматель Антон Богдюн. 35 лет он работал в энергонадзоре, а нынче надзирает за овсом. Всех покупателей не запомнишь, но дама из Польши ему запомнилась точно: Антон предложил ей "разэбраться" и получил пощечину.

"По тутейшему разэбраться — это выяснить, уточнить, а если по- польски разэбраться — это раздеться. Я сказал по тутейшему, а она поняла не так меня", — смеется он.

Трудности перевода Антону объяснила бы дочь, филолог. Но она живет в Германии, вместе с мужем. Сам Антон рассказывает про Польшу и тут же называет себя чистокровным поляком. С ним говори хоть о Польше, хоть об "Энергонадзоре", лишь бы не о политике. "В политику я не лезу, это не мое. мое — торговля", — говорит Антон.

Виктор Косовец про политику тоже — ни словом. Это у тутейших общее, ведь родителей и дедов репрессировали почти у каждого. Лиля Швайковска, приехавшая в Литву из Польши, так определяет тутейших: "Это очень простые люди, добродушные люди, работяги. Намного проще здесь работать, чем где-то".

Директор Центра изучения культурных коммуникаций Григорий Поташенко подчеркивает, что слово тутейшие — новое, ему нет и ста лет. Несмотря на некоторый негативный контекст, он считает их отдельным этносом, то есть явлением уникальным: "Это как раз и основа всего, самобытность их. Вопрос в другом: на чем эта самобытность строится: на языке, на идентичности, на местности, на принадлежности какому-то сословия, скажем крестьянскому".

"Существует два пласта восприятия этого слова — это графа в социологической переписи, которая была введена российскими властями в Беларуси в начале прошлого века, — рассказал в интервью DELFI белорусский культуролог и историк искусства Сергей Харевски. — Это было сделано для людей, которые затруднялись с определением своей этнической принадлежностью и не могли себя отнести целиком ни к полякам, ни к русским и не были в состоянии осознать своей белорусскости. В польских переписях 20-30-х годов прошлого века также существовала такая графа, и примечательно, что в те времена в Полесском воеводстве с центром в Пинске 60 000 человек определяли себя как белорусы, около 30 000 — как украинцы, а 600 000 определяли себя как тутейшие".

Как отмечает культуролог, в буквальном переводе с белорусского и польского слово "тутейший" означает — местный, по его словам, самое подходящее существительное — туземец. В дальнейшем понятие получило более широкое культурное, политические значение, определявшее людей, которые не интегрированы в общество и выбирают свою национальность в зависимости от политической конъюнктуры.

"Он с одинаковым успехом может быть и католиком поляком, и русским православным. Но только не будет брать ответственность за свою страну и свой край. Его характеризует приспособленчество и конформизм, именно эти качества сделали понятие тутейшества нарицательным", — отмечает Харевски.

В советское время это понятие не существовало, так "при советской власти всех назвали белорусами". Как отмечает историк, в наше время, если человек затрудняется с самоидентификацией, он по-прежнему сохраняет психологию объекта и не видит себя субъектом гражданского общества, руководствуясь психологией: делайте что хотите, только не тревожьте меня.

"В современной Беларуси это понятие все же стирается, но вместо нормального формирования общества, формируется нация нового типа. Лукашенко при помощи госаппарата и государственных СМИ все-таки слепил нацию, которая является государственно определенной — они уже очень не хотят быть ни поляками, ни русскими (Россия — для них синоним правого и криминального беспредела, а Польша — необузданного капитализма) — но вместе с тем они по-прежнему не берут на себя труд по сохранению этнической культуры и исторической памяти.

Уже давно вам никто не скажет, что я тутейший, но эта психология осталась: придут немцы — хорошо, нет вопросов, придут поляки — оказывается, что все могут говорить и по-польски. И этот крайний конформизм, с другой стороны — инфантилизм, снятие с себя ответственности за свою судьбу и судьбу своих детей, делают большую часть белорусского общества объектом различных политических манипуляций", — считает Харевски.

