Быть белой вороной напряжно, но нужно. Гарри Бардин о Латвии, России, Украине и торжестве свободы  (227)

28 июня в зале Splendid Palace пройдет открытая лекция Гарри Бардина и премьера его фильма "Слушая Бетховена" — участника 69-го Каннского кинофестиваля. Новая работа легендарного мультипликатора на музыку 7-й симфонии и "Оды к радости" Бетховена посвящена самой важной для режиссера теме — торжеству свободы.

В 2013 году Гарри Бардин установил рекорд зрительской любви в денежном исчислении. Когда лауреат Госпремии РФ и обладатель "Золотой пальмовой ветви" получил от министерства культуры России лишь на 66% финансирования на свою новую трилогию "Три мелодии", за недостающей суммой он обратился к зрителям. Через сайт коллективного финансирования (краудфандинга) Planeta.ru в считанные дни были собраны более двух миллионов рублей (около 27 000 евро). Из-за серьезной болезни в намеченные сроки сдать фильм Бардину не удалось — министерство выписало штраф в 200 000 рублей, которые тоже собрали поклонники.

За бюджетом на реализацию нового замысла — анимационного фильма "Слушая Бетховена" — Гарри Бардин в минкульт уже не обращался. Сразу кинул клич на Planeta.ru и привлек рекордную для российского краудфандинга сумму — 6 150 000 рублей (около 100 000 евро). На что они были потрачены, рижане смогут оценить на открытой лекции. Сам режиссер признался, что очень волнуется…

Напоминаем, что цель просветительского проекта Катерины Гордеевой "Открытые лекции" — помочь людям найти простые ответы на очень сложные вопросы, узнав мнение тех, в чьем авторитете и честности нет сомнений.

- Я с большим волнением жду встречи с Ригой. Последний раз в ваших краях был очень давно — в советское время. В перестройку как-то ездил в Таллин, а в Вильнюсе оказался в 1991 году, когда штурмовали телецентр — я туда отправился вместе с танцовщиком Володей Васильевым и писателем Аллой Гербер, выступить в поддержку освободительного движения Литвы… Так что ваши страны мне не чужие. В Лиепаю даже ехать боюсь, хоть и очень хочется.

- Почему?

- Это город моего детства, с которым меня связывают очень сильные воспоминания — там были молоды мои родители, там я сам был маленьким, там испытал все первые сильные чувства. Я боюсь потрясений — они мне сейчас не на пользу.

- Расскажите, пожалуйста, как вы оказались в Лиепае?

- В сентябре 1941 года мама вывезла меня из Киева в своем животе, одним из последних эшелонов. Настоял на этом дедушка, который сказал: "Петлюру я знаю, Махно я знаю, Гитлера я не знаю". Это нас и спасло — 18 бабушкиных и дедушкиных родственников остались в Бабьем Яру навсегда. Бежали мы в Магнитогорск, но добрались лишь до Оренбурга, где я пожелал родиться.

Когда папа вернулся с фронта, он стал морским офицером — сперва мы жили в городе Энгельс на Волге, а в 1947 году его направили на Балтийский флот в Лиепаю, где наша семья жила по 1960 год. Я дружил с латышами, говорил по-латышски, закончил лиепайскую школу, где тоже учил язык.

- Неужели в памяти до сих пор что-то сохранилось?

- Конечно! Когда я узнал, что мне предстоит выступать в Риге, во сне мне в голову стали приходить латышские слова, которые, на удивление, складывались в фразы. Просто мистика — где они там лежали на дне памяти?

- Можете озвучить хоть одну?

- Labvakar, dārgā Kristina Hudenko!

- Вот это да! Надо признать, что времена, в которые вы, семья военного, приехала в Латвию, были весьма суровыми. С "лесными братьями" вам не приходилось там иметь дело?

- Времена и вправду тогда были непростыми. Но я был слишком мал, чтобы что-то такое помнить. Отношение к нашей семье было разным — от полного неприятия до вполне добрососедского. Откровенной ненависти и вражды не припомню. В нашей русско-латышской школе в начале учебного года две половины устраивали бои каштанами — это было довольно чувствительно, но… Постепенно отношения налаживались, а латышский язык я осваивал довольно успешно. Очень хорошей практикой были пионерские лагеря в Гробини и Бернаты — там я был единственным русским и вынужден был говорить только по-латышски.

