Откуда берется и на чем строится популизм? Какие тренды недовольства выстрелят в ближайшее время? Когда люди ценят "горькую правду"? О чем сигналит успех Росликова и Шлесерса? Как меняются драконы у власти? Скоро ль грянет буря? Автор подкаста "Стакан наполовину" Данута Дембовская пригласила на разговор о популизме экс-депутата Юрия Соколовского и зама главного редактора журнала "Открытый город" Владимира Вигмана.
Политика меняет жизнь каждого из нас, но можем ли мы изменить политику? В подкасте Дануты Дембовской "Стакан наполовину" речь пойдет о пессимистических или оптимистических сценариях для страны, механизмах и закулисных секретах политики в Латвии.
Послушать первый эпизод подкаста "Стакан наполовину" можно здесь.
А также — на Spotify, Apple Podcasts и YouTube.
Как можно не обещать?! — сказал когда-то экс-премьер Эйнарс Репше. Эта фраза стала символом популизма в Латвии. В лихие 90-е политик Иоахим Зигерист раздавал избирателям бананы. Эйнарс Репше ходил по квартирам и призывал граждан скинуться ему на гонорар, если он осчастливит собой политику. На простом и невыполнимом тезисе "всем по 500" (минимумы зарплаты, пенсии и материнских пособий) выехали "Консервативные". За счет социальных платформ и способности пролезать всюду с видеокамерой ворвался в Сейм Кайминьш. На антиваксерских настроениях кампанию сделали Шлесерс, Гобземс и Росликов…
Популизм бессмертен — меняются лишь технологии и тренды, уверены оба эксперта.
Как рождается популизм?
Популисты быстро достигают пика и, зачастую, также стремительно падают. Их самое большое достижение — сохраниться в обойме. В идеале войти в коалицию и переизбраться.
"На самом деле, в каждой партии есть элемент популизма и традиционные составные части, — говорит Вигман. — В предвыборную кампанию режим популизма включают практически все. А после — расходятся по своим углам… Вошла политическая сила в правительство — правильная партия. Не вошла — оппозиция, которая обречена на популизм, потому что не в состоянии выполнить ни одного обещания. Популизм строится на теме протеста. Он не ЗА что мы, а ПРОТИВ чего".
Проблемы, по мнению Соколовского, начинаются тогда, когда за пределы рамки вываливаются не 10-15%, а до 50% населения, для которых нет социальных лифтов, возможности себя реализовать, чьи ценностные и идеологические установки не совпадают с властными. Тут и появляется хорошая почва для тех, кто обещает разрушить систему. Причем, как правило, обещают невыполнимое. "Казалось бы, люди, что же вы не видите: вам вешают лапшу на уши?! А люди отвечают: мы видим, что он балабол, но мы хотим поддержать всех, кто против ненавистной системы, кто расшатывает ее и высмеивает. И эти протестные группы могут быть очень разношерстные", — рассуждает экс-депутат.
Может ли популизм быть полезным?
Соколовский предлагает не относиться к популистам с изначальным пренебрежением и осуждением. Мол, злодей — обманул людей. По сути, популисты — это сенсоры определенных групп. Они предлагают то, что эти группы населения хотят видеть и слышать. Удовлетворяют создавшийся спрос. У популистов есть как вредные, так и полезные функции.
Неполезный популизм. Всегда есть вилка между тем, что происходит на самом деле и что определенные группы хотели бы видеть. "Например, у нас есть миллион евро, а мы хотим — на десять миллионов. И чем больше дыра, тем больше шансов на болезненное разочарование. Почему был популярен Валдис Домбровскис? Потому что предыдущий отрыв от земли был так велик, а падение — так болезненно, что возник спрос на реалистов, "горькую правду".
Полезный популизм. Если большие группы начинают заказывать "клоунов" и разрушителей — это как сигнал, что-то идет не так. Большое число людей выпадает из рамок, а чем меньше их внутри, тем менее стабильна политическая система. Если сработала такая сигнализация, то надо обратить внимание на выпавшие группы и попытаться их выслушать, включить в систему принятия решений и дать ресурсы. Если это не делать, то машина популизма наберет силу — система в опасности.
Как власть превратилась в новую олигархию?
Сегодня политическая система, похоже, оказалась ситуации опасности, но сама этого не замечает. Серьезные ошибки в экономике пока заливаются деньгами из еврофондов и займов. Именно этими ошибками Вигман объясняет избрание и рост популярности Шлесерса.
"Сегодня большие деньги проходят через политику — крупные госзаказы, европейские гранты, муниципальные закупки и тому подобное, развивает мысль Соколовский. — Эти потоки проходят мимо большей части малого и среднего бизнеса. При нормальной работе экономики должно хватать и этим группам, но сегодня до них денежный поток не дотекает. Недовольство растет".
Политики, которые распределяют большие не свои деньги, превращаются в новых олигархов, с которыми еще недавно сами так активно боролись, делают вывод эксперты. Получается сращивание политики и определенного допущенного круга бизнесменов. Обделенная политиками часть бизнеса — за бортом.
