Политический Олимп Латвии до сих пор формируют люди с советским сознанием и методами. Чтобы снести закостенелую конструкцию и дать шанс переменам нужен местный Трамп — он должен появиться уже на ближайших выборах, тем более, что популизм стал нормой. Не факт, что жить станет лучше, но интереснее — наверняка. Так оценивает ситуацию в Латвии социоантрополог и автор плана развития "Латвия-2030" Роберт Килис.
Очевидно, что политико-экономическая ситуация в Латвии уже не топчется взад-вперед, а ощутимо пробуксовывает, как кэролловском Зазеркалье, где надо бежать со всех ног, чтобы только оставаться на месте, а чтобы куда-то попасть, надо бежать как минимум вдвое быстрее.
Латвийские политики давно уж не делают решительных движений в определенном направлении, да и само направление они определить не в силах, а потому вся их деятельность сводится к переливанию из пустого в порожнее, затыканию дыр и организации межнациональной бури в стакане, который уже почти пуст. При этом рулевые страны практически не меняются. Если и появляются лица помоложе да посветлее, то они либо быстро отторгаются, как чужеродные элементы, либо мимикрируют под "своих" и всасываются в общее бессмысленное движение.
Между тем северная "балтийская сестра" Латвии Эстонии с аналогичного старта в 90-х ушла в заметный отрыв: там и политика попрозрачнее, и демография уверенно обгоняет ноль, и экономика демонстрирует чудеса логики, и реформы запускаются (вплоть до кошмар-кошмарного для Латвии пилотного разрешения на русское преподавание в гимназиях и оплачиваемого отпуска для изучения госязыка, а также общественного телевидения на русском языке).
В чем причины латвийского регресса, в какой момент и что было сделано не так? На эту тему портал Delfi попросил порассуждать одного и самых ярких и отвергнутых реформаторов, социоантрополога Роберта Килиса.
В 90-х к власти пришли 'хомо советикус' — они и рулят до сих пор
— В какой момент в Латвии все пошло не так?
— Я сам немало думал на эту тему и понял, что тут многое связано с поколенческими вещами. Уже на старте независимости, скорей всего по воле случая, в Латвии к власти пришли те, кому было хорошо за 40. В то время как в Эстонии — 30-летние. И это два принципиально разных поколения. Рассказывали, что 32-летнего эстонского премьера Марта Лаара даже не пускали на какие-то мероприятия в Великобритании, потому что охранники у входа не верили, что он премьер-министр. Он был очень неоднозначной персоной, но при этом смелым и успешным реформатором, который сразу заложил основу для будущего экономического рывка Эстонии.
— В то же время в Латвии…
— …у руля встали люди за 40. Они хоть и выступали за пробуждение и независимость Латвии, нехорошими словами вспоминали советское время, но сами были его полновесным продуктом, такими "хомо советикус" до мозга костей — они в той системе выросли, окончили школу, вуз, прошли распределитель должностей, сделали первые шаги по советской карьерной лестнице и родили детей… И до сих пор эти закаленные советской системой люди руководят парадом.
Для них Запад, конечно, не враг, но в какой-то мере не свой — он органически отторгается. Они туда стремились, но они не чувствуют себя равноправными партнерами. И поскольку наша система идет не через революцию, а через эволюцию, то все, кто позже приходил в нашу систему руководства, пусть даже с другими взглядами и образованием, чтобы выжить в этой среде, должны были идти на компромиссы со старой гвардией.
В итоге люди, которые, скажем, критиковали нынешнюю систему образования должны были кооперироваться в одних проектах с теми, против методов которых они выступали. Например, экс-министр образования Байба Ривжа руководит проектом, в котором много людей, учившихся на Западе. А хочешь заработать — подстраивайся. Я наглядно вижу, как меняются люди, которые с горящими глазами возвращаются на родину из других стран — Германии, Франции, Великобритании, США — и хотят внедрить в Латвии все самое прогрессивное и лучшее. Постепенно их взгляды тухнут, а компромисс следует за компромиссом.
— Одну из первых скрипок в нашей старой гвардии играет яркий представитель своего поколения — Айвар Лемберг. Сегодня и президент Вейонис — из его партии, и премьер Кучинскис, и министр финансов Рейзниеце Озола…
— Нельзя не признать, что Лемберг — выдающийся представитель того самого поколения. Его интеллект впечатляет — будучи в политике, я имел с ним не одну беседу. Также нельзя не отметить, что даже молодая и не обделенная интеллектом Дана Рейзниеце-Озола всегда проявляла лояльность Лембергу. Увы, ему удалось кооптировать молодую и умную женщину в систему, которая принимает довольно трагические решения.
