Во Франции Дмитрия де Кошко считают русским, в России — французом. Сам он предпочитает с французами быть французом, а с русскими — русским. Именно с этим ощущением он много лет работал журналистом во французском информационном агентстве "Франс-пресс", а сегодня ведет активную общественную деятельность в качестве лидера движения русофонии в Европе и мире.
В Ригу Дмитрий де Кошко приезжал по приглашению клуба Kultūras linija с презентацией своей книги "Тайны и герои Века. Неизданные архивы Парижа", в которой предлагает взглянуть на российскую историю через призму воспоминаний и дневников членов своей семьи. В том числе - знаменитого прадеда...
Про знаменитого прадеда: глава полиции Риги, потом — Москвы и России
В моей книге есть рассказы о его рижских расследованиях начиная с серийного убийства. Когда угрозы криминального мира в его адрес стали слишком серьезны — его эвакуировали в Царское село, где он занимался охраной дворцов и познакомился с семьей императора.
С 1907 года дед возглавил Московскую криминальную полицию, которая была в плачевном состоянии — коррупция, нераскрываемость, плохая организация. Прадед ее полностью преобразил, введя новые технологии: использование телефона, переодевания, создал картотеку антропологических описаний и систему классификации дактилоскопии задержанных из преступного мира. На криминалистическом конгрессе в Женеве московскую полицию назвали лучшей в Европе, а Аркадий Францевич тогда получил звание "русского Шерлока Холмса".
В 1916 году Аркадию Францевичу поручили искать пропавшего Распутина. Сыскная полиция Петербурга тогда взбунтовалась и отказалась этим заниматься: подумаешь, падаль исчезла! Но Аркадий Францевич заставил их делать свое дело — они нашли его, подо льдом с поднятой в знак угрозы рукой… За несколько лет до того брат Аркадия губернатор Перми Иван Францевич де Кошко был вынужден уйти в отставку за то, что принципиально не встретил Распутина на станции в Перми: перед приездом "старца" он специально уехал в Петербург, оставив встречу третьим лицам. Тем не менее журнал Петербурга написал, что Распутина встретил именно пермский губернатор, на что Иван Францевич отреагировал опровержением: что не встречал и не собирается встречать. Это было расценено, как неуважение к царскому двору — де Кошко "ушли" в отставку.
Дактилоскопическую классификацию Аркадия де Кошко впоследствии перенял Скотланд-Ярд — там предлагали прадеду работу в Англии, но он отказался, не хотел присягать другому королевскому роду. После революции семья Кошко бежала от большевиков через Киев, где прадеда спасли его же бывшие арестанты. Ему удалось добраться до Одессы, а оттуда — на пароходе в Севастополь, где Аркадий Францевич полгода возглавлял уголовную полицию при Врангеле, а в ноябре 1920 года ему пришлось эвакуироваться в Константинополь, где он открыл свое детективное бюро. Позже все перебрались в Париж…
Про сохранение русских языка и культуры в эмиграции
- На своем опыте я познал три условия сохранения русского языка в эмиграции.
Первое — когда знание языка позволяет сохранить социальный статус среди своих. Бежавшие после революции люди потеряли свои должности и положение в России, а во Франции многие из них оказались в беднейших слоях. Сохранить свой статус хотя бы в иллюзии можно было только общаясь на русском. В детстве мы бывали на собраниях белых офицеров в парижском Доме Белого воина. Там всем заправлял генерал, который днем зарабатывал на жизнь продажей билетов Национальной лотереи перед Galeries Lafayette. Помню, как поссорившись на собрании с другим стариком-полковником, генерал хлопнул по столу рукой: молчать, вы для меня мальчишка! Да, его статус сохранился в иллюзии, но ему он важен.
Второе условие — деятельность всевозможных русских организаций и обществ. Скажем, я состоял в обществе "Витязи", были Русское студенческое христианское движение, издательство ИМКА (оно издавало Солженицына), были скауты, "разведчики", "орлы", "сокола". Они позволяли сохранять общение, воспитание и, до известной степени, русский язык.
Когда мои дети были маленькими — таких организаций было меньше, что сказалось на языке. Для них была лишь церковная школа. Сейчас организаций снова стало больше — эмигранты третьей волны уделяли внимание языку и организовали немало занятий по интересам.
