Моя родина не доверила мне ни гражданства (натурализовался я много позже, после изменения законодательства), ни автомата. Но и я на своей университетской скамье, и мой приятель в североморской казарме, и многие наши сверстники в казармах латвийских тогда, в преддверии нового тысячелетия, воспринимали обязательную военную службу как анахронизм. Как пережиток Совка. Еще свежие воспоминания о советской дедовщине накладывались на телевизионные кадры перепуганных российских срочников в чеченском плену. Зато в США, знали все, служба добровольная. Призывная армия ассоциировалась с отсталостью и прошлым, профессиональная — с прогрессом и будущим. Ассоциировалась не только в бывшем соцлагере — как раз в девяностых и нулевых от призыва отказалось и большинство западноевропейских стран. Но бывшие строители социализма, порвавшие с этим вынужденным занятием, — и уж Латвия-то точно, — четко видели собственное будущее. Знали, чего хотят.
Мы хотели стать настоящей Европой, полноценным Западом. Желанное членство в западных оборонных и экономических союзах, с одной стороны, означало символическое приобщение к продвинутой части человечества, с другой — предполагало практический результат в виде богатства и безопасности. Пятая статья Североатлантического договора вроде бы избавляла от необходимости иметь большую армию (тогда как нейтральные до последнего времени Финляндия со Швецией и Австрия от призыва либо не отказывались, либо отказывались лишь ненадолго), а высокий уровень цивилизации означал, что обороной должны заниматься профессионалы. Мы были уверены, что богатство, продвинутость и безопасность входят в один комплект — на упаковке которого стояли логотипы НАТО и ЕС.
Так мы желаемое и получили — почти одновременно.
Чтобы продолжить чтение, оформите абонемент.
Пожалуйста, подождите!
Мы подбираем для вас наиболее подходящее предложение подписки...
Предложение о подписке не отображается? Пожалуйста, отключите блокировщик рекламы или перезагрузите страницу.
В случае вопросов пишите на konts@delfi.lv