Как выглядит протестный электорат?
Вместе с недовольными бизнесменами средней и малой руки, за "рамкой" оказалась обездоленная часть населения, сильно пострадавшая на фоне пандемии и войны, и нацменьшинства, тоже сегодня испытывающие повышенное давление. Вопрос в том, как их привлечь к голосованию. Значительная часть так разочарована, что не идет голосовать — не чувствует сил повлиять на ситуацию.
Низкая явка всегда на руку правящим политикам, за которых дисциплинировано голосуют чиновники, сотрудники государственных и муниципальных предприятий и компании с доступом к крупным госзаказам, а также их родственники и друзья. Они понимают, за что голосуют — чтобы благоприятная для них ситуация не менялась.
Если недовольных много и найдется политическая сила, которая поднимет протестную волну, особенно на фоне кризиса — возможны сюрпризы.
Стать драконом, чтобы убить дракона?
Один из популярных нарративов протестных партий — борьба с коррупцией. Мол, мы наведем порядок! На этом в разные годы собирали голоса "Новое время" Репше, "Консервативные" и даже первый приход Шлесерса случился на обещании бороться с олигархами Шкеле и Лембергом, хотя впоследствии все трое стали олицетворением олигархии.
"Приходит кто-то и наводит порядок. "Железной рукой" сажает коррупционеров и олигархов, борется с продажным чиновничеством, выпрямляет кривду, — рассуждает Соколовский. — Эйнарс Репше привел "Новое время" с намерением побороть Народную партию Шкеле, а тот в ответ стал вешать на Репше ярлык психически неуравновешенного. Но последнему такая кампания даже помогла — в глазах людей, которые хотят разрушения системы, именно некая безуминка дает плюс борцу. В итоге Народная партия изменила тактику и стала уличать самого Репше в том, что он нечист на руку".
"Как ни парадоксально, драконы должны менять друг друга у власти с достаточной периодичностью, — согласен Соколовский. — Иначе — застой. У оппозиции только один шанс: сломать систему и самим стать драконом. А если они встраиваются в систему и становятся на службу старого дракона, то тут же теряют избирателя".
Итак, дракона "Латвийский путь" сожрал дракон Народной партии, а ту, в свою очередь, свергло "Новое время" Репше, чье наследие в лице "Нового Единства" — до сих пор у руля. Так что мы живем в эпоху третьего дракона. Он в кризисе, но среда пока ему благоприятствует. И Путин сработал на пользу этого дракона, считают эксперты. Если бы не опасность с восточного фланга, претензий к "Новому Единству" было бы куда больше.
Какие протестные идеи сегодня в тренде?
Соколовский выделяет три направления, вокруг которых, по его мнению, пойдут все бои в ближайшее время.
1. Либералы — консерваторы
Это традиционное противостояние зачастую сужают до сиюминутных вопросов, вроде однополых союзов или использования "не своих" раздевалок трансгендерами.
"В обществе не может быть 100% либералов или 100% консерваторов — есть всегда определенная пропорция. Так работает эволюция, чтобы в итоге кто-то выжил. Скажем, растут ягоды. Мимо идут голодные — один любопытный и один консервативный, — приводит пример Соколовский. — Первый попробовал и спасся от голода — выжил и передал гены дальше, а недоверчивый консерватор — помер. Но если ягоды отравлены — любопытный умер, а консерватор, может, дошел до знакомых ягод, поел, выжил и передал гены. Но в любом варианте дети этих людей будут иметь тот же спектр — от либерального до консервативного. Это надо для подстройки под изменяющуюся среду — иначе исчезнем".
2. Социальное разделение.
Отдельные группы населения чувствуют себя сегодня слишком хорошо. Например, вовлеченные в работы с искусственным интеллектом. Другие профессии и группы все сильнее отстают по доходам. Они сравнивают себя с теми, кто на коне — сравнение неприятно.
3. Межнациональные отношения.
Лингвистические, национальные и исторические вопросы, на которых 30 лет едет латвийская политика, с войной обретают новую силу.
Многие сегодняшние яблоки раздора латвийской политики хорошо раскладываются по этим трем главным протестным трендам. В качестве примера Вигман приводит высказывание министра финансов Арвилса Ашераденса про необходимость миграции. "Ашераденс заявил, что Латвии придется или ввозить рабочую силу, или увеличивать пенсионный возраст. При этом в правительство входит Нацобъединение, которое категорически против иммиграции. Предлагаю популистам сильный лозунг: "Хочешь повышения пенсионного возраста — голосуй за Нацобъединение!"
Миграционная политика тоже укладывается в три протестных направления. Либералы — за открытие рынков труда, консерваторы — против нарушения устоев. Местные представители профессий, на которые претендуют гастарбайтеры — против конкуренции, благополучный бизнес — за. Понятно, что и стражи укрепления национальной идентичности — тоже против миграции.