Для наглядности, как все это происходит, я бы провел аналогию с русской эстрадой. Там и по сей день песни поют те, кто был актуален в 70—80-х во главе с Пугачевой. Сегодня на российских экранах мы видим все тот же "Голубой огонек". И даже если старая гвардия назначает себе молодых протеже, то делает она это на свой довольно старомодный вкус. Конечно, есть какие-то альтернативные каналы и интернет, где может появиться нечто из другой "оперы", но пока они не могут перебить тех, из "Огонька".
Вот также и в нашей политике: на ключевых позициях и в организации системы до сих пор распоряжаются люди, которые достались нам в наследство от СССР, только перекрасились. В то же время в Эстонии какая-нибудь Анне Вески от политики не "поет" повестку дня. Я бы не сказал, что эстонцы — такие уж революционеры, но они хотя бы мыслят в этом направлении.
— То есть мы — заложники сделок с динозаврами?
— Я бы их так не назвал. Динозавр — это, к примеру, академик Янис Страдиньш. К нему вообще не может быть никаких претензий — он своих убеждений никогда не менял. Да и к старой гвардии претензий быть не может — она такая до мозга костей, других методов просто не знает. Претензии — к тем молодым, которые знают, что можно по-другому, но склоняют голову, складывают ручки и идут на компромисс во имя более устроенной жизни, говоря себе: надо же мне как-то жить?! Но жить-то можно по-разному.
Не хочу хвастаться, но я не шел ни на какие компромиссы и "совместные проекты" со старой гвардией. При том что моя работа в Стокгольмской школе экономики не давала мне большие деньги и материальную подушку безопасности, я просто не мог действовать по-другому. Для меня это было бы равносильно тому, как перестать быть собой. Уверен, что если бы набралась критическая масса молодых и несогласных, которые готовы были бы биться лбом в стену, желая что-то поменять, то они бы пробили дырку, куда бы хлынул свежий воздух. Но пока мы заложники того, что страной руководят люди, которые кричали "Слава КПСС!", думая по-другому. Они и сейчас говорят одно, а в голове — другое. Так уж устроены.
Определимся: мы северная страна или прибалтийская республика, с ассоциацией с Россией?
— Латвия должна идти на серьезное переосмысление своего места в мире. Нужен очень открытый и незашоренный диалог, чтобы понять, чего мы хотим: какое мы общество, как хотим жить через 5-10 лет, как будем строить внутренние отношения между профессиональными и социальными группами, как относиться к соседям, как будем включаться в международные потоки — денежные, людские, материальные, идейные…
Например, новая президент Эстонии заявила, что ее миссия — постараться убедить балтийские страны, чтобы они вместе со скандинавскими странами и странами Северной Европы создали региональный блок. Это серьезный вопрос смены идентичности. Он связан с ощущением, что сегодня Европа — уже не тот остров спокойствия, какой мы видели в ней, вступая в ЕС. Надо обсуждать: северная ли мы страна, как Исландия, или нет? Или мы прибалтийская страна со всеми ассоциациями с Российской империей?
Второй важный вопрос — демографический. Сегодня, когда при составлении бюджета борются за деньги для отдельных школ, нет никакого видения, как будет развиваться региональная Латвия в условиях, когда население уменьшается и стареет.
Третий вопрос — миграция рабочей силы. Наши люди уже вычислили, что пособие лучше получать в Великобритании, а зубы лечить — в Латвии. Как нам с этим быть?
Четвертый вопрос — наше высшее образование, которое до сих пор не может сориентироваться, сделав акценты на определенные востребованные отрасли. Пока оно только тянется за евроденьгами, которые будут еще года четыре, а что мы сами?
Пятое — пенсионная система. Вот-вот наступит переломный пункт, когда людей старше 65 — станет больше, чем тех, кому до 18. Что будем делать?
Все это надо решать, осмыслив в комплексе. Но нами руководит поколение, которое не привыкло к открытому диалогу и выслушиванию разных, даже противоположных, точек зрения. Хорошо рассуждать о сближении со Скандинавией, но при этом нам никуда не деться от вопроса, а что делать с Россией, которая тут, рядом? А что думают на сей счет те, чей родной язык был и будет русским? А их — сотни тысяч. Большинство — лояльные жители Латвии. Что с ними?
Поколение 80-х все это не решало и не решает, что может стать довольно серьезной угрозой развития и безопасности Латвии. Даже если они будут что-то говорить на эти темы — их никто уже не будет слушать, им не верят.
