Нет, конечно, мы бы хотели, чтобы каким-то магическим образом уровень и качество нашей жизни подскочили до уровня богатых европейских стран. Но только если это получится как-то само собой: большинство из нас за это биться не готовы, ни в сфере частных экономических инициатив, ни на поприще общественно-политическом.
Хуже всего наши дела обстоят в плане ценностной ориентации на Европу. Европейские ценности это, бесспорно, понятие растяжимое. Однако нет сомнений, что неотъемлемой их частью являются те просвещенческие и эмансипационные установки, которые укоренились в европейской культуре прежде всего благодаря философам-революционерам эпохи Просвещения и общественным, как правило, протестным движениям 1960-1970-х годов.
Дистанция от европейских ценностных ориентиров в Латвии ощущается на всех уровнях, затрагивая широкие слои как русскоязычного, так и латышского сообщества. Она характерна и для правящих групп, и для оппозиционного движения за права русскоязычных жителей.
В течение двадцати пяти лет латвийское русское сообщество стояло перед выбором, каким путем отстаивать свои интересы. Здесь есть по крайней мере два пути.
Первый – это апеллировать к большой имперской России, уповая на то, что она придет и жесткой рукой поставит все на свои места. Выбор этого пути включает в себя великодержавный постулат, что большие имеют право диктовать условия маленьким.
Второй путь – это апеллировать к просвещенческим и эмансипационным ценностям, которые, несмотря на усиление авторитарных тенденций на Западе в ходе последних тридцати пяти лет, пока еще в гражданском секторе Европы не утратили свой преобразовательный потенциал.
Этот выбор открывает возможности создания коалиций с прогрессивно-антииерархическими силами по всему миру, борющимися за равенство между большими и маленькими. Он также включает в себя императив, что большим нужно учитывать интересы маленьких, к коим могут относиться и малые государства, и этнические меньшинства, и любые другие образования и группы с недостаточными ресурсами для самозащиты.
Хотя русское протестное движение в Латвии пыталось использовать оба эти пути, подавляющее большинство его представителей тяготело именно к первому, «имперскому» аргументу. Обращение к европейским нормам и стандартам происходило скорее по инструментальным, чем по ценностным, идейным или идеологическим соображениям. Другими словами, «европейский аргумент» применялся в надежде воздействовать на правящих, следуя логике «против Запада они не попрут», а не по причине искренних симпатий к ценностям или принципам Европы.
Думаю, что отчасти именно из-за этого, чисто инструментального отношения, европейская линия в местном русском движении развивалась крайне неэффективно. Я, например, всегда удивлялся, что, в отличие от других объединений меньшинств в Европе, русские правозащитные организации стран Балтии очень слабо интегрированы в сеть глобальных движений за справедливость.
Мы любим рассуждать о двойных стандартах Европы и говорить, что европейцам наплевать на проблемы русскоязычных Латвии. На мой взгляд, сами русские общественники не были достаточно активны в озвучивании этих проблем на площадках прогрессивных европейских сил.
В свое время я так толком и не нашел общего языка с нашим русским протестным движением. Во многом это было из-за моего убеждения, что ему нужно быть частью общеевропейской прогрессивной борьбы за освобождение. Я был в явном меньшинстве.
При этом, если говорить о честности и последовательности в европейском выборе, у меня гораздо меньше претензий к нашим оппозиционным русским активистам, чем к представителям латвийской власти.
Большинство русских организаций в Латвии никогда и не скрывали своей традиционалистской, домостроевской, евразийской и антизападной направленности. Латвийские власти, напротив, всегда декларировали свою приверженность европейским ценностным установкам.
На деле нашим правящим всегда была характерна лишь геополитическая, а вовсе не ценностная ориентация на Европу. Формальное присоединение к бюрократическому аппарату Евросоюза их заботило куда больше, чем мировоззренческая интеграция в европейское пространство. Европеизация в культурно-идеологическом смысле, к сожалению, никогда особо не форсировалась нашим политическим истеблишментом.
Вот и мучаются долгие годы друг с другом два важнейших участника общественных процессов в Латвии: анти-европейски настроенное русскоязычное сообщество и псевдо-европейски ориентированная латвийская власть. Европейские методы разрешения подобных трений ни одна из сторон по вышеизложенным причинам применять так и не научилась. И учиться этому, я чувствую, не желает. Так и живем.
