"У России есть основания быть обиженной". Взгляд британских профессоров на столетний урок русской истории  (6)

Я не очень удивлен своего рода конфузу в России по поводу празднования годовщины революции. Причины этого довольно сложные. Они связаны и с текущей политической обстановкой в России, и с тем, что власти трудно найти подходящий нарратив. Наследие 1917 года имеет смешанные результаты.

Российская ситуация напоминает мне Францию 1889 года, когда там праздновалась годовщина взятия Бастилии. Франция тогда была разделена. Часть страны и большинство ее политического истеблишмента полагали, что нужно чествовать республиканские ценности. В то же время меньшая, но довольно влиятельная часть общества полагала, что 1889 год должен стать моментом рефлексии того, что Франция потеряла из-за революции.

Я также полагаю, что российское общество ожидает каких-то оценок от Кремля. Такое ожидание сигнала от Кремля — часть культуры России. Люди считают, что Кремль должен задавать тон, но он мало что говорит. Народ сбит с толку и не хочет устраивать что-то по личной инициативе.

— Можно ли считать, что Россия на протяжении этого столетия остается все той же страной?

Территориально и политически Российская империя, советское государство и современная Россия — это три разных режима. Но страна — более абстрактное понятие. Я вижу преемственность в некоторых областях. Например, в разнообразии народов России, ее огромной территории и так далее.

Конечно, Россия в 1917 году потеряла многое — и прежде всего шанс на мирную эволюцию общества и церкви. В Западной Европе в течение ХХ века церкви прошли мирную эволюцию и стали более либеральными. РПЦ же находится только в начале процесса, и непонятно, пойдет ли она по либеральному пути в будущем или нет.

— Как она изменилась за эти сто лет?

Если предельно кратко оценить изменения, произошедшие с российским обществом за последние 100 лет, то оно стало урбанизированным, образованным и индустриальным. Это общество, в котором люди чувствуют свободу и имеют шанс на самореализацию, которую им дает городская жизнь. Таких возможностей у людей не было в дореволюционной России.

Политическая система России изменилась. Самодержавие было специфической системой, связанной с полурелигиозными идеями власти и многовековой практикой династической преемственности. Автократ мог и делал почти все, что хотел, хотя границы этой вседозволенности постепенно и сужались. Николай II проверил на себе, каковы были эти пределы.

Современная Россия обладает авторитарной системой, которая очень персонализирована, но она не зависит от религиозной или династической мистики для обладания легитимности. Я думаю, что власть Путина имеет свои пределы, и он не может издавать какие угодно указы. Он должен действовать в рамках установленного набора консультативных традиций: Федерального собрания, местных органов власти и парламентов, государственных совещательных органов, а также прессы, которые действуют в рамках правил игры.

— Какие прогнозы по внутренним российским делам и по внешней политике?

Предсказывать будущее — не работа историка. Если говорить о нынешних внутренних вызовах, то России нужно стать креативной и технологически развитой страной, которая сможет занять свое место в мировой экономике, сохраняя политическую стабильность. Чтобы быть креативным, нужно, как правило, иметь определенную степень свободы для предпринимателей и интеллигенции, а также гибкую политическую систему.

В России же политическая система слишком персонифицирована. Такая система неустойчива в долгосрочной перспективе. Она уже привела к ряду ошибок, в том числе к аннексии Крыма. Я полагаю, что путинская система будет вырождаться. Я не думаю, что действующий российский президент либерализует систему.

Следующий лидер России, возможно, сделает это, но это мои спекуляции. Они основаны на своего рода циклах истории России — периодах реакции и либерализации. Возможно, это и произойдет в условиях нового режима. К сожалению, когда режим и лидер так связаны друг с другом, изменения возможны только через переход к другому типу политического правления. И вот этот переход власти я тоже вижу в качестве вызова для стабильности страны.

Есть и демографический вызов. Советские ученые указали еще в 1960-е годы, что к XXI веку славянское население европейской части России снизится, и рабочая сила будет поступать из Средней Азии. Россия — интересная европейская страна, особенность которой связана с большим мусульманским населением, и у нее есть давняя история хороших отношений между православными и мусульманами.

Россия может это использовать, чтобы сохранять стабильность в стране. Однако здесь я вижу вызовы, связанные с напряженностью внутри самой страны. Я имею в виду Чечню, к примеру. Эти проблемы будет сложно решить. Единственная возможность — продолжать диалог.

Теперь перейдем к внешней политике. Я думаю, что отношения с Китаем будут очень важны, и именно они будут определять следующие 25 или 50 лет. Россияне понимают это. Я родился в Канаде, мы там всегда думаем об отношениях c южным соседом, чтобы не допустить превращения Канады в сырьевой придаток США. Такая судьба может постигнуть Россию, если она не сможет выбрать креативный и технологический путь развития.

"Китайский фактор" будет иметь значение и для внутренней политики страны. Что касается отношений с Западом, то здесь я вижу смешанную картину. Наши отношения носят двусмысленный характер. Я бы их охарактеризовал словом "frenemy" (от сочетания английских слов friend ("друг") и enemy ("враг")). В чем это проявляется? Со стороны Запада — бесконтрольное расширение ЕС и НАТО к российским границам, со стороны России — аннексия Крыма. Почему мы при этом друзья? Россия и Запад имеют много общих интересов. Мы разделяем общие ценности и историю. Европа покупает российский газ, а Россия покупает европейские товары роскоши и поддерживает туристическую индустрию.

Мне кажется, что в общем и целом российское общество проигнорировало годовщину революции. Я думаю, что сложно организовать празднование вокруг идеи национального примирения. На Западе год назад ожидали, что в России будут вспоминать 100-летие революции более активно, и что власти будут поощрять это. Было несколько выставок и академических конференций.

