День был не самым удачным для прогулок по лесу. Сильный юго–западный ветер дул с такой силой, что норовил вырвать с корнем деревья. По крайней мере, одно рухнуло в самом центре города прямо на легковой автомобиль. Да и на реку было страшно смотреть: ветер словно хотел повернуть ее вспять. Качавшиеся на волнах лебеди с моста казались хрупкими бумажными корабликами. Но мы спешили в Силенскую волость, где в 70–80–х годах березовый сок заготавливали сотнями тонн.
Было это так. Леспромхоз спускал сверху план, и каждое хозяйство в определенный период сдавало на консервный завод столько–то тонн сока. Это обеспечивало бесперебойную работу предприятия. Лесничий, который руководил этим процессом в Силенской волости, давно умер. Но Юрис Матуль (в те времена 30–летний парень, его подчиненный) прекрасно все помнил и пообещал нам об этом рассказать. Мы дожидались Юриса у здания волости. Матуль запаздывал: буквально полчаса назад он вернулся из Краславы, куда ездил вместе со своим начальником Алдонисом Утинансом, руководителем 13–го участка южнолатгальского лесного хозяйства, и сейчас дома обедал. Наконец–то трафарированная машина предприятия Latvijas valsts meњi появилась на горизонте. Розовощекий, пышущий здоровьем Юрис и его молодой начальник повезли нас в лес.
Здесь было еще холоднее. Под шумящими на ветру елями лежал снег. Болотная вода хлюпала под ногами. Но кое–где мы заметили зеленые листики лесной земляники. "Скоро и подснежники пойдут", — подумалось мне. "Апрель нынче какой–то странный, — сетовал Юрис. — Ведь раньше мы сок в марте начинали собирать, как только все оттаивало. А в этом году даже сейчас такой холод, что сокодвижение в березах останавливается". "А оно уже началось?" — полюбопытствовали мы. "Давно, но идет с перерывами". Пройдясь по лесу, мы не заметили, чтобы кто–то добывал сок. По правилам, в Латвии это можно делать только на определенных условиях. Во–первых, на каждую просверленную дырку нужно вначале получить разрешение и уплатить 1 лат. Во–вторых, лесничий разрешит брать сок только у той березы, которая не позже чем через 5 лет будет спилена. В–третьих, если все это не учитывать, можно схлопотать штраф до 250 латов. Ну а в–четвертых, народ нынче разучился пить березовый сок, налегая больше на лимонады и прочую синтетическую дрянь. С ней хлопот меньше. Юрис вспоминал те времена, когда прямо посреди леса стояла 900–литровая "квасная" бочка и со всех окрестных берез в нее сливали добытый сок. Иногда по лесу ходили даже молоковозы! Когда сокодвижение было очень активным (в теплую погоду), за день с одного дерева можно было собрать 2 ведра. К половине деревьев привязывали специальные полиэтиленовые пакеты. Бывало, что внезапно ударяли заморозки, и сок в пакетах превращался в глыбу льда. Тогда пакет выбрасывали вместе с его содержимым.
Дырки в березах сверлили бензопилой со специальной насадкой. А когда сбор сока заканчивался, отверстие затыкали березовым шпунтом, загоняя его в дерево молотком. Но даже эти меры не ликвидировали всех последствий человеческого вмешательства. "Это очень вредно для берез, — вступил в разговор Алдонис, — поэтому за всю жизнь дерева сок можно брать только 1 раз".
"А что такого ценного в березовом соке?" — спросили мы наших лесовиков. "Да что там может быть ценного? — с деревенской простотой ответил Юрис. — Водичка подслащенная. А если береза не на высоком месте растет, то даже этой сладости в соке не будет. На консервном заводе в него хотя бы лимонную кислоту и сахар добавляли. А так… Вот моя соседка когда–то сок собирала в деревянную бочку. У нее такая в погребе стояла — литров на 150. А сверху на этот сок насыпала овес. Он прорастал густой шапкой и придавал соку особый кисловатый вкус. Вот это был напиток! Он хранился аж до Лиго и так освежал! Правда, мутнел немного. Но ничего лучше во время сенокоса я не пил. Сам–то я просто в бутыль сок набирал. Он тоже немного мутнел и подкисал, хотя хранился хорошо и не портился". "Вы скучаете по березовому соку?" "Да, очень скучаю, — ответил Юрис. — Хотя не пойму, почему сейчас его не собираю…"
Возвращаясь в теплой машине в Даугавпилс, я внимательно изучала этикетку на бутылке с ягодным лимонадом. Помимо всяких там красителей и ароматизаторов, насчитала несколько консервантов типа Е. "Что за дрянь мы пьем? — огорчилась я. — А вот березовый сок без всяких Е не портится (если, конечно, принять на веру слова бывалого лесничего) — ну прямо святая вода какая–то!" И твердо решила в следующий раз купить в дорогу бутылку березового сока. "Вы случайно не производите березовый сок?" — полюбопытствовала я у сотрудника даугавпилсской фирмы MAMAS–D Александра Леоновича. "Не–а, мы пиво и лимонады производим! — засмеялся Леонович. — А вы для своих читателей лучше песню спойте… эту… как ее там: "И Ро–о–одина ще–е–едро пои–и–ила меня бере–е–езовым со–о–ко–ом, бере–е–зо–о–овым со–о–ко–ом", — вдруг затянул развеселившийся спец по лимонадам и пиву.