Я был благодарен Латвии, что после голодного Поволжья и войны, это было первое место на земле, где я вдоволь наелся простой, но невероятно вкусной еды — сметаны, в которой стояла ложка, творога, квашеной капусты… Гораздо позже я осознал, как многое мне дала Латвия — все же я прожил детство и юность в Европе. Несмотря на советскую идеологию. Я ходил в костел и слушал орган, который был одним из крупнейших в Европе и стал одним из самых ярких детских впечатлений. Именно в Лиепае я пережил и свои первые киношные потрясения. Я помню все три кинотеатра в центре города, куда ездил смотреть трофейные фильмы — "Саркана бака", "Узвара" и "Дайле"…

- Что смотрели?

- Уолта Диснея! "Белоснежка и семь гномов", "Бемби", которого я полюбил с первого взгляда, "Королевские пираты", "Остров страданий"… Я был настолько впечатлительным ребенком, что у меня после фильмов повышалась температура.

- Вы так хорошо помните свое детство?

- Ничего удивительного, я узнал, что Лев Толстой помнил грудь своей кормилицы. Я мамину грудь не помню, но в памяти сохранились впечатления примерно с полутора лет. Помню, как под Новый год папа приехал к нам Оренбург после Сталинградской битвы — он нес меня, трехлетнего, на руках, в центре города стояли фанерные игрушки и большая елка, а из репродукторов неслась музыка марша из "Аиды". Я этот марш запомнил на всю жизнь.

Также я запомнил навсегда, как мы жили в общежитии танкового училища, откуда после трехмесячных курсов на фронт уходили скороспелые танкисты — они шли строем с песней "Вставай, страна огромная! До сих пор, когда слышу эту великую песню, у меня мурашки по спине. Для меня она всегда откуда-то снизу раздается — мы ведь жили на третьем этаже.

Позже я приезжал в Оренбург и вспомнил там все — дом, подъезд, откос, на котором женщина торговала газированной водой, окно маминой работы, куда меня передавали на руках…

- Так вот откуда ваш мультфильм "Летучий корабль", в котором все сигали в окно и из окна?

- Очень может быть. Все у нас из детства.

- Почему покинули наши хлебосольные европейские края?

- Отец попал под хрущевское сокращение "миллион двести" военных. Ему не дали дослужить четыре месяца до 25 лет. Квартиры отставникам давали там, откуда они призывались в армию — так мы вернулись в Киев, из которого семья бежала в войну. Круг замкнулся. В Киеве я жил целый год, пока не ушел в армию. Там похоронены мои родители, там до сих пор живет моя родная сестра. Так что и Украина для меня — очень нечужое место.

- Когда развязалась эта война, инспирированная Россией, и когда оттяпали Крым — для меня это было крайне болезненно. И я не мог молчать по этому поводу. Конечно, я как ездил в Киев, так и буду ездить — домой, к сестре.

- В своем недавнем интервью Delfi мультипликатор Юрий Норштейн, у которого сестры живут в Крыму, заявил, что поддерживает присоединение полуострова к России — по его мнению, если бы все не случилось так быстро, там была бы пролита кровища…

- Никакой кровищи бы не было. Пусть Норштейн остается при своем мнении, а я буду при своем, главное, чтобы побыстрее кончилась эта ужасная война — она затянулась: гибнут мальчишки с той и другой стороны, а за что — непонятно.

- Как этого достичь?

- Думаю, надо создать демилитаризованную зону, чтобы не было перехода российских войск и поставок оружия на украинскую территорию — туда должны войти войска ОБСЕ. И тогда вмиг лопнут все эти дурные новообразования — Луганская и Донецкая самопровозглашенные республики. И постепенно жизнь наладится.