Людям надоело 'подождать' или решать проблемы, которые к ним не относятся
— Не только в Латвии истеблишмент не догоняет ситуацию. Выборы в США и брекзит в Великобритании тоже показали, что по-старому не будет…
— Да, это тенденция всего мира: один за другим гаснут факелы самодовольства истеблишмента, который привык, чтобы к его мнению прислушивались, и он влиял на умы людей. Трамп и брекзит показали, что люди ведут себя совсем не так, как этот истеблишмент рассчитывал. И очень скоро эта тенденция придет к нам.
— Когда?
— Думаю, уже на следующих выборах мы увидим, что народное волеизъявление может свершиться вопреки тому, как мы, читатели интеллигентных сайтов и зрители прогрессивных телеканалов, его себе представляли. Так что наше постсоветское поколение у власти, у которого атрофировалось желание что-то менять и делать, может сильно удивиться.
Уже в прошлый Сейм Артусс Кайминьш привлек новое поколение голосующих — эта тенденция будет продолжаться. Обычно на выборы у нас ходят 60-65% граждан. Среди остальных, у части была уважительная причина не голосовать — они уехали в другие страны и живут иными реалиями, но есть довольно значительная часть просто пассивных людей. Сейчас появились причины, которые могут привести таких людей к урнам. Их выбор может сильно отличаться от того, каким его предвидит истеблишмент.
— Что это за публика?
— Для меня, как для социоантрополога, этот электорат невероятно интересен! Таким людям можно говорить то, что нам кажется нелогичным, неприличным, невозможным и даже ужасным, а они это принимают. Тот же Трамп наобещал много чего взаимоисключающего, зачастую противореча самому себе, но люди его слушали. Можно лгать, как в случае брекзита, что деньги, которые шли на Европу, будут перенаправлены на здравоохранение… И люди поверят.
— То есть настала пора заниматься откровенным голым популизмом?
— Я был бы осторожен со словом "популизм". Сегодня это не нечто, из ряда вон, такое непристойное и некрасивое, что фу — это новая норма. Нам казалось, что есть некие популисты-радикалы по сторонам, а между ними — серьезные тяжеловесы. Такого давно нет. Популизм — это новая форма общения в политическом плане, которая будет трендом последующие лет пять, как минимум.
В этом смысле Россия странным образом задает тон тому, что происходит в других странах, которые мы привыкли считать демократичными — Великобритания, США. Думаю, очень скоро мы увидим подобное в Германии и Франции. Не забудьте об успехе Пиратской партии в Исландии, а ведь эта сила не представляет никакую определенную социоэкономическую группу
Для Латвии, с ее ситуацией у власти, о которой мы говорили, такой тренд может стать в некотором роде спасительным. Похоже, что стандартным образом поколение, которое пришло в начале 90-х — не убрать. А само оно не уйдет — будет всеми способами держаться. Их сметут те избиратели и политики, которых мы сейчас небрежно называем популистами. Им плевать на вашу ученую степень или занимаемую должность. Им надоели эксперты, которые все время ошибаются или предвещают конец света, манипулируя сложными терминами, намекая на то, что без них не разобраться. Им не нравится слово "подождать". Им не нравится, когда политики решают проблемы, напрямую не связанные с их жизнью.
Эта волна трудно прогнозируемого электората поднимется и изменит лицо нашей политики. Неизвестно, в какую сторону, но она дает шанс тем, кто еще не скомпрометировал себя разного рода компромиссами. Наша геронтократия уже умерла в политическом плане, и скоро она убедится в этом.
— То есть придут "чистильщики леса" — разломать все, что прогнило. Ведь не факт, что они поднимут экономику, сплотят общество и выполнят все свои обещания.
— А народ уже привык, что политики не делают обещанного. Ведь те, кто были перед этим, особо не отчитывались о сделанном. Это стало нормой. Можно наобещать что угодно вроде стены с Мексикой, люди поверят. Не потому, что они глупые, а потому что они понимают, что нет разницы между тем, кто обещает и не доводит, и тем, кто сразу обещает невероятные чудеса и прекрасные дворцы. А старое поколение не сделало ничего, чтобы развивать и учить своего избирателя, чтобы он разбирался в налогах, экономике. Теперь оно будет пожинать плоды своего бездействия.
— Думаете от наших политиков новой волны вроде Кайминьша можно ждать серьезных реформ?
— Серьезных — не знаю. Но они будут впечатляющими: ликвидация учреждений, объединений, полетят пух и перья… В общем, это будет очень интересно.