Против России и беженцев: крайне правые выбиваются в лидеры в Эстонии  (5)

Накануне парламентских выборов их рейтинг вырос до 20%, превратив ЭКРЕ во вторую по популярности партию в стране.

В 2008 году Мартин Хельме возглавил Патриотическое национальное движение — то самое, которое за год до того вело борьбу против Бронзового солдата — памятника советскому солдату в центре Таллинна.

Борьба закончилась переносом мемориала из центра города, беспорядками и серьезным кризисом в отношениях с Россией.

Через пять лет после "бронзовой ночи", когда из-за конфликта вокруг памятника в центре Таллинна вспыхнули беспорядки, Хельме вошел в ядро новой консервативной партии ЭКРЕ (Eesti Konservatiivne Rahvaerakond — Эстонская консервативная народная партия) — политической силы, которую местные политики и наблюдатели называют ультраправой и даже опасной. Партию возглавляет отец Мартина Март Хельме, в прошлом — посол Эстонии в Москве.

Четыре года назад на своих первых парламентских выборах партия набрала 8% и получила семь мест в парламенте, но осталась в оппозиции. Сейчас ЭКРЕ в опросах занимает второе-третье место по популярности с рейтингом 18-20% и претензиями на реальную власть.

Про ЭКРЕ в Эстонии говорят все. Одни их поддерживают, другие критикуют за разжигание ненависти и вызывающие акции. Но игнорировать эти акции никто не может — в итоге повестка дня меняется в сторону тех вопросов, тиражирование которых выгодно националистам.

К примеру, в ноябре сторонники партии устроили митинг против Глобального соглашения ООН по миграции, которое они активно осуждали, потому что, по их мнению, иммигрантам не место в Эстонии.

В соседних странах этот документ не вызвал почти никаких эмоций. Но только не в Эстонии.

На митинг активисты принесли виселицу с надписью "для предателей". На виселицу повесили миксер (с намеком на фамилию министра иностранных дел Эстонии Свена Миксера), а рядом поместили портрет президента Эстонии Керсти Кальюлайд с пририсованной бородой и надписями "предатель номер один" и "Аллах акбар". Митинг закончился небольшой потасовкой, о которой местные СМИ вспоминают до сих пор.

По словам политолога Рауля Ребане, из-за роста популярности ЭКРЕ на мартовских выборах центральным вопросом окажется сохранение демократии как таковой.

А по словам лидера Социал-демократической партии Евгения Осиновского, активность и агрессивное поведение сторонников националистов в соцсетях уже всерьез беспокоит оппонентов.

Осиновский опасается, что ситуация вообще может выйти из-под контроля. "Среди их сторонников может найтись один, который решит, что надо реально пойти расправиться с министром иностранных дел или президентом", — говорит Осиновский Русской службе Би-би-си.

Мартин Хельме считает, что Эстония должна быть эстонской, что настоящим эстонцам чужды идеи западного либерализма с их толерантностью и что со всех сторон сексуальной и национальной идентичности эстонцев угрожает радикальная леволиберальная идеология.

"Эстонцы скорее консервативны и националистичны. Я знаю, что это слово имеет грязное значение в Западной Европе. В Эстонии оно имеет позитивное значение", — говорит Мартин Хельме. Мы беседуем в его кабинете в парламенте. За спиной Хельме — карта Эстонии. Он показывает территории на берегу реки Нарва, которые сейчас принадлежат России, а по Тартусскому договору 1920 года входили в состав Эстонии.

"Это наша земля, она оккупирована Россией", — заявляет он.

Зачем Хельме нужны земли, на которых живут русские, он не поясняет. "В Таллинне тоже живут русские. Нам и его отдать?" — говорит он в ответ.

Саму Россию Хельме называет заклятым врагом. "Россия начинала войны против Эстонии много раз за последнюю тысячу лет, глупо было бы думать, что эта угроза прошла", — рассуждает политик.

Для защиты от потенциального агрессора ЭКРЕ предлагает укреплять вооруженные силы и военную инфраструктуру. Миллиард долларов на эти нужды, как следует из программы партии, надо попросить у США.

Попасть в зависимость от США Хельме не боится. Хотя независимость, например, от Евросоюза — одна из программных установок партии. В ЕС он видит, главным образом, идеологическую опасность: "Геи, иммиграция, либеральная догма, которую на нас надавливают. Это напоминает людям СССР, они видят, как похожими способами проходил идеологический инфорсмент (от англ. enforcement — здесь принуждение, давление — прим. ред.)".

Для радикалов вполне естественно искать нелояльных в среде местных русских со статусом неграждан, а также живущих в стране граждан России. Их число в ЭКРЕ оценивают в 100 тысяч человек, реальную цифру назвать сложно.