Среди организаций особую роль играет православная церковь — она помогла сохранить культуру, идентичность, общение. В кафедральном соборе Александра Невского встречался весь русский Париж. Правда, этот собор остался под константинопольской юрисдикцией, которая была враждебно настроена к Московскому патриархату. Когда Алексий II был в Париже и хотел посетить на кладбище могилу митрополита Евлогия, представители собора Александра Невского заперли дверь в крипту и исчезли.
Самое же важное условие сохранения языка — женщина, русская или обрусевшая. У нас в семье функцию хранительниц языка исполняли бабушка, мама, няни, тети. В доме говорили только по-русски. В школу я пошел, совсем не зная французского. В целом французы — за ассимиляцию, но они никогда не вмешивались в дела русской общины.
Про идею русофонии - популяризации русского языка в мире
- Как-то уже в период перестройки ко мне приехали люди с Урала и попросили организовать гуманитарную помощь. Мы создали общественную ассоциацию "Франция — Урал". В 90-х к нам стали обращаться другие люди из стран бывшего Советского союза, в том числе Прибалтики и Молдавии, которые объясняли: по национальности мы — не русские, а даже если русские — не россияне, но мы владеем русским языком и дорожим им, потому что он помогает нам поддерживать общение между собой и с тем же русским Парижем. И мы хотим сохранить такую возможность.
Тогда и пришла мысль поставить на службу русскому языку идею франкофонии. Французский язык ведь тоже используется людьми разных национальностей. Сами французы долгое время этого не осознавали. Они считали, что в Квебеке и Луизиане на французском говорят "французы, живущие в Канаде и Америке". На что им объясняли, что "мы уже не французы — мы канадцы (американцы), которые говорят на французском языке и хотят эту возможность сохранить".
Когда после алжирской войны африканские колонии получили независимость, президент Сенегала, поэт и переводчик Леопольд Седар Сенгор сумел убедить де Голля, что в Африке надо сохранить французский язык — это единственный способ связать разные племена и народности, говорящие на своих наречиях и исповедующие разные религии. Это важно и для предотвращения конфликтов. Так было создано агентство франкофонии, в котором самым активным членом стал канадский Квебек. Туда вошли Бельгия, Швейцария, Вьетнам, Египет, Ливан…
Несмотря на колониальное прошлое, африканцы не обижаются на французский язык — для них это способ общения и социальные возможности, при этом никто не должен терять свою национальную идентичность.
По стопам этой истории мы и пошли. Ведь русский язык — один из пяти языков-мостов (вместе с английским, французским, испанским и португальским), которыми пользуются разные национальности для общения между собой. Будем честны: много ли представителей англоязычного мира знают о существовании Латвии, Литвы и Эстонии? А в русскоязычном мире их знают все.
Почему "русофонИя" (а я предлагаю делать ударение на французский манер, на "И", чтобы была ассоциация с франкофонИей, а не с русофобией), а не "русский мир"? Русский или русскоговорящий — это несет идею нацменьшинства и, иногда, и конфликтности. Идея с греческим корнем "фонос" — более нейтральна. Сюда подключается не только русское меньшинство, а все, кто владеет русским языком. В Латвии это и многие латыши, украинцы, евреи, белорусы… Это слово их объединяет и примиряет. Русский язык им помогает общаться, понимать друг друга.
К сожалению, сами русские — россияне — идею русофонии зачастую не понимают. Вы тут, в Прибалтике, гораздо лучше можете ее понять — вы необходимы для русофонии! Как и Израиль, Молдавия, Германия… Как Квебек и Сенегал для франкофонии. Россиянам тоже непросто согласиться с мыслью, что русский язык принадлежит не только им. Ведь язык — момент идентичности россиян, который не решен. И он не может быть решен только за счет корней — славянских и православных.
Да, россияне нужны русофонии, но не надо рассчитывать только на них. В Евросоюзе эту идею даже лучше продвигать без них — их появление для ЕС лучший повод отбросить хорошую идею.