По мнению Харевски, термин "тутейшие" относится ко всему русско-польскому пограничью, где сосуществует много народов, говоров, этносов. Провести грань между белорусом, поляком, украинцем непросто. Этот феномен касается и белорусско-украинского, и белорусско-литовского пограничья.

"По обе стороны белорусско-литовской границы часть жителей называют себя поляками, но в 80% случаев не владеют польским языком и имеют смутное представление о живой польской культуре, однако при взгляде на современную Беларусь им не хочется признать, что они белорусы. Хотя дома они говорят на белорусском, а молодежь уже правда чаще — на русском, но когда надо произвести впечатление, пытаются "пшекать", что у них уже не очень хорошо получается. Получается такая масса людей, которые имеют свою какую-то семейную культуру и традиции, но все дело в том, что на послезавтра они с легкостью могут стать литовцами — Иванаускасами и Петраускасами. Католики с белым цветом кожи могут с одинаковым успехом записаться и литовцами, и поляками, и русскими", — считает культуролог.

Харевски отмечает, что "все здесь идет в сторону гомогенизации", "Если бы в Беларуси произошел какой-то ренессанс, духовное возрождение, то и она стала бы привлекательной для этих людей, но на сегодня ассоциировать себя с Беларусью немодно. Я преподаю в Литве, общаюсь с молодежью и в последние лет 10 наблюдаю необратимый процесс литуанизации. С другой стороны, и сама литовская молодежь все меньше интересуется фольклором и литовскими традициями, и что их точно не заботит — это проблема этнической идентичности.

И это может стать некоей проблемой, так как от этого состояния — тутейшести, туземности, не застрахован никто, все зависит от конкретной ситуации и конкретных соседей. В Молдове существует та же проблема, люди не могут определиться — румыны они или не румыны. Это не редкость в Восточной Европе, похожие процессы отмечены и на Балканах. Чтобы этническая идентичность стала ценностью, должно пройти много времени", — констатирует Харевски.

Как считает доцент Вильнюсского университета Павел Лавринец, опубликовавший свыше 90 статей, обзоров, рецензий в академической периодике и сборниках научных трудов Беларуси, Латвии, Литвы, Польши, России и других странах, возникновение понятия "тутейшие" в Восточной Литве связано с тем, что здесь очень медленно формировалась национально-этническая идентичность.

"У образованных дворян, шляхты, вопросов не было — они считали себя поляками, хотя их далекими предками были литовцы или восточные славяне. Но себя они считали польской политической нацией. А низшие слои себя, прежде всего, идентифицировали по конфессиональному признаку, и если они были католиками, то руководствовались тогдашним утверждением, что "это вера польская", а если православными, то говорили — "русская наша вера", — отмечает Лавринец.

По его словам, когда исследователи — этнографы, фольклористы — пытались у них выяснить, к кому они себя причисляют, то каждый раз они себя называли — да мы местные, тутейшие. В Литве такой графы в переписях "тутейшие" не было, поэтому, как считает Лавринец, для переписчиков это становилось широким полем для манипуляций — их могли записать к литовцам, белорусам или полякам.

"В истоках же это было литовское население, которое было сильно славянизировано — сначала восточными славянами (потому что культура Древней Руси была выше по цивилизационному уровню), а потом — поляками", — отметил Лавринец.

"С сохранением литовской национальной идентичности не менее важно развитие литовской идентичности государственной. Так чтобы все мы, в независимости от национального происхождения, ощущали себя в этом смысле литовцами. К сожалению, нам тут язык препятствует, — отмечает Лавринец. — Например, в Латвии есть латыши и латвийцы, в Эстонии — эстонцы и эстоноземельцы (жители Эстонии, которые по происхождению могут быть и русскими, и евреями, и карелами). Как вариант, для Литвы это могло бы быть слово "литвин" — старое, хорошее слово, известное с летописей. Мицкевич, Крашевский и Пилсудский называли себя литвинами и они именно это имели в виду, что они поляки по национальности, но себя идентифицировали с территорией Великого княжества Литовского — Вильнюсским краем, Новогрудком, Гродно".