- Удивитесь, но сегодня некоторые латышские творческие деятели ностальгируют по советским временам, когда у них были некие постоянные источники доходов, вроде госзаказов на рисование агитплакатов, ваяния голов Ленина и тому подобного. Зато в свободное время — твори на здоровье. И не надо думать все время о выживании.

- Именно, что выживании! Тогда ведь платили так, что мы выживали, а не жили. И лично я в эту помойку обратно не хочу. И когда нашим детям сейчас начинают втолковывать, что тогда всем жилось хорошо, и зовут их в светлое коммунистическое завтра, я категорически против всей этой заразы и приветствую декоммунизацию в тех странах, где она проходит — эта бацилла разъедает человеку мозги, делает его пассивным, надеющимся на власть, а не на свои силы. Мое мнение — человек должен рассчитывать на себя.

- Увы, сегодня поиск денег зачастую заставляет художника уходить от творчества в коммерцию, в угоду публике…

- Во всяком случае, мне удалось этого избежать. И моему сыну тоже. Значит, возможно? Все же очень важно жить в согласии со своими нравственными устоями и представлениями, что такое хорошо и что такое плохо, не поддаваясь общему ражу любого свойства, не лезть в толпу. Да, быть белой вороной — это напряжно, ответственно и не всегда одобряется со стороны общества. Но нужно оставаться белой вороной.

- А небелой, но порядочной, никак нельзя?

- Смотря в чем. Если белая ворона работает на конвейере — она собьет весь конвейер и пустит производство под откос. Там таким воронам не место. Если же ты занимаешься штучным производством, как кино и мультипликация, то ты можешь быть похож только на самого себя — ни на кого больше.

Анимационный фильм "Конфликт" (1983), в котором сегодня ясно считывается конфликт "Россия-Украина".

- Можете сравнить цензуру тогда и сейчас. В советское время ваш фильм "Конфликт" просто положили на полку…

- По словам замминистра Госкино Бориса Владимировича Павленка, я "нарушил ленинский принцип справедливых не справедливых войн". Он так и объявил: "Мы этот фильм не принимаем". Притом что в смотровом зале нас было двое: я и он. Мне это было очень тяжко — я понимал, что сделал нечто значительное, достойное внимания.

К счастью, позже справедливость восторжествовала. Когда брякнула перестройка, первый секретарь Союза кинематографистов Элем Климов повез в Киноакадемию в Лос-Анжелес три фильма — художественную короткометражку Юрия Мамина "Праздник Нептуна", документальный фильм Марины Голдовской "Архангельский мужик" и мой "Конфликт". Американская академия стоя приветствовала мой фильм.

- Сейчас свободы вроде как больше — фильм на полку никто не положит, не запретит, в лагеря за приятные власти высказывания не отправят. Скажем, оппозиционные "Эхо Москвы" и "Дождь" вещают вполне успешно.

- До поры до времени. Надо признать, что "Эхо Москвы" балансирует на грани фола: чтобы удержаться на плаву и создавать впечатление демократической витрины нашего государства, радио вынуждено пускать на свои площадки всякое непотребство, совершенно нерукопожатных людей, поясняя это тем, что оно, якобы, "эхо" для всех, что каждому там есть место, а всякой швали — по паре. Увы, таким образом, станция теряет основных слушателей, которые преданы ей много лет.

"Дождь" более смел, но ему приходится все время перебираться с одного места на другое, его гнобят, нет никакой гарантии, что не сегодня завтра их не закроют под самым глупым предлогом вроде указаний пожарных или санэпидемстанции. Так что со свободой слова и самовыражения у нас сегодня ситуация не лучшая.

- Сейчас ваш фильм "Конфликт" кажется актуальнее, чем в советское время — впечатление такое, что это про пограничный конфликт Россия-Украина…

- Увы, это так. Когда я выступал с ним в Киеве, ко мне подошла девочка лет 13 и сказала: это вы сейчас сняли — по поводу взаимоотношений России с Украиной? А фильм-то 1983 года, тогда Афганистан был в разгаре. Да мы все время ввязываемся в какие-то конфликты — не тут, так там. И это заставляет думать, куда все идет. У нас Киселев любит обещать, что мы Америку в ядерном пепле похороним — я не могу с этим согласиться, мы ведь все можем оказаться под одним пеплом. Именно об этом я хотел рассказать своим фильмом. Ядерная война среди разумных существ невозможна — сгорит все человечество. К сожалению, фильм оказался пророческим — его сейчас молодежь постит в интернете.