Про попытки дать русскому языку официальный статус в ЕС
- Формально это возможно. И есть немало причин, чтобы бороться за придание русскому языку легитимности на уровне ЕС. Первая: русское культурное и языковое наследие — это и европейское наследие. Европу трудно представить без писателя Достоевского, композитора Римского-Корсакова, экономиста Кондратьева, физиолога Павлова…
Вторая: в Евросоюзе на русском языке говорят 8 миллионов людей (только в Германии около 4 млн). Нас больше, чем каталонцев, которые сейчас шумят. Это больше, чем Люксембург или любая страна Прибалтики.
Третье: благодаря русскому языку, мы общаемся со всеми странами Евросоюза. Только наша организация проводила европейские программы на русском языке, которые финансировались ЕС — между Австрией, Францией, Германией, Испанией, Кипром, Бельгией. И таких организаций немало. То есть, как ни парадоксально, но русский язык играет и роль интеграции ЕС. Скажем, фламандцы и валлонцы не всегда согласны общаться, а русскоязычные, живущие там и там — общаются прекрасно и могут бизнес организовать. Что в этом плохого?
Есть даже такой неожиданный способ востребованности русского языка в ЕС, как созданная в Брюсселе русскоязычная ячейка… пропаганды против России. Хотя, конечно, идея русофонии стоит над всякой идеологией и политикой.
Я делал попытки продвигать идею статуса для русского языка в ЕС. Эту возможность дает Лиссабонское соглашение: граждане ЕС могут организовать петицию, собрав в ее поддержку за год миллион подписей минимум в семи странах, и подать ее в Еврокомиссию для проведения определенного закона. Например, признания русского языка хотя бы рабочим. Подготовительные документы для этой инициативы я частично написал. Мы запустили пробную петицию во Франции: за 20 дней собрали 1800 подписей, а надо — 54 000 (число зависит от количества евродепутатов в стране, у вас (в Латвии - Ред.) — около 22 000).
В Европарламенте продвинуть хоть одну бумажку невозможно без поддержки евродепутата. Мы этой поддержки не нашли и пока остановились. Но семь стран есть. Тексты готовы. Есть и разногласия. Некоторые (в том числе, Татьяна Жданок), считают, что надо защищать русский язык, как язык нацменьшинств. То есть, как ломбардский, шотландский, каталонский… Но во-первых, это — не язык нацменьшинства, а во-вторых — как раз такому статусу скажут решительное "нет" Испания (она побоится повторения истории с каталонским), Франция (она не поощряет языки меньшинств). Да и вообще, идея дать статус 14 языкам нацменьшинств — это огромные расходы! Одних только переводчиков сколько.
Так что, все возможно. Но нужны минимальные средства. Россияне в это вмешиваться, скорее всего, не будут — это лишь помешает. Это мы должны сами все делать. Я искал евродепутатов — не нашел, наверное, боялись или не хотели, им и так хорошо. Жданок я хорошо знаю — мы вместе всем занимались. Она оказала большую помощь, но она хочет идти по пути языка нацменьшинства.
РусофонИя и русофОбия
- Думаю, идея русофонии могла бы помочь и борьбе с русофобией, ее глубинными причинами и механизмами, которые не всегда рациональны. Их можно сравнить с механизмами расизма и антисемитизма.
Во Франции подход к русскому языку и России отличается от тех же англосаксов. Есть традиционный взаимный интерес и любопытство французов к русским, есть сочувствие, иногда переходящее в глубокое понимание. Вместе с Фондом Ельцина мы 12 лет назад создали ежегодную "Премию русофонии" — за лучший перевод с русского на французский. Вот вам открытие: во Франции — самое большое количество переводов книг с русского, притом что англоязычный рынок — гораздо больше. Только в этом году перевели 70 книг. Перевели "Обитель" Прилепина, Пелевина, Павленского и, конечно, огромное количество классики.
По счастью, общественное мнение во Франции — не на стороне русофобов. Сами французы, а не живущие во Франции русские, чаще всего помогают нам бороться с русофобией. Ведь если подумать, Франции или Германии совершенно невыгодно нападать на Россию — гораздо выгоднее продавать туда артишоки и капусту, а не ссориться, потому что американцы хотят продавать нам свой сланцевый газ. Для чего нам тратить деньги, посылая солдат в Эстонию, если они очень нужны в Африке, где исламисты наступают и готовят свои теракты?! У многих французов этот разумный подход есть — он строится не на любви к русским — он из рассчета "на пользу Франции".
