В Латвии — пруд, стоячая вода. В Москве — бушующее море. Это относится и к театру, и к жизни в целом. В интервью порталу DELFI режиссер рассказал о том, почему так по-разному поставил один и тот же сюжет из собственной жизни в Новом рижском театре и в Московском Гоголь-центре. И признался, что в "такой стремной" России находит "совершенно невозможную даже для Латвии свободу и человеческое приятие всего".
В московском Гоголь-центре Наставшев поставил уже пять спектаклей. В том числе две его нашумевших рижских постановки "Озеро надежды" и "Озеро надежды замерзло", которыми режиссер привлек внимание латышской публики к жизни и противоречивым чувствам русскоязычного мира, слились в Москве в одну — "Спасти орхидею". В прошлом году ее номинировали на главную национальную театральную премию России "Золотая маска".
"Это была идея Кирилла (Серебренникова), — рассказывает в интервью Наставшев. — Он сказал: "У тебя есть два спектакля: один — про твою маму, второй — про бабушку, объедини их в один!" Я эту мысль раскрутил — родился спектакль". Если в латвийской версии маму играла актриса НРТ Гуна Зариня, то в российском варианте — приглашенная Елена Коренева.
На вопрос, пришлось ли в московской редакции жертвовать какими-то вещами, режиссер ответил: "Ощущение такое, что в Москве надо не провоцировать народ, а наоборот, успокаивать, напоминать, что все мы люди, призывать вспомнить о понятиях человечность и сострадание… Какие-то вещи я уже решил для себя первыми двумя рижскими спектаклями, проработал, отпустил и простил. Острота ушла, на первый план вышел лиризм. Получился такой взгляд на ситуацию сверху".
Почему жителей Латвии надо возбуждать, а России — успокаивать? "Потому что у нас тут пруд, стоячая вода, ситуация не сдвигается с мертвой точки, важные вопросы не решаются и подменяются конъюктурными, — считает Наставшев. — А у них (в Москве) — бушующее море, если его волновать еще больше, то утонуть можно". По мнению Наставшева, лиричный вариант его биографии на московскую публику влияет очень благотворно: все плачут и сострадают.
Режиссер сравнил работу в Риге и Москве. По его мнению, там другая среда и другой зритель — тоньше. Реакция латвийских зрителей зачастую приводит режиссера в недоумение. Например, когда в зрительных рядах начинаются откровенные стычки, а под рецензией на спектакль "Пять песен по памяти" в Рижском русском театре пишут "Оставьте нашу историю в покое!". Наставшев видит истоки такой реакции в большой исторической травме, с которой латвийцы никак не могут справиться.
В этом году карьера Наставшева сильно выплеснулась уже за пределы Гоголь-центра. В постановки в Театре на Малой Бронной ("Темные аллеи") и в Большом театре, где ему предложили ставить оперу Бизе "Искатели жемчуга". "Нельзя отрицать, что Москва меня любит и жалует, — говорит режиссер. — Я бы даже честно сказал, что она меня спасает от простоя и застоя… Ты вроде приезжаешь в "такую стремную" Россию, а попадаешь в совершенно невозможную даже для Латвии свободу и человеческое приятие всего". В первую очередь за это он благодарен Кириллу Серебренникову и Гоголь-центру. "Если бы не Москва, я сгнил бы здесь в нищете и забвении, и меня бы в канаве потом обнаружили", — считает Наставшев.
Полная версия интервью Владислава Наставшева порталу DELFI — ЗДЕСЬ.
Seko "Delfi" arī Instagram vai YouTube profilā – pievienojies, lai uzzinātu svarīgāko un interesantāko pirmais!