- В этой трилогии ("Конфликт", "Выкрутасы", "Адажио") — все три фильма пророческие! Те же "Выкрутасы" с человеком, вынужденным превратиться в собаку…

- Увы. "Выкрутасы" — это про самоизоляцию нашей страны, которая не может не расстраивать меня.

- Страшно подумать, что вы еще решите снять и напророчить!

- Так я вам и сказал! Пока ничего раскрывать не буду, но я хочу отразить одну серьезную тему, которая меня очень сегодня волнует… Увы, пока не получается выполнить заказ внука — снять веселый фильм. Он мне говорит: "Дедуля, ты же мог делать веселые фильмы — "Летучий корабль", "Серый фолк энд Красная шапочка", "Дорожная сказка" — почему ты этого больше не делаешь?" Но так уж у меня выстраиваются отношения со временем и государством, что сегодня хочется говорить о вещах серьезных, а просто посмеяться ради смеха чего-то не тянет. Так что с внуком будем смеяться в быту, а с экрана — пока нет.

- В России сегодня производится довольно много фильмов из серии "поржать-погрызть поп-корн" — как они вам?

- Есть такое дело. Впечатление такое, что отечественная анимация сегодня существует вне времени и пространства. Как будто нет ни наших проблем, ни наших язв, над которыми тоже можно посмеяться. Все эти исторические экскурсы про "трех богатырей" напоминают мне парад 9 мая на Красной площади с бряцанием оружием и надуванием щек.

- Возможно, у людей есть потребность выпасть из времени-пространства и забот-хлопот…

- Наверное, иногда надо. Но постоянно жить вне его — это выпасть из жизни. Проще всего существовать бездумно: поспал, поел, на работу, поспал… Но я не могу себе такого позволить — у меня трое внуков, хочу, чтобы они жили в достойной стране. Оставаться равнодушным к тому, что происходит у нас я не могу.

- Но как вы можете на это повлиять?

- Выражая свою точку зрения. В данный момент — в этом интервью. И любой повод для высказывания надо использовать. Говорить то, что думаешь, не страшась наказания.

- Ваша история успеха с краудфандингом показала, что вас слушают и слышат очень многие.

- Да. Я перед этими людьми чувствую огромную ответственность — просто не имею права упасть лицом в грязь перед теми, кто отрывал деньги от семейных бюджетов, чтобы поддержать меня.

- А вы сами верили в такой успех?

- Честно говоря, особых надежд не лелеял — был азарт. Идею подал мой молодой друг, которому я в ответ на вопрос, как дела, стал излагать все свои злоключения и сообщил, что на окончание фильма не хватает двух миллионов рублей. В ответ он произнес слово: краудфандинг. Тогда я его услышал впервые. Он посоветовал разместить на сайте planeta.ru обращение и начать сбор денег, а когда я ответил, что мне неловко, что мы со зрителем должны любить друг друга бескорыстно, но он назвал меня нафталином и убедил, что сегодня это совершенно нормальные отношения со зрителем.

В первый раз я дособирал на фильм "Три мелодии" — обращение тогда написали Витя Шендерович, покойный Эльдар Рязанов, Леша Кортнев и "Квартет И", которые рассказали, какой я замечательный и как мне надо помочь. И пошли деньги. Это был такой тотализатор: сколько стоит любовь ко мне в денежном исчислении. Я все время лез в компьютер и, с замиранием сердца, следил за бегущей цифирью — там ведь условие, что если соберешь меньше половины, то все возвращается акционерам. Собрали буквально за ночь. Во второй раз я уже собирал полную сумму на фильм "Слушая Бетховена".

- Кто эти люди, которые вас поддержали?