Проблема заключается в том, что революция вызывает слишком много разногласий. Это было трагическое событие со множеством жертв. Хотя я лично думаю, что революция также дала много позитивных вещей и для России, и для всего мира: шаги к эмансипации женщин, например, или рождение антиимпериализма. И кроме того, едва ли стоит применять стандарты морали XXI века к тому времени.

— Можно ли считать, что Россия на протяжении этого столетия остается все той же страной?

Россия проходила модернизацию в конце имперского периода. При СССР скорость модернизации стала беспрецедентной. С точки зрения общественного развития, Россия изменилась значительно: произошел переход от аграрного общества к урбанизированному, современному обществу.

Сложный вопрос, считать ли Российскую империю, СССР и современную Россию одной и той же страной. Если говорить о политическом развитии, то сегодня можно увидеть возрождение глубинных элементов российской политической культуры: веру в сильного лидера, противостояние внешней угрозе, сильное государство, возрождение симфонии церкви и государства.

Однако я бы не стал говорить, что Россия сегодня очень похожа на дореволюционную Россию или СССР. Многое изменилось. Я не вижу возрождения вождизма или государя — власть Путина на Западе слишком преувеличивается. Я вижу демократизацию российского общества — оно более автономно по сравнению с СССР или дореволюционной Россией. При этом государство продолжает оставаться сильным игроком и может в значительной форме влиять на общество.

— Какие прогнозы по внутренним российским делам и по внешней политике?

Как историк, я анализирую прошлое. Я лично полагаю, что Россия движется в неправильном направлении при Путине, но что из этого? Это — мое личное, субъективное, а не научное мнение. Мне не нравятся многие вещи: Дума — не настоящая. Людей убивают. И еще консерватизм в политике. Кампания против геев, к примеру. Но все это не приводит к падению рейтинга Путина. Я не могу сказать, что если он уйдет, то страна развалится.

Уверен ли я в том, что будет либерализация? Нет. В мире мы отходим от многих либеральных иллюзий 1990-х годов и переходим к более авторитарному порядку. Я вижу это в Китае и в США — в особой форме, когда твит одного человека формирует повестку дебатов.

Я думаю, что с момента падения коммунизма у России были проблемы с тем, как интерпретировать Октябрьскую революцию. При Владимире Путине революция сама по себе была отвергнута в качестве допустимого варианта ведения политики. Причина заключается в том, что нынешняя российская власть не чувствует себя достаточно уверенной в своей собственной стабильности, чтобы посмотреть на прошлое беспристрастно.

С другой стороны, для меня очевидно, что обе революции 1917 года — октябрьская и февральская — были событиями мирового масштаба. Это означает, что их нельзя просто так забыть. Я думаю, что в целом путинский анализ истории противоречив. Путин и его соратники пытаются охарактеризовать историю Россию следующим образом: великие вещи происходили при царе, великие вещи происходили при СССР и великие вещи происходят сейчас.

Они пытаются сказать, что Россия всегда была великой, но она попадала в беду, когда правители и народ обращались к насилию. Это очень упрощенное понимание истории. Страна, у которой такое упрощенное понимание истории, будет иметь большие проблемы в будущем, потому что правители и народ будут принимать решения, основываясь на мифах прошлого.

— Можно ли считать, что Россия на протяжении этого столетия остается все той же страной?

Дореволюционная Россия, советское государство и нынешняя Россия — одна страна, но с совершенно разным жизненным опытом людей. Россия современного, образованного гражданина, безусловно, отличается от России крестьянина, который жил в провинции в 1890-е годы. Это результат модернизации и изменений в типах режима.

— Как она изменилась за эти сто лет?

Я думаю, что Октябрьская революция изменила Россию в худшую сторону, но многие социально-политические элементы старой России не были уничтожены большевиками. Напротив, большевики как бы встроили их в советскую систему. Эта была единственная возможность стабилизировать режим. Коммунисты приняли монархический принцип правления дореволюционной России — на месте царя и его окружения появились политбюро и генеральный секретарь.

Сейчас в России похожий принцип правления: это не однопартийная система, а система, при которой верховная власть принадлежит одному человеку — как при царе и генсеке. Царизм базировался на огромной коррупции, непотизме и авторитаризме. Это было и при СССР, и при Ельцине, и остается при Путине. Но были элементы, которые большевики почти уничтожили — крестьянство и церковь.

— Какие прогнозы по внутренним российским делам и по внешней политике?

На мой взгляд, сейчас Путин ведет Россию в тупик, и народ, я боюсь, заплатит за это большую цену. Россия не сможет поддерживать статус великой державы. К сожалению, Россия не смогла диверсифицировать свою экономику и обеспечить верховенство права. Я не думаю, что Россия развалится, но она может представлять опасность для собственного народа. В ближайшее годы путинская администрация будет сравниваться с временами Леонида Брежнева. У Брежнева тоже были огромные возможности реформировать СССР.

У Путина были такие возможности, которых не было при Ельцине, благодаря высоким ценам на нефть и газ. Сейчас Путин уже не такой динамичный лидер, каким он был. Он не только упустил шанс подружиться с Западом, но и отдалил свою страну от Запада.

Да, у России есть все основания быть обиженной на то, как Запад с ней обращался в 1990-е годы и в начале 2000-х, но именно так работает мировая политика: иногда приходится принимать удары. В долгосрочной перспективе Россия больше нуждается в Западе, чем Запад в России.

Я думаю, что после Путина политическая элита вряд ли выберет реформатора. Последние 150 лет показывают, что опыт реформ не очень хорош для России. Александр II, Керенский и Горбачев столкнулись с огромными проблемами, потому что они предлагали запоздалые реформы.