На 20 августа руководителями республик было запланировано подписание т. н. "нового союзного договора", отменявшего Договор об образовании СССР 1922 года. Но своевременное введение чрезвычайного положения не позволило осуществить преступный замысел. То, что и сегодня, в 2016-м году, все пятнадцать союзных республик единой семьей продолжают строить социализм, - прямое следствие победы в августе 1991-го года здоровых сил в советском и партийном руководстве…
Может статься, примерно такой текст появился бы сегодня на портале Padomju Delfi, сложись все в Москве 25 лет назад иначе. Дальше в тексте шло бы что-нибудь про "широко развернувшееся в честь юбилея социалистическое соревнование". Но развивать альтернативно-исторические фантазии я поостерегусь, памятуя о латвийской законодательной и уголовной практике последних лет и в особенности месяцев.
"Антигосударственная деятельность", "оправдание геноцида", "восхваление оккупации" — в изобретении обвинительных формулировок наша демократическая власть явно берет пример с советской тоталитарной, и остается лишь надеяться, что она окажется менее решительной в плане репрессивных действий. Все-таки подражание Советскому Союзу — прямое, как в нынешней России, или под видом всяческого от него (Союза) отталкивания, как в нынешней Латвии — выходит у нас у всех фарсовым и пародийным. И слава богу.
Мы отмечаем День восстановления независимости 4 мая, в память о принятии Верховным советом соответствующей декларации в 1990 году — но на деле для Латвии все окончательно решилось в августе 1991-го. Уже 6 сентября союзное руководство, ничем больше не руководившее, признало независимость Прибалтики. Закончилось длившееся год с лишним здешнее двоевластие, началась эпоха, в которую мы живем поныне.
Все означенное время, все 25 лет, что Советский Союз не существует, для Латвии он служит воплощением зла. Это — краеугольный камень национальной идеологии и основа самоидентификации латышей. СССР — зло столь абсолютное, что любое противодействие ему воспринимается как пусть относительное, но добро — включая противодействие в составе подразделений СС. Разумеется, ничего, кроме ущерба, от Союза проистекать не могло. Даже если комиссия по подсчету размера этого ущерба заседает в "сталинской" высотке Академии наук (построенной при СССР), а члены комиссии живут в спальных районах (построенных при СССР) и ежедневно ездят по мостам (построенным при СССР), никого из них это не смущает.
Однако основной "ущерб от советской оккупации" — он не в окне у жителя Плявниеков, Иманты или Болдераи, и даже не у него за стеной, где бубнят на негосударственном языке неграждане нетитульной национальности. Ущерб этот — в первую очередь в головах: и у избирателей, и у политиков, и у самых рьяных борцов с означенным ущербом из числа идеологов и публицистов. И чем непримиримей борьба, тем жестче оценки и формулировки, тем четче печать "совка" на мозгах декларативного антисоветчика.
Очевидно же, что ближайший родственник самого упертого российского сталиниста — это самый свирепый латвийский антисталинист из Нацобъединения. Очевидно, что готовность оправдывать раскулачивание и ГУЛАГ ("зато он оставил Россию с ядерной бомбой"!) ничем по степени идиотизма и аморальности не отличается от готовности закрывать глаза на зверства латышских коллаборационистов ("зато они боролись с коммуняками"!). Собственно, готовность оправдывать людоедов, неважно, с какой стороны, — это и есть "последствие оккупации". Не отделяющее тех, кто считает себя оккупированными, от их злейших идейных противников — а объединяющее тех и других. И в данном случае нет разницы не только между российскими и латвийскими ура-патриотами, но и, например, украинскими с их проспектом Бандеры.
Общие для России, Украины, стран Балтии бесконечные разговоры о том, что во всем всегда виновата (нужное подставить: для одних Америка, для других — Россия) — это "последствие оккупации". Общая для нас для всех любовь разоблачать пятую колонну (у каждого свою), клеймить предателей, навешивать ярлыки — это "последствие оккупации". Невозможность существовать без образа врага, решительность в делении на своих и чужих — "последствие оккупации". Непримиримость к любому мнению, отличному от общепринятого, вколоченного в коллективные мозги телевизором, доносительство, азарт травли — "последствие оккупации". Неумение мыслить самостоятельно, падкость на самые примитивные идеологические клише — "последствие оккупации". Взаимная безответственность власти и избирателя, закрытость и неподотчетность элиты — "последствие оккупации".
И это все роднит жителей бывших братских республик — несмотря на их бросающиеся в глаза отличия. Это — то, что важнее членства в международных союзах и валютных объединениях, важнее даже, чем форма правления. За последнюю четверть века выяснилось, что взаимная безответственность народа и власти может существовать не только при самодержавной монархии (не будем показывать пальцем, тем более, что пальцев понадобится много), но и при самой что ни на есть безупречной (формально) парламентской демократии.
За те четверть века, что СССР отсутствует на картах, выяснилось, что он жив в нашем сознании, подсознании, генетическом коде.
25 лет назад, 20 августа 1991-го представители РСФСР, Казахской, Белорусской ССР и еще нескольких собирались подписать новый союзный договор, чтобы сохранить Советский Союз хоть в каком-то виде. А 19 августа ГК объявил о введении ЧП, чтобы не дать им это сделать — и таким образом сохранить СССР в виде изначальном. Результатом общей заботы стало то, что СССР развалился бесповоротно.
Но развалившись — живет уже четверть века. Только живет не в виде лучших, а в виде худших своих черт. В СССР были интернационализм (и даже не только насильственно насажденный), культ просвещения, авторитет науки, культура далеко не последнего разбора, какое-никакое социальное государство. На их место пришли пещерный национализм, невежество, обскурантизм и социальный дарвинизм в самой откровенной форме. Зато худшее из советского наследия сохранилось и в разных формах процвело и под флагом ЕС на прохладной Балтике, и под сенью золотой статуи Туркменбаши на краю знойных Каракумов.
А если учесть, что желанный членами ГКЧП образ советского государства был составлен далеко не из лучших его черт, можно констатировать, что Янаев, Язов и Ко, проиграв 25 лет назад, в конечном счете во многом победили. Вот только радоваться такой их победе у меня нет ни малейшего желания. Даром что СССР, паспорт которого я получил аккурат в августе 1991-го, был единственной страной, признавшей меня своим гражданином без предварительных условий и унизительных экзаменов.