По официальным данным, около 68% населения Эстонии — эстонцы. Русских — 25%, или 330 тысяч. Почти все остальные жители страны — русскоязычные.

Их лояльность Эстонии — отдельная тема в рассуждениях Хельме и его сторонников. Самые нелояльные, по словам Хельме — неграждане и живущие в стране граждане России. Хельме говорит, что таких в стране 100 тысяч человек. Согласно последней переписи населения (2011 год), граждан России в Эстонии было 89 тысяч.

"Своими" Хельме считает не просто граждан Эстонии, а именно эстонцев. Что такое эстонцы в понимании ЭКРЕ, понять не так уж просто.

"Национальная идентичность — это история, культура, язык, мифы, — рассуждает Хельме. — Если ты думаешь и чувствуешь, понимаешь, что делает тебя эстонцем, то ты — эстонец. Обычно это значит, что хотя бы один из родителей эстонец, и ты прожил тут какое-то время"

Что касается всех остальных национальных меньшинств, то им ЭКРЕ предлагает ассимилироваться: "Мы предпочитаем ассимиляцию. Это значит, что внуки тех, кто сюда переехал, говорят на эстонском языке у себя дома и дают своим детям эстонские имена, понимают, кто были героями Эстонии и мифическими отцами-основателями", — объясняет Хельме.

Перспектива ассимиляции, как и вся риторика ЭКРЕ, у русскоязычных избирателей и политиков вызывает неприязнь.

Три четверти русских, по словам политолога Рауля Ребане, голосуют за Центристскую партию, которая входит в правящую коалицию в стране и руководит Таллинном.

Вадим Белобровцев, вице-мэр Таллинна и член правления Центристской партии, говорит, что русские в Эстонии готовы учить эстонский и интегрироваться. Но не ассимилироваться.

"У людей существует определенное понимание свободы. Ассимиляция — это когда одна сторона не делает ничего: вот правила, и вы под них подстраиваетесь, — рассуждает Белобровцев. — Интеграция — это двусторонний процесс. Не русские приспосабливаются как могут, а эстонцы и русские идут навстречу, все чувствуют себя хорошо".

Помимо граждан России сторонникам ЭКРЕ не нравятся иммигранты и беженцы, хотя ни тех ни других в стране не заметно.

В рамках европейской программы перераспределения беженцев Эстония приняла 206 человек. Программа закончилась в начале 2018 года, около половины беженцев из Эстонии уехали. После этого Эстония пообещала принять еще 80 человек. Это один из самых низких показателей в ЕС.

Судя по риторике лидеров и сторонников партии, массовый поток иммигрантов и беженцев может хлынуть в Эстонию в любой момент. Поэтому даже к небольшому числу уже прибывших Хельме призывает относиться серьезно: "За один год число нигерийцев утроилось, есть люди из Бангладеш. Они для нас чужие, мы видим, к чему это ведет".

Согласно данным последнего Евробарометра, эстонцы далеко не хуже всех в Европе относятся к иммигрантам. Но про сторонников ЭКРЕ такого не скажешь.

Калев Притс — художник, он живет в Йыхви — городе на северо-востоке страны. При населении около 10 тысяч человек порядка двух третей — русские или русскоязычные. Калев Притс — член ЭКРЕ. Но этническую политику партии он не очень поддерживает.

"Я лично из языкового вопроса никогда не делал что-то очень важное. Конечно, для маленького народа язык — очень важный вопрос, — говорит он. — Главное — как человек чувствует, что это его родина… Тем более, что у русского народа 70-80% угро-финской крови, я думаю".

Что его действительно беспокоит, так это приток беженцев и "европейскость": "Нет этой старой доброй Европы. Пока вот тут [в Эстонии] еще есть. А эта массовая иммиграция — это полный анекдот".

Юри — пенсионер из Таллинна, бывший строитель, с которым мы встретились на заседании клуба сторонников ЭКРЕ.

"По-моему, это единственная партия, которая хочет сохранить "эстонскость", — полагает Юри. — Я не против никакого народа, но это вот грубое перемешивание с другими народами — это просто неприемлемо".

Такая непримиримость к неэстонскому делает ЭКРЕ объектом критики даже среди других консервативных эстонцев. Юку-Калле Райд — кандидат в депутаты парламента от Свободной партии, себя он называет националистом.

"Националист я в том смысле, что я за то, чтобы жили эстонская литература и эстонский язык, — говорит политик. — А ЭКРЕ — это ксенофобия. Когда начинают делить людей по языковой, расовой принадлежности и прочей лабуде, то мы закончим в сортире. Поэтому я не люблю ЭКРЕ почти так же сильно, как я не люблю коммунистов".