- В основном россияне. Но были и акционеры из Германии, Америки, Израиля, которых я лично не знаю. Я это вижу так: власть выстраивает вертикаль, а люди, чтобы противостоять жесткой вертикали, должны выстраивать горизонталь — как по Окуджаве: возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке. Так все и происходит.

По счастью, я не обижен любовью моих зрителей. У меня была замечательная подруга — директор библиотеки иностранной литературы Екатерина Юрьевна Гениева, которая в прошлом году умерла. Она сделала мой фильм "Адажио" визитной карточкой Института толерантности и возила меня с творческими вечерами по разным городам и весям. Было отрадно узнать, что мои фильмы знают и любят интеллигентные, умные с большим чувством юмора люди. Когда говорят, что любая любовь хороша, даже без взаимности, это чушь собачья. А тут я ощутил мощную обратную связь.

- Какое впечатление у вас оставила нестоличная Россия, провинция?

- Я не люблю вообще слова "провинциал" и не могу так называть своих зрителей. Бедные библиотекари из маленьких городков — это люди зачастую более продвинутые, нежели снобы-москвичи. Москвичи могут всю жизнь прожить в пределах Садового кольца и толком не сходить в Пушкинский музей, Третьяковку или Оружейные палаты. А человек, приезжающий издалека, первым делом направляется туда, напитывается впечатлениями и растет.

- Как получилось, что ваш сын тоже стал режиссером — вы этого хотели?

- Честно говоря, я даже не предполагал, что все так случится — он ведь в журналистику сперва пошел. Закончил журфак МГУ, два года работал на радио, телеканалах, в газетах-журналах, но ретивое не выдержало — поступил на Высшие режиссерские курсы и со своим дипломным фильмом стал лучшим на курсе. Он пошел по стезе игрового кино — не мультипликации, потому что не хотел, чтобы нас все время сравнивали.

- Его фильмы — игровые, но все злободневные, журналистские ("Гоп-стоп" о робингуде из российской провинции, "Клуб" о золотой молодежи, "Россия-88" про скинхэдов, "Салам Масква" о мигрантах — прим. ред.)…

- Безусловно, журналист в нем живет. И мое отношение к предназначению искусства. Как и я, он социальный режиссер, говорит о том, что его волнует в данный момент, и умеет это делать очень сильно. Так что Бог на нем не отдыхает — он талантлив, что доказал не раз.

- Вас он на какой стадии подпускает к процессу?

- Идею он мне рассказывает и первому показывает свои работы, а на площадку к нему я никогда не прусь, процесс кинотворчества — очень интимный.

- У его фильмов судьба не совсем ровная, как и у ваших, — это ваш шлейф сказывается?

- Да уж, совсем неровная — сериал "Салам, Масква" уже третий год лежит на полке. Но вряд ли я ему порчу биографию, думаю, он сам себе ее успешно портит — это напрямую связано с выбранными им острыми темами.

- Какие мультфильмы вы показываете вашим внукам? Как приучаете к хорошим фильмам, книгам, музыке?

- Нарочно не приучаю ни к чему. Надеюсь, что вырастут — сами разберутся. Ведь запретный плод только усилит тягу к нему. К тому же, у ребенка как, если он не видел то, что видел весь класс, его будут презирать — он вынужден смотреть все массовые хиты. Нормальная детская стадность. Но если вырастет личность, то он сам потом разберется, чем отличается от других — вот над этим надо работать, нам и ему самому.

Мои старшие внуки вроде что-то уже понимают, но все равно смотрят всяких "смурфиков", "фиксиков" и "смешариков", втайне от меня.

- Боятся расстроить?

- Да. Как-то я поймал внука за тайным просмотром и строго сказал: "Яша, это как понимать?!" А он мне: "Дедуля, ты не подумай — это не для ума, это для глаз, чтобы мелькало что-то…" Оправдался, в общем.

Мои фильмы они тоже смотрят, и все понимают. Когда мне говорят, что мои фильмы не для детей, я отвечаю, что делаю их для всех. Но я убедился в том, что дети все прекрасно считывают — они намного умнее, чем мы о них думаем. Это мы, взрослые, страдаем фанаберией, думая, что они ничего не понимают. Моя надежда — на них.