С 50-х годов прошлого века число людей, перешагнувших 100-летний рубеж, удвоилось. Продолжительность жизни все время растет. Новые технологии позволяют менять вышедшие из строя органы и лечить ранее считавшиеся смертельными болезни. В чем секрет долголетия — он заложен в генах или важнее социальные условия? Как сильно на этом явлении отражаются достижения науки и уровень здравоохранения? Можно ли самому стать повелителем своего здоровья?
На эти вопросы попытались ответить собравшиеся в Цесисе на фестивале Lampa эксперты.
Кто эти люди? Что они думают о долголетии в Латвии?
Социоантрополог, руководитель магистерской программы социоантропологии Университета Страдиня Клавс Седлиниекс предложил разделить вопрос "Когда латыши будут жить по 120 лет?" на части: "Сначала ответим на вопрос "когда?" Через 500 лет. Дальше, кто такие латыши? Если оглянуться, то сколько латышей жило 500 лет назад? Нисколько. Теперь смотрим вперед: сколько латышей будет жить через 500 лет — нисколько. Скорей всего, уже не будет латышей в том формате, к которому мы привыкли. И вообще, что значит "жить"? Чем дальше мы уходим за порог средней продолжительности жизни 65-75 лет, тем больше наших друзей и родных будут в могилах… И тем труднее будет вспомнить, что было с нами 20, 30 лет назад. А сто? Мы можем сказать, что мы встроим в мозг имплант, к которому присоединят базу данных — она все "помнит"… Но тут снова встают вопросы, как долго будет работать наш мозг, и когда мы сможем его трансплантировать?".
Предприниматель и отец трех детей Каспар Венделис пришел к мысли, что хочет прожить 120 лет, когда его отец "осуществил среднестатистическую судьбу латыша — умер в 65 лет". Самому Каспару до критического возраста оставалось 25 лет, что навеяло мысли о продлении судьбы. Так он и пришел к биохакингу — системному подходу, как выжать все из своей природы, максимально используя все научные достижения, технологии и природу. Название движения сделано по аналогии: как интернет-хакеры взламывают интернет-систему, так биохакеры взламывают свою биосистему, чтобы ее улучшить. По мнению Каспара, особенно важен вопрос: не сколько, а как? Важно, чтобы последние десятки лет приносили не меньшую радость, чем первые, а пожилой человек не стал мучением для всех вокруг и самого себя. Цель Каспара — к 2035 году сделать Латвию самой счастливой страной мира. Почему такое число? Приблизительно к этому времени Каспар намерен стать дедушкой. А сейчас у него три ребенка.
Молекулярный биолог, инноватор и бизнесмен Виталий Скривелис развивает в Латвии передовые производства в области фармацевтики и диагностики. Если сегодня его Центр ядерной медицины занимается точным выявлением онкологии на любой стадии, то в ближайшем будущем Виталий намерен "визуализировать любого возбудителя болезни". Также он подумывает и о том, чтобы с помощью стволовых клеток выращивать новые органы прямо внутри человека: "По сути, человек — это биомашина, в которой все можно менять. Кроме мозга".
Длина жизни заложена в генах, зависит от социальных условий или образа жизни?
Скривелис: По статистике, на 80% длина жизни обусловлена генетикой. В 1999 году в Японии средняя продолжительность была 74 года, в 2017 году — 84,5 лет. То есть за 20 лет прибавили 10 лет. В Латвии средняя продолжительность в 1999 году была 62,5 года, а в прошлом году — 74. Мы обгоняем по темпам, но успели так испортить свой генетический потенциал, что живем меньше, чем в развитых странах, где люди очевидно более ответственно относятся к здоровью. Например, сколько из нас носят часы с пульсомером и шагомером? Они стоят всего 120 евро, но очень дисциплинируют. Жиреющая нация американцев утверждает: пройдите в день 10 000 шагов — проживете дольше на 5 лет. Спите больше 6 часов в сутки — тоже будете жить дольше.
Венделис: Мы очень тщеславны и высокомерны, думаем, что в чем-то хорошо разбираемся: взломали генокод, достигли чего-то в медицине, но мы больше думаем, что знаем, чем знаем. Возможно, гены что-то определяют, но я делаю то, что в моих силах. Мы все время стремимся к комфорту и удобству — придумываем разные механизмы, которые добавляют нам вес, делают нас нервными и болезненными. Но каждый может стать сам себе ученым, задавая себе вопросы: если я съем это печенье, как оно повлияет на мое здоровье? Надо вычислить все, что разрушает и минимизировать, а все полезное делать по максимуму. Кому понравится не есть конфеты и не пить по вечерам вино, ложиться в десять вечера и вставать в семь утра, даже в субботу-воскресенье, немного померзнуть, немного поголодать…
За счет чего удлинится жизнь — технологии, протезы, питание, самодисциплина?
Седлениекс: В прошлом году после седьмой трансплантации сердца умер 101-летний миллиардер Дэвид Рокфеллер. Так что уже сейчас за деньги можно существенно удлинить жизнь, меняя тот или иной испортившийся орган. Но если вернуться к латышам, тут встает философский вопрос: латыш с тайваньским (или произведенным в Тайване) сердцем— это еще латыш? Сколько органов можно сменить, при этом оставаясь латышом?
Скривелис: Латышом он останется в любом случае — по паспорту. Наши дома полны товаров из Китая, но мы все равно чувствуем себя, как в Латвии… Почему продолжительность жизни выросла? Потому что многие сердечные заболевания, которые раньше приводили к смерти, сегодня успешно лечатся. В Латвии на неполных два миллиона всего 400 000 экономически активных жителей, которые зарабатывают на пенсионеров, медсестер, учителей… Очень важно быстро возвращать людей на рабочий рынок. Медицинские технологии работают на это. Если сейчас трансплантации органов стоят десятки тысяч, то скоро это будет тысяча. Очень многое зависит от нас самих. Мы каждый день плаваем в бассейне с помоями — столько вокруг негативной информации. Надо каждому придумать свой духовный душ — йога, медитация, зарядка… И Рига могла бы быть отличным местом, где есть все для долгожительства.
Эрглис: Да, многое зависит от нас. Почему я трижды в неделю играю в теннис? Мне симпатично движение сеньоров в спорте. Есть международные чемпионаты 90+, а наш профессор Янковский мог бы создать группу 100-, но ему не с кем соревноваться… Но тут надо быть осторожным: если есть порок сердца или аритмия, то ни один здоровый образ жизни это не изменит, только испортит. Все должно быть в комплексе. Голод — хорошо, если он не доведет до душевных расстройств…
Седлениекс: Я представил себе эту жизнь с теннисом, приседаниями, измерениями, голодом и душем, увеличением эффективности тела и расширения его возможностей… А когда жить-то? Если все время превращать себя в цифры, то зайдешь в другую крайность — мы похороним жизнь подо всеми этими занятиями. Нужен здоровый баланс.
Венделис: Кто-то слышал о blue zones — поселках, где живут коллективы людей, среди которых много столетних? Средняя продолжительность их жизни — 96-97 лет. Стали исследовать, что у них общего. Оказалось, четыре момента, которые можно выстроить в пирамиду по значимости: на 4-м месте — подвижный образ жизни и физическая активность, на 3-м — смысл жизни, очень важно то, чем человек занимается (известно, что пожилые люди, которые активно занимаются внуками, живут дольше), на 2-м — питание, на 1-м — социальные связи, очень важно быть рядом с единомышленниками. В своем обществе мы обсуждаем создание коммун по интересам…
Что делать со 'старческими болезнями'?
В душевных болезнях есть биохимическая база. Есть версия, что старт болезни может дать аритмия, которая все время бомбардирует мозг… Уже созданы первые импланты, которые могут стимулировать мозг и проработать болезнь на ранних стадиях. Надо работать над тем, чтобы это было доступно обществу. Но начало всему — в здоровом образе жизни.
Скривелис: Я не верю, что мозг можно будет вырастить, а затем имплантировать. Даже если представить фантастическую картину, что технологии позволяют заменить металлом, пластиком и другими материалами все органы, то мозг все же должен оставаться оригинальным, иначе это уже не человек. Скорей всего, будет возможность все напечатать себе на 3D-принтере — почки, печень — тут нет этического вопроса. Но дальше он появится. Овечку Долли вырастили из одной клетки. Тогда можно и человека?
Венделис: У меня есть версия про природу "старческих болезней". Она называется обратная связь. Мы большие спецы отличать вредные вещи, которые срабатывают быстро. Например, если человек колется героином, то мы понимаем, что зависимость и прочие неприятности не за горами. Если мы начинаем есть много сахара, то требуется куда больше времени, пока поймем, что все может закончиться диабетом. Одна из логичных версий Альцгеймера, хоть обратную связь и очень долго отслеживать, это качество и длительность сна. В ночное время мы не только восстанавливаем нервную и мускульную систему, но также происходит и детоксикация мозга. Если не соблюдать режим сна, то токсинов за несколько десятков лет соберется так много, чтобы это приводит к заболеваниям.
Эрглис: Вообще-то, сахар в чистом виде не вызывает диабет — это миф. Но опосредованно они могут быть связаны: на возникновение диабет влияет ожирение — жировые клетки просят все больше инсулина, а организм не справляется с выработкой… Образ жизни важен, особенно сон. Исследования на эту тему есть, но насколько они достоверны — вопрос. Исследовать организм людей — непростая задача… Вот отчипируют нас, как собак, очень скоро, тогда и получим обратную связь — ответы, что происходит с нашим организмом. Правда, сразу встанет вопрос, не приведет ли это людей к большей депрессии. И все же надо говорить об индивидуальном подходе: что хорошо одному — необязательно подойдет другому.
Каким будет общество сеньоров и кто его будет содержать?
Эрглис: Я знаю статистику по США — там в следующем году 70 000 человек доживут до своего 100-летия. Это существенная группа, про которую стоит задуматься. Очевидно, надо полностью изменить наше мышление про "паспортный возраст". Надо судить о физической и ментальной кондиции каждого человека. Возрастные рамки все время меняются. Если посмотреть на русскую литературу — там старые девы были в 25-30 лет, у Блауманиса (в "Дни портных в Силмачах") Пиндацише всего 40 лет, а она крикливая старуха… Надо создавать такое общество, чтобы ему не было скучно жить хоть до 400 лет. Пока не скучно — многое можно сделать. Как говорил наш профессор, если мы на 20% дольше будем жить, то будет ли у нас на 20% больше счастья? Так это не происходит. А пенсионный возраст надо повышать постепенно, когда люди смогут и захотят в этом возрасте работать.
Седлиниекс: Это важный аспект: что, вообще, означает "жить". Один способ измерить продолжительность жизни — считать года, и совсем другое — что мы в эти года закладываем. Думаю, в свои 40 лет Пиндациша из "Дней портных" пережила многое, ее субъективное ощущение от жизни, как у наших 65-летних. Так что еще один способ продлить жизнь — наполнить ее разными событиями, которые помогают вырваться из рутины. Чтобы потом тебе было что вспомнить. Если ты к концу жизни можешь вспомнить лишь пару событий — для тебя и 120 лет мало. Прокрутиться сто лет как белка в колесе — тоже не вариант.
Венделис: Если я знаю, что у моих предков — такие-то гены, и они жили так-то, то я знаю, что какие-то дела мне надо делать по-другому. Но зачастую люди выводов не делают и не живут по-другому, потому что по-другому — это труднее… Там больше шансов на ошибки, неудобно, трудно. И мы себя жалеем — идем по протоптанной дорожке с известным результатом. А потом смотрим на прошлый и позапрошлый год, а там — все одно и то же. Для меня биохакинг — это делать то, чего я никогда не делал. И как раз об этом потом и захочется вспоминать.
Долгая и здоровая жизнь — это лишь для тех, у кого есть деньги?
Эрглис: Где-то в Дании такую сумму сразу бы компенсировали — ведь гепатит С сегодня полностью излечим. В том числе и в Латвии. Но тут есть строгие критерии к стадии болезни, с которых начинают лечить. Надо эту тему поднимать… Рокфеллер умер после седьмой трансплантации сердца, его дом был фактически превращен в роскошную хирургическую клинику. Но разве это жизнь? Надо максимально вкладывать в свою медицину и самим максимально производить, чтобы мы могли компенсировать лекарства на одном уровне с другими развитыми странами.
Седлиниекс: Это очень существенный вопрос. Мы видим, что медицинские услуги доступны лишь тем, кто может заплатить, а тем, кто не может, приходится смиряться. Беда в том, что значительная часть развития медицины происходит в частной сфере. Разработчики лекарств и технологий ставят на первое место получение доходов со своих вложений. В итоге, даже если есть возможность лечения, то ее нельзя в полной мере использовать, пока разработчик не выполнит свои планы по доходам. И это большая моральная дилемма, как рассказать людям, которых можно вылечить, что компании еще надо заработать. Я не хочу никого винить… Вопрос в том, нельзя ли придумать лучшие схемы, чтобы знания о лечении не были монополизированы и подчинены только необходимости заработка.
Эрглис: Потому я и верю, что Латвии надо вкладываться в это максимально. Я не особо верю в безумную революцию синтетических лекарств. Мы работаем над регенеративной терапией. Все думают что это очень дорого, но это не так. Думаю, в ближайшее время она будет доступна многим. Главным лекарством будет вирус или та самая клетка человека, с которой проводятся некие манипуляции… Наш фантастический физик Андрейс Цеберс создал микроустройство, которое запускают в сосуды, и оно плывет, куда надо. Готовимся через него лечить человека изнутри, запуская стволовые клетки, вирусы… Мы ведь не хотим никого резать. Надо здесь быть сильными и сотрудничать с другими странами.
Скривелис: Увы, мы живем в государстве, где нет политической воли финансировать охрану здоровья и современные лекарства. По отношению к гепатиту С мы отличаемся даже от соседних государств. Значит, надо в октябре голосовать за тех, кто найдет средства в бюджете для своих граждан… Как работодатель, скажу печальную мысль. В латвийской медицине платят за процедуры, а не за достигнутые результаты. В итоге система не работает на то, чтобы быстро и эффективно решать проблемы детей и людей работоспособного возраста, возвращая их на трудовой рынок.
Венделис: Мы дружим с финскими биохакерами. По глобальному индексу счастья жители этой страны — одни из первых в мире. Мы работаем над тем, чтобы к 2035 году Латвия стала самой счастливой страной в Европе. Год можно обсуждать — я этот срок выбрал, потому что примерно тогда стану дедушкой. Помните, президент Кеннеди выступил со своей знаменитой речью: мы высадимся на Луне. И мы до сих пор пользуемся технологиями, которые за счет того решения развились — вся страна тогда мобилизовалась. В основе индекса счастья есть несколько критериев. Кроме хорошего самочувствия в данный момент, там еще доступность медицины, образование, инфраструктура, даже велодорожки. Если мы будем громко об этом говорить, к нам присоединятся. Это будет социальное движение, благодаря которому мы станем самой счастливой страной.