Даже экономическая составляющая программы ЭКРЕ так или иначе вертится вокруг принципа "Эстония для эстонцев".

Эстония — одна из самых зажиточных стран постсоветского пространства. Но по меркам ЕС, это по-прежнему одно из бедных государств. А находится оно рядом с самыми богатыми скандинавскими странами. Добавьте сюда тот факт, что финский язык очень похож на эстонский, и местным жителям несложно его выучить.

В итоге эмиграция из Эстонии в ту же Финляндию выглядит вполне закономерным явлением. Если в 2000 году в Эстонии проживали 1,4 миллиона человек, то в начале 2019-го — 1,32 миллиона, на 80 000 меньше.

Сокращение населения обусловлено не только трудовой эмиграцией, но и негативным приростом (когда за год в стране умирает больше людей, чем рождается). Однако Хельме видит проблему как раз в эмиграции: "Когда мы присоединялись к ЕС, была мощная промывка мозгов. Мы видели, как около 100 000 эстонцев переехали, из них около 60 000 — в Финляндию. Мы потеряли около 10% населения, почти столько же, сколько мы потеряли во время войны".

Пока эстонцы уезжают на заработки в Финляндию, их места занимают гастарбайтеры из Украины и России. Уровень безработицы в Эстонии в 2018 году составил 5,2%, а средняя зарплата до уплаты налогов — 1292 евро. В такой ситуации ввоз рабочей силы для некоторых отраслей — вполне ожидаемое явление.

"Иммиграция из Украины или России сравнима с тем, что было в 80-е, — рассуждает Хельме. — Около 50 тысяч русскоязычных въехало в Эстонию [в 2018 году] — это огромное демографическое давление".

Откуда Хельме взял цифру 50 тысяч, непонятно. Но по официальным данным, в 2018 году в Эстонию прибыли 13 тысяч человек. В 2017 году въехали 17 616 человек, половина из которых — граждане Эстонии. А вторая половина — граждане России, Украины, Финляндии и Латвии.

"Мы наблюдаем замещение людей, это значит, что страна через некоторое время перестанет быть нашей", — говорит Хельме. И таким образом даже экономическая программа ЭКРЕ оказывается обусловлена отношениями "свой-чужой".

По словам Хельме, в Финляндии эстонцы несчастливы и с удовольствием вернулись бы домой, если бы там выросли зарплаты. По версии ЭКРЕ, оплата труда в Эстонии ниже, чем в Финляндии по вине либеральных политиков и международных корпораций.

Экономическая программа обещает повышение зарплат и пособий, сокращение госаппарата и снижение налогов (в первую очередь акцизов) при увеличении госзаказов на строительство объектов инфраструктуры и вообще усиление степени вмешательства государства в экономику.

В ЭКРЕ говорят, что через два-три года все это окупится. Прожить эти два-три года предлагается в долг. "Гении придумали кредиты", — рассказывает Хельме.

При этом Эстония уже сейчас получает финансирование из еврофондов, но в благополучие Евросоюза даже в среднесрочной перспективе Хельме не верит.

Бывший министр финансов и один из лидеров либеральной Партии реформ Юрген Лиги говорит, что не представляет, как вообще можно формировать коалицию с авторами такой экономической программы.

Но как бороться с популизмом конкурентов, которых поддерживает каждый пятый избиратель, либеральные политики Эстонии не знают.

Активность ЭКРЕ в соцсетях, расслоение общества, бедность регионов на контрасте с богатой столицей, страх миграции и историческая травма от СССР, общие европейские тенденции популярности радикализма и тоска по сильной руке — все эти факторы эксперты считают причиной того, что к концу прошлого года ЭКРЕ вышла на второе-третье место по популярности среди избирателей.

Мартин Хельме говорит, что дело не в радикализме — у националистов просто есть "хребет". "Мы отказываемся играть по правилам, которые нам навязывает политически корректная мафия, — говорит лидер ЭКРЕ. — У нас есть хребет. Почти ни у кого больше нет. И они (конкуренты) это знают. Когда они остаются одни в темной комнате, они это знают".

Непримиримость к позициям других партий приводит к тому, что сейчас ни одна крупная партия с ЭКРЕ сотрудничать не хочет и создавать правительственную коалицию не собирается.

Однако, по словам аналитика Урмаса Яаганта, игнорировать ЭКРЕ вечно нельзя — это то же самое, что игнорировать 20% электората. "Я думаю, их в какой-то момент придется взять в правительство, — считает Яагант. — Этот момент еще не наступил, но, может, [наступит] после следующих выборов. Если их позиции сохранятся".