Государство, в первую очередь, — это организация. К тому же очень сложная. Хотя бы один пример — почти у каждого из нас есть или будет опыт участия в самой простой из возможных организаций в составе двух человек — договорные отношения между (обычно) женщиной и мужчиной, которые зовутся браком. Согласно статистике, почти каждый второй брак заканчивается разводом. Другими словами, половине из нас не удается построить даже сравнительно простую организацию. По крайней мере, не удается с первого раза.
И еще есть существенно более сложные организации — коммерческие предприятия. Почти каждый год каждый десятый взрослый пытается создать свой бизнес — однако не у всех выходит. На самом деле в Латвии всего несколько десятков тысяч предприятий, которые можно классифицировать как реально функционирующие. И еще есть государство — организация всех организаций. Что заставляет нас быть такими уверенными в том, что нынешняя модель — лучшая из возможных?
Возможно, стоит напомнить, что Конституция Латвийской республики разработана на основании так называемой Веймарской конституции (1919–1933), которая перестала действовать с приходом к власти нацистов. Как известно, первая Латвийская демократическая республика фактически перестала существовать из-за государственного переворота, реализованного в 1934 году Карлисом Улманисом, и введения авторитарного режима. В обоих случаях неудачи демократической системы управления и видимый хаос, по меньшей мере, частично могут быть оправданы существенными причинами, из-за которых произошел отход от принципов демократии.
Конечно, устройство латвийского государства было улучшено — например, когда ввели избирательный порог в 5% для политических партий. Но все же было бы тяжело и недальновидно игнорировать чрезвычайно низкую оценку, которую общество дает главным демократическим институтам — правительству, Сейму и политическим партиям. Нужно продолжать критически оценивать результаты нынешней модели и искать причины проблем и возможные решения.
Как должен был бы работать механизм демократии?
Ответы на этот вопрос бывают разные, но я опишу свою, заметно упрощенную, версию. Некая политическая сила на выборах получает избирательский мандат для реализации своей предвыборной программы в течение 4 лет. Важно, что политическая сила осознает свою ответственность за выполнение обещаний и последствиях этого. Эта ответственность означает невозможность переложить свое бездействие или неудачи на какого-то несуществующего партнера по коалиции. Через четыре года избиратели либо по достоинству оценивают проделанную работу, либо избирают другую политическую силу.
Таким образом, рано или поздно образуются две главенствующие партии. Названия могут отличаться, но в сущности одна партия обычно консервативна, а вторая — это партия перемен. По аналогии с коммерческим предприятием, есть две главные силы — финансовый директор и директор отдела продаж. Первый директор по своему характеру и должности консервативен, на любые предлагаемые нововведения смотрит критически и с опаской. В свою очередь второй директор нацелен на развитие. Успешное предприятие развивается в результате столкновения и взаимодействия этих двух сил. Иногда предприятие работает в режиме экспансии и стремительного роста, а иногда — в режиме консолидации и максимальной осторожности.
Именно поэтому ни консервативная партия, ни партия перемен априори не может быть ни плохой, ни хорошей. Иногда прав финансовый директор, а иногда — директор по продажам. Здесь нет светлых или темных сил, но есть взаимодействие разные мнения и стратегий, которые появляются в ответ на главные вызовы от общества. Подобный уклад демократического управления на протяжении длительного времени существует в странах, где накоплен самый большой исторический опыт этой управленческой модели, — в Великобритании и США.
А как обстоят дела в Латвии?
В Латвии за последние тридцать лет сформировалось довольно сильное политическое представительство консервативно настроенных граждан. Главная партия в этой нише, конечно, "Союз зеленых и крестьян". Так же четко можно классифицировать партии из ниши перемен. Так как с момента восстановления независимости главным вектором движения была определена наиболее глубокая интеграция в Европейский Союз, то эти партии часто называют европейскими. "Единство" долгое время было главной партией в этой нише.
В другой стране эти две ниши так и были бы главными, а со временем в них выкристаллизовались бы сильная партия консерваторов и, соответственно, — сильная партия перемен. Но, благодаря истории, мы там, где мы есть. Де факто Латвия — многонациональная страна. История показывает, что многонациональные страны обычно или чрезвычайно успешны экономически, как, например, США, или же они застревают в этнических конфликтах. Латвия определенно представляет собой второй случай, в котором тема внутреннего врага, к сожалению, с каждым годом только набирает силу. Понятно, что это значимый, возможно, даже главный барьер для нормального функционирования демократического порядка.
Несмотря на кажущийся большим оборот политических партий в латвийской политике, этнический конфликт и длительная изоляция партий, которые ассоциируют с русскоязычными, сформировали своеобразную монополистическую конструкцию — триумвират консервативных, европейских и радикал-национальных политических сил.
Логика и последствия триумвирата
Для образования дееспособного правительства и для любого сравнительного важного политического решения необходима поддержка большинства Сейма. Длительная политическая изоляция "Центра согласия" практически означает, что есть только одна возможная модель правящей коалиции, которая состоит из консервативного СЗК, европейского "Единства" и национал-радикального объединения. Незаменимость означает, что у каждого члена триумвирата есть право наложить вето на любое решение. Таким образом очень сложно реализовать изменения, потому что этому противопоставлена диаметрально противоположная консервативная сила. Получается, что консервативная сила автоматически побеждает, потому что своим избирателям она может демонстрировать способность защитить status quo. Политическая сила, нацеленная на перемены, автоматически проигрывает, потому что не может нарушить status quo. Таким образом, существенные успехи триумвират может получить только в одной сфере — национальной.
Поэтому главный вектор триумвирата лежит в направлении наименьшего сопротивления — за счет этнического меньшинства. Этот тезис подтверждает даже тот факт, что европейская партия переориентировалась в сторону этой традиционно национал-радикальной повестки дня, очевидно считая, что только в этой области можно доказать избирателям способность добиться хоть чего-либо. Но у такой политики есть последствия. В условиях политической изоляции этническое меньшинство начнет переориентироваться на все более радикальное политическое предложение. Нарастание этнического конфликта и увеличение энергии, растрачиваемое в этом направлении, — это закономерный результат. Сложно представить существенное развитие страны в подобных условиях. Даже в Библии написано: "Если царство разделится само в себе, не может устоять царство" (Евангелие от Марка, 3.24).
Как этому могут помочь народные выборы президента?
Президент, выбранный народом, был бы вынужден конкурировать за голос каждого избирателя — независимо от его этнической принадлежности. Поэтому существует надежда, что подобный институт управления мог бы помочь вырваться из все нарастающего этнического обострения и переориентировать государство на продуктивное взаимодействие между движущей силой с одной стороны и с осторожничающей силой — с